Вторая Гаммы
Шрифт:
Дан пожал плечами.
— Наверно, он вступил в какие-то сношения с жителями ближайших к озеру становищ и научился говорить от них так же, как ты от меня.
Он и не подозревал, насколько был прав, не в отношении языка, конечно, а контактов, лишь позднее он узнал, что Маран пришел, а точнее, приехал в резиденцию правителя на купленном то бишь выменянном на нож каоте, зная о кочевниках куда больше, чем он сам.
Пир вроде подходил к концу, на блюдах, во всяком случае, остались одни дочиста обгрызенные кости, горшки были буквально вылизаны, кувшины пусты. Десерта, кажется, не предусматривалось. Но было кое-что вместо него. Лениво созерцавший финал пьянки Дан увидел, как кожаная занавеска входа отодвинулась, и в залу тесной стайкой вошли закутанные в покрывала женщины. Балахонов на них, по всей видимости, не было, плотно прилегавшая ткань четко обрисовывала тела, чаще стройные, если не сказать, худые, но попадались и попышнее, мелькали кисти рук, неприкрытые щиколотки и босые ступни. Они остановились в центре зала, распустили узлы, которыми покрывала — длинные узкие полосы ткани, намотанные в несколько слоев, были завязаны на груди, и витки стали расползаться, образуя щели. В щели проглядывало голое тело, и это было почище вульгарного стриптиза. Некоторые из участников пира вскочили и устремились к «стриптизершам». Неужели сейчас начнется всеобщая оргия, подумал Дан с отвращением, но увидел, что воины просто выбирают девушек и уводят их из зала.
— Если хочешь Генису, поторопись, — сказал насмешливо Паомес, потягивавший напиток из благоразумно переставленного со «стола» поближе к себе и потому избежавшего общей участи кувшина.
Действительно! Присмотревшись, Дан узнал в одной из девушек Генису, стоявшую неподвижно, как изваяние. Покрывало ее было туго натянуто, глаза опущены, может, потому на нее до сих пор никто не посягнул? Словно почувствовав взгляд Дана, она подняла голову и умоляюще на него посмотрела, Дан чуть не вскочил и не пошел к ней, его удержала только мысль, что тем самым он станет участником этого нечистоплотного действа, и пока он колебался, Генису-таки увели. Какой-то немолодой уже воитель с длинной, слипшейся бородой и дырой вместо двух передних зубов. Тогда он почувствовал себя предателем. И вспомнил Эдуру, переживания Марана. Вот уж поистине, куда ни кинь, всюду клин! Тут он уловил нечто, отвлекшее его от мыслей о Генисе, Бетлоан задал Марану вопрос, дословно Дан не разобрал, но смысл понял: правитель предлагал Марану выбрать себе женщину.
— В следующий раз, — ответил тот, слегка нахмурившись.
Тогда Бетлоан выдал еще одну длинную фразу, касалась она, насколько Дан уразумел, недавней реплики Марана, мол, он умеет все, что должно уметь мужчине (вот и трепись после этого!). Правителю, кажется, удалось задеть своего собеседника, так как Маран ответил раздраженно:
— Я не привык заниматься этим на ходу. И поскольку я еще не знаю, где придется ночевать мне самому, то…
— Где тебе ночевать, мы найдем, — заверил его правитель. И хотя Маран ничего не сказал насчет Дана, только бросил короткий взгляд в его сторону, Бетлоан добавил: — Нет. Я не настолько глуп. Твой друг останется пока там, где был.
Вскоре пиршество закончилось или, скорее, угасло, часть гостей ушла с женщинами, часть впала в полубессознательное состояние, и Бетлоан, брезгливо оглядевшись — сам он не пил или пил в меру, потому вполне сохранял контроль над собой — встал.
Дана отвели в его камеру, и через полчаса или около того он услышал приглушенный голос Марана.
— Ты где? — спросил Дан. — Один?
— Один. Мне выделили изолированные апартаменты. Каморку величиной чуть поменьше кроватей, на которых ты с Никой или я с Наи спим на Земле.
Дан невольно улыбнулся. Кровать или, вернее, тахта, софа, исполнявшая роль супружеского ложа в его с Никой огромной новомодной комнате на вилле (которую они, конечно, не купили, как собирались, напополам с Мараном и Наи, не успели или не удосужились, земные дела их всякий раз оставались незавершенными либо и вовсе неначатыми), имела размеры примерно три на два с половиной метра…
— Во «дворце»?
— Да.
— Кожаную или деревянную?
— Кожаную.
— То есть ты на свободе?
— Как будто. Правда, не знаю, что случится, если я попытаюсь этой свободой воспользоваться.
— А ты хочешь попытаться? — спросил Дан.
— Нет.
— Нет?
— Нет. Бессмысленно, Дан. Не знаю, как меня, а тебя они стерегут. И очень умело. А если б я собирался бежать без тебя, то на кой черт, извини, мне надо было сюда являться?
— А что же ты собираешься делать? — поинтересовался Дан без особой надежды на ответ, не формальный, конечно, а по существу, и Маран не замедлил его ожидания оправдать.
— Не сейчас, Дан, — сказал он.
— А когда? В следующий раз? — спросил Дан насмешливо. — И долго его придется ждать? Или ты полагаешь отвертеться от меня, как отвертелся от Бетлоана?
— Сомневаюсь, что мне это удалось. Я насчет Бетлоана.
— Нет?
— Боюсь, они уделяют чрезмерное внимание всему, что связано с процессом воспроизводства, — сказал Маран задумчиво. — Впрочем, понять их можно. Как мне сегодня объяснили, у них тут действительно перманентная война. И длится она с незапамятных времен. Они просто не знают, что такое мир, им незнакомо само это понятие.
— Но почему?!
— Так им завещал их патриарх. Или пророк, этого я не разобрал. Но не бог. Конкретная личность с биографией, жившая где-то здесь, в центральной части континента в историческую эпоху. Правда, вряд ли ее можно так назвать, у этих ребят, если я правильно понял, нет не только истории, даже устной, но и отсчета времени. Во всяком случае, систематического, из поколения в поколение.
— Это уже совсем невероятно, — заметил Дан. — По-моему, счет времени вели уже древние египтяне.
— Египтяне были цивилизованным народом, — возразил Маран.
— Но даже земные варвары, я думаю, имели представление…
— Ты не вполне осознал, с чем мы тут столкнулись, — прервал его Маран. — Земные варвары, все эти готы, вандалы, да даже гунны, соседствовали с цивилизованными народами и перенимали от них начатки этой самой цивилизованности. А тут мы имеем дело с варварством в чистом виде. Первозданным, не отягощенным привнесенными извне частицами иного устройства или понимания жизни, как хочешь. Незамутненным. Дистиллированным, я бы сказал.
— И за что же они все-таки воюют? — спросил Дан после того, как Маран закончил свою речь.
— Да за мир и воюют, — ответил Маран насмешливо.
— Каким образом? Ты же говоришь, что у них и понятия такого нет.
— Понятия нет. Я имею в виде лексическое, лингвистическое, как его там. Но есть туманные представления о том, что возможна жизнь без войны.
— А почему бы им этот мир не заключить? — поинтересовался Дан.
— Представь себе, я задал ему такой вопрос. Почему бы, спросил я, вам, правителям воюющих племен, не собраться и не договориться о том, чтобы прекратить войну.