Вторая Гаммы
Шрифт:
Дан удивился, он ожидал, что Каси выведет их к забору, но ничего похожего видно не было, правда, палатки кончились, и перед беглецами лежало широкое свободное пространство… он напряг зрение и различил в темноте большие овальные силуэты. Каоты!
Каси снова задрала балахон, вытянула из-под него какие-то тряпки и протянула Марану.
— Замотайте им головы, чтобы они не кричали, — пояснила она. — По ту сторону пастбища ограда. У вас есть нож, чтобы разрезать веревки?
— Нет, — сказал Маран.
— Возьми, — она еще раз залезла под свой балахон и протянула ему маленький нож. — Оставь себе. Я украла его в кухне. А чем же вы их убили? — спросила она вдруг. — Если у вас даже ножей нет…
— Мы никого не убивали, — ответил Маран. — Они все живы и скоро придут в себя.
— Да? Жаль!
Дан смущенно кашлянул. Ощущение такое, будто кого-то обманул. Он хотел взять у Марана одну из тряпок, но тот отстранил его.
— Для тебя слишком темно. Я сам.
— Дай я, — вмешалась неожиданно Каси. — Я умею.
Она отобрала у Марана тряпки и решительно направилась к ближайшему животному, потом передумала, сообразила, наверно, что чем ближе к ограде, тем лучше.
— Иди за мной, — сказал Маран Дану, — а то налетишь, чего доброго, на каота, они тут бродят взад-вперед.
— А ее каот не лягнет? — спросил Дан, пристраиваясь за его спиной. — Копытное все-таки.
— Они смирнее коров, — возразил Маран.
Когда они подошли к границе пастбища, Каси уже обматывала челюсти второго каота. Закончив, она протянула им концы веревок, служивших поводьями. Дан проверил, есть ли на животном седло, и к немалому своему облегчению убедился, что да. Кажется, каотов не расседлывали, как коней, или, по крайней мере, не каждый день, много возни, наверно, да и шкура у них толстая, грубая, с жестким мехом, скорее всего, они седла и не чувствуют.
— Ты не возьмешь меня с собой? — спросила Каси, глядя на Марана.
— Нет, — ответил тот тихо, но твердо.
— Я готова быть служанкой у твоей жены.
— Это невозможно, Каси.
Она продолжала стоять перед ним. Маран поманил Дана и отдал ему нож.
— Разрежь веревки и выведи каотов за ограду, — сказал он. — Я сейчас.
Дан взял поводья и, ведя обоих каотов за собой, пошел к ограде, светлые колья которой были видны даже в темноте. Он перерезал веревки, вывел животных, потом, подумав, смотал с ближайших кольев несколько витков и связал болтавшиеся концы, Маран пролезет, решил он, а так будет меньше бросаться в глаза, и направление, в котором они двинулись, определят не сразу.
Через несколько минут Маран действительно пролез между веревками, быстрым шагом подошел к Дану, вскочил на каота и бросил:
— Поехали!
Они скакали ночь напролет, выжимая из каотов все, на что животные были способны. Морды им размотали только через добрый километр, поскольку крик каота, резкий и заунывный, разносился на расстояние большее, чем можно было ожидать, освободившись от повязок, они побежали резвее, хотя все равно сравнения с лошадьми не выдерживали. Правда, у них обнаружилось другое достоинство, они оказались практически неутомимы. К счастью, степь была ровная, как ипподром, и отсутствие света не очень мешало Дану, на случай серьезных препятствий он держался за Мараном, предоставив тому выбирать не только дорогу, но и направление, для чего за неимением более совершенных приборов приходилось пользовался крошечным компасом, вделанным в пуговицу на куртке. Компас, кажется, оказался очень кстати, поскольку Маран раза три или четыре ощутимо забирал в сторону.
Только когда начало светать, Маран остановился и стал оглядываться. Далеко впереди неясно маячили холмы. В пустынной степи вокруг не было ни одного дерева, ни единого кустика, только тускло-желтая трава, мокрая от ночного дождя.
— Даже до подножия холмов отсюда ехать добрых полдня, — заметил Дан. — А потом еще в гору.
— Считай, день, — согласился Маран.
— Я думал, мы доберемся быстрее.
— Пришлось сделать большой крюк. Мы выбрались с обратной стороны становища, надо было объезжать.
— Пить хочется, — вздохнул Дан.
— Это полбеды. Хуже другое. Можем встретиться с кучей народу, степь не холмы, хотя и в холмах, видишь, они до тебя добрались. Я уже не говорю о том, что они могут нас догнать, если сообразят ехать к озеру напрямик.
— Так не лучше ли?..
— Лучше. Черт с ней, с посадкой на Глелле! — И Маран позвал: — Эвальд! Эвальд! Как у тебя? — Потом, после паузы. — Отлично. Будем на месте через час.
Дан, не успевший включить «ком», поинтересовался:
— Значит, Эвальд закончил ремонт?
— Закончил.
— А где оно, это место?
— Там, — сказал Маран, взглянув на компас, и махнул рукой на восток.
— Так ты с ним заранее обговорил?
— Разумеется. Я же знал, где ты, и имел карту местности. Ты, Дан, иногда задаешь совершенно удивительные вопросы. Должен ли я понимать так, что на моем месте ты ни о чем договариваться не стал бы, а рванул бы на ура?
Я на твоем месте однажды уже был, чуть не сказал Дан, вспомнив Палевую, но не то что договориться, даже «рвануть на ура» не сумел или не сообразил, а позволил усадить себя в орбитолет и увезти наверх, а потом на Землю, чуть не сказал, но сдержался, знал, что Маран в очередной раз начнет убеждать его, что он не виноват, что ситуация была иная, командир другой, потому не стал зря болтать, а насупился и промолчал.
— Ладно, поехали, — сказал Маран и повернул каота на восток.
Над холмами появилось золотое сияние, мокрая трава заискрилась, засверкала, как хрустальная. Некоторое время Дан молча любовался рассветом, но потом его мысли вернулись к ночному приключению, в конце концов он не удержался и заметил:
— Удивительная эта Каси. Личность.
— Она одна из самых незаурядных женщин, которых я когда-либо встречал, — сказал Маран, и Дан понял, что так оно и есть. Бедная безответная маленькая Гениса уже стала тускнеть в его памяти, а Каси он вряд ли забудет так скоро, скорее всего, будет время от времени вспоминать, как очаровательную людоедку Ат, пусть и смотрел на обеих со стороны…