Вторая смена
Шрифт:
– Наверное, – киваю я. Это страшно, вот так звонить: каждый гудок как удар сердца. А трубку никто не снял. – Анька, не бойся, хорошо?
– Ты со мной пойдешь? – Она теребит меня за рукав.
– Пойду. А куда?
– На ту квартиру, где я раньше жила. Давай маму встретим и с ней поговорим? Она меня увидит и все вспомнит, – обещает мне Анька. Я сама в это верила, если честно. До тех пор, пока у Марфы в гостях не побывала, с фотоаппаратом наперевес.
– Женька, я все уроки на продленке сделала, кроме английского! Я потом доделаю, пошли сейчас, пожалуйста?
Я трясу головой – словно ставлю мозги на место. И объявляю привычным, раздраженно-деловым тоном:
– Ань, у меня сегодня работы выше ушей. Если отпустят, то съездим, а если нет – то потом.
– А ты ее тоже вечером сделай. Попроси, чтобы тебя отпустили.
Я выхожу из комнаты. Номер Старого приходится выколупывать из записной книжки мобильного, во входящих и исходящих он у меня давно уже не значится.
– …недоступен. Оставьте сообщение, – увещевает меня механическая барышня.
– Она все знает… про маму. Хочет к ней домой. Что мне делать? – шиплю я, прикрывая мембрану ладонью. Потом давлю клавишу «Отбой» и громко говорю дальше: – Добрый день, это Озерная беспокоит! Мне очень надо отъехать с участка на пару часов, по семейным обстоятельствам. Можно?
– Можно? – Анька встает на пороге своей комнаты. Пялится на зажатый в моей руке телефон так, словно это редкий аргумент XVII века, в рабочем состоянии, б/у, недорого, возможна пересылка… – Можно? Можно?
– Алло? – интересуюсь я у отключенного мобильника: – Что скажете?
– Скажи, что я их очень прошу! Женечка, я тебе помогу потом все сделать, честно!
– Это очень важно, – растерянно повторяю я. – Да, моя дочка тоже вас просит!
– Давай я с ними сама поговорю? Ну, пожалуйста! Они мне поверят, честное на камнях!
– Да? Спасибо вам большое! – Я срочно сворачиваю несуществующий диалог.
Анька почему-то дрожит губами:
– Тебе не разрешили?
Она была готова клясться на камнях из-за ерунды. А я назвала Аньку дочкой – якобы в разговоре, совсем случайно.
– Поехали! – Я машу рукой. – Только английский вечером обязательно!
– У мамы сделаю, – беспечно сообщает Анюта. – Жень, ты красься, а я соберусь.
В розовый школьный рюкзак впихиваются все учебники подряд, толстые лакированные книжки, кукла, названная Ниной Джавахой, плеер и фигурки игрушечных пони.
– Женька, я компьютер и домик кукольный потом с собой заберу! – Анька пробует застегнуть молнию на перегруженном рюкзачке. Нарядная ткань отчаянно скрипит.
– Куда заберешь?
– Домой, к маме! Скажешь папе, чтобы он мне все привез, ладно? Женька, ну не вредничай! Я у мамы жить буду, а к тебе в гости приходить. Часто! Честное на камнях! – Анька гладит меня по локтю. Пальцы у нее теплые, ласковые и длинные. Красивые руки. На таких любые кольца будут хорошо смотреться.
– Аня! Никогда не клянись на камнях! Это очень серьезно, так не делают.
– Ладно, не буду! – Она встряхивает волосами и тащит свою ношу в коридор. – Застегни мне, а то не получается.
Из рюкзака свисают проводочки плеера. Я тихонько облегчаю вес: теперь поклажа не тяжелее воздушного шарика. Надо Анютку покрепче за руку держать, а то вдруг взлетит?
У Ани не ботинки, а самые настоящие башмачки. Лакированные, тупоносые. Шнуровка – розовыми атласными лентами. И сами они, естественно, тоже розовые – как у мультяшной принцессы. Анька скачет по сухому асфальту и немножко звенит – значит, на каблучках серебряные подковы проклюнулись. В работе от подковок особой пользы нет, они больше для удовольствия и укрепления сил – как аскорбинка во время лихого весеннего авитаминоза. Приятно слушать это тихое цоканье. Признало имущество хозяйку: у нас настоящая ведьма растет!
– Сейчас красный загорится, ты чего стоишь! – Аня ступает на белую полоску зебры, как фигуристка на лед.
Я закуриваю, прячу в сумку сигареты. Замочек никак не хочет защелкнуться. Нервничаю. А зря: сейчас середина рабочего дня, Марфа вкалывает в каком-нибудь офисе, света белого не видя. Мы приедем к пустой квартире, постоим у дверей и вернемся обратно. А там надо Аньку за уроки усадить и закончить разбор сомнительного имущества. И Ленке перезвонить, мы прервались на самом интересном месте…
– Женя! – Голос Анюты звучит с той стороны улицы, как с другого берега. Над ее макушкой мигает красным пешеходный светофор. А к остановке уже причаливает нужная маршрутка, та, что идет впритык до Марфиного дома. По проезжей части летят машины. Густой поток, в обе стороны. Так просто не перебежать. Нельзя нам нарушать правила, рисковать мирской жизнью. А водитель маршрутки уже закрыл двери. Сейчас частника поймаем, ничего страшного, так даже лучше, все одно – впустую съездим.
Анюта перестает подскакивать вместе со своим невесомым перегруженным рюкзачком. Она внимательно смотрит на шофера нужной нам «газельки». Губами не шевелит, но брови хмурит, придумывает что-то.
– Твою мать! – откликаюсь я, глядя, как водитель замирает за рулем в тихом оцепенении. Дверца маршрутки плавно отъезжает в сторону.
«Суслик»! Что ж она делает-то, зараза мелкая! Наслала на мужика самый настоящий ступор, он сейчас застыл – как суслик в степи. Это как она так ухитрилась? Хорошо, что шофер еще с места не тронулся, а то было бы сейчас ДТП по полной программе. Может, даже с летальным исходом! Вот балда!
Чем дальше расстояние от объекта – тем сложнее наводить и снимать «суслика». Зеленый загорается почти сразу: я бегу, бормоча заклятие ядовитым шепотом. Анька балансирует на бровке тротуара, вытягивает ладонь. Опять ведьмачит? Нет, требует, чтобы я схватила ее за руку и помчалась к «газельке». В салоне уже галдят удивленные пассажиры: