Вторая жена доктора Айболита

Халь Евгения

– Какая ты нежная вся, – задохнулся он и впился поцелуем в мою шею.

Его руки заскользили по моему телу, ощупывая каждый сантиметр. Так проверяют помидоры на базаре, боясь прогадать.

– Да отпусти же! Так нельзя! Это первое знакомство! – я уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть.

– Ерунда, – не обращая ни малейшего внимания на попытки сопротивления, он быстро и ловко одной рукой расстегнул пуговицы на платье. – Первое, двадцать первое, сорок первое… – второй рукой он расстегнул брюки, – я тебе не мальчик, чтобы со мной играться. Привыкай!

Я запахнула

платье, закрывая грудь. Попыталась сжать колени и почувствовала, что вот-вот случится то, чего у меня еще ни разу не было. От страха у меня внутри всё сжалось. Амир везде был мощный и большой. И там тоже. Я чувствовала эту агрессивную мужскую природу, которая стремилась получить то, что ей полагалось по праву спасителя нашей семьи.

– Нет! – я изо всех сил оттолкнула его и сжала колени. – Не могу! Подожди! У меня эти дни!

– Что? С какой стати? – он еще тяжело дышал и шарики с роликами в его мозгу явно с трудом ворочались, сосредоточившись на управлении нижней частью тела.

Красные пятна расцвели на его узком лице с высокими скулами. Черные глаза гневно сузились.

– За дурачка меня держишь, да? – он вдруг больно схватил меня за волосы и оттянул мою голову назад. – Думаешь, со мной можно играть?

– У меня правда эти дни, – я схватила за его руку, пытаясь освободить волосы.

Виски запульсировали от боли, так крепко он тянул меня за волосы.

– Врешь! Ты только была у доктора. Как он тебя смотрел, если у тебя эти дни?

– У меня перед твоим приходом начались. От волнения. Со мной такое часто бывает. Да отпусти же. Больно!

Амир отпустил меня и ударил ладонями по столу рядом со мной. Я зажмурилась и сжалась в комок. Сейчас он ударит меня и конец! Звериная сила и вспыльчивый кавказский характер – это кошмарное сочетание. Не дай бог под руку попасться! Горские и вообще-то вспыльчивые, как сухой порох. Даже мой отец вот вроде спокойный, но когда в голову ударит, теряет над собой контроль. А от Амира просто искры во все стороны летят.

– От волнения, говоришь? – вдруг нехорошо улыбнулся он. – А мы сейчас проверим.

– Не смей! – я натянула платье до колен.

Он отошел от меня, открыл холодильник, свинтил пробку на апельсиновом соке и жадно отхлебнул.

– Я тебя научу раз и навсегда, – он ткнул в меня пальцем, – что со мной никто не шутит. Одевайся, мы едем к твоему этому Айболиту. Пусть он подтвердит, что у тебя месячные. И если обманула, тогда смотри у меня, – прорычал он, нависая надо мной. – Я тебя накажу! Да так, что ты на всю жизнь запомнишь. Меня умные люди предупреждали, что ты не совсем горская, поэтому покорности не обучена. И вести себя с уважением не умеешь. Так я научу.

С уважением? Это у него называется уважением? Попытаться изнасиловать меня на кухне? И я должна была радостно отдаться ему и еще спасибо сказать? За что мне это всё? Я, конечно, знала, что жизнь большинства горских женщин очень тяжёлая. Но всегда думала, что меня это обойдет стороной, просто потому что вообще не собиралась замуж. Тем более за горского.

Разве я могла знать, что всё решат за меня? Что мне теперь делать? Как жить? Если Амир сейчас потащит меня к гинекологу, то доктор сразу скажет

ему, что никаких месячных у меня нет. И отец явно не сможет меня защитить. Что этот псих сделает? Изобьёт меня? Это какой-то бред! Не может быть, чтобы это происходило со мной! Да еще и в России! Мы же не в Афганистане, в конце концов.

– Я никуда не пойду, – осмелилась возразить я.

– А я тебя спрашиваю? – он поднял бровь, снял меня со стола и вытолкнул в коридор.

– Одевайся! – он надел светлое кашемировое пальто. – Это твое? – он снял с вешалки мою куртку.

– Нет, я хочу жакет. Вот тот, – я показала на любимый жакет на вешалке.

Амир повертел в руках мой любимый светло-бежевый и мягкий жакет из верблюжьей шерсти.

– Чего ж так по сиротски-то? – недовольно пробурчал он. – Куртку лучше надень. Она красивее,– он снял с вешалки ненавидимую мной кожаную куртку с вышивкой на лацканах и россыпью стразов, которую меня заставила купить тетя.

Горские без кожаной куртки или кожаного пальто – это как джигит без лошади. Я с тётей тогда в магазине и спорить не стала. Потому что это было бесполезно. Но эту куртку так ни разу не надела.

– Не хочу куртку, – я потянулась к жакету.

– А мне начинает нравиться твое сопротивление. Это возбуждает, – Амир наклонился ко мне и положил руку на талию. – Только запомни прямо сейчас: я – твой муж почти. Я лучше знаю, в чем нужно ходить моей жене. Ты поняла меня? – сильными пальцами он ухватил мой подбородок.

Я молчала. Язык просто не мог повернуться, чтобы сказать: "Да!"

– Не слышу ответа! Прошепчи его твоими чудесными губками мне на ушко, – Амир прижался ухом к моему рту.

– Звоню отцу, – прошептала я. – Меня это всё не устраивает, – я оттолкнула его и метнулась в гостиную, чтобы взять телефон.

– Куда ты звонишь? – ехидно осведомился он, следуя за мной.

– Папе. Не хочу за тебя замуж, – я разблокировала телефон, собираясь набрать номер отца.

В конце концов, сейчас не средние века. Папа меня любит и всегда любил. И, честно говоря, он старался не вбивать мне в голову эти их горские заморочки. Даже не настаивал, чтобы я учила язык джуури. Хотя в голове многое отложилось, так как тетка Раиса всё время мозг утюжила, что я обязана знать язык отца. И часто со мной говорила на горском. Мне всегда казалось, что папе нравился тот факт, что я больше русская, чем горская. И понятно почему: я напоминала ему мою покойную маму, которую он очень любил.

Амир выхватил телефон из моих рук и швырнул на диван.

– Да что… ты… себе… позволяешь? – я даже запинаться начала от возмущения.

Попыталась схватить телефон, но Амир опередил меня и сунул его в карман.

– Выйдем от доктора – получишь телефон назад. Ты что еще ничего не поняла, да? Кукла безмозглая! Твой папа спит и видит, как бы скорее тебя сплавить мне, потому что он в таких долгах, что уважаемые люди давно бы его прибили, если бы я за него не вписался. Мы ведь своих не бросаем. Но и для любой помощи есть свой предел. Твой папа его уже раза три перешел. Так что теперь он мне должен. Иначе его порченая доченька, моя первая жена, пойдет к такой-то матери. Поняла меня?