Вторая жена доктора Айболита
Шрифт:
Так что даже если я тебя сейчас здесь оприходую раза три подряд, папа только счастлив будет, что официально ты уже моя. Я тебя еще не купил, но уже заплатил залог за товар. Ты ко мне прилеплена намертво. Согласно заповеди: да прилепится жена к мужу своему. Сказать чисто конкретно, куда я тебя прилеплю? Или сама знаешь? Помнишь, как у нас говорят? Еки санг гэрдо, еки гарабэч! Один может быть камнем, другой орехом. Ты – не камень, женщина. Ты – орех. Вот так тебя расколю! – он сжал кулак и постучал по нему вторым кулаком.
Не веря своим ушам я опустилась на скамеечку, что стояла в прихожей. Одна, без связи с внешним миром и наедине с каким-то чокнутым зверем. Без поддержки и помощи. В центре Москвы в двадцать первом веке. Мозг отказывался это осознать. Но интуиция нашептывала, что всё именно так, как он говорит. Почему я была так убеждена, что меня это всё обойдет стороной? Какая же идиотка!
Я залилась слезами. Амир удовлетворено улыбнулся и сказал уже спокойнее:
– Вижу, что ты начинаешь понимать. Так что решила? Ублажишь мужа или по-прежнему будешь утверждать, что у тебя эти дни? Предупреждаю сразу: в эти женские глупости не верю. Потому что заранее у тетки Раисы выяснил, что они у тебя в этом месяце уже были. Поэтому я пришел сюда. Знал ведь, что можно. И если доктор скажет, что ты врешь, я тебя проучу. Так что подумай: стоит ли продолжать это hулум-hузи?
Я молча кивнула, продолжая плакать. Это с моей стороны коварное вранье – hулум-hузи? Это они всё подстроили заранее: тетка уехала, чтобы мы остались наедине. Отец не зря так спешил и старался мне в глаза не смотреть. Они оба, Раиса и папа, знали, что здесь случится.
– Не понял: hулум-hузи или эти дни? – повторил Амир.
– Эти… дни, – упрямо повторила я.
Не знаю, на что рассчитывала. Добрый доктор Айболит тоже часть семьи. Он был женат на Диане – старшей дочери моего отца. Так что скорее всего я просто отсрочу свой приговор.
Что еще сильнее разозлит Амира. Он ведь мне потом не простит!
Но заставить себя отдаться ему здесь и сейчас я не могла. Хоть немного еще подышать. Хоть чуть-чуть!
– Ладно! Тебе же хуже. Ох ты и упрямая! Сразу видно: русская кровь. Ну ничего. Еще не таких кобылок объезжали! – Амир вытащил из кармана айфон в золотом футляре, набрал номер и включил динамик, подмигнув мне.
– Слушаю, – раздаю в трубке мягкий баритон.
– Доктор, здравствуй, дорогой! Это Амир беспокоит. Виделись сегодня.
– Помню. Добрый вечер! – сухо ответил Айболит.
– А мы вот с моей невестой к тебе в клинику собрались. У нас тут женские заморочки. Нужно, чтобы ты глянул.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил доктор. – Дайте мне, пожалуйста, Машу к телефону.
– А зачем тебе Маша? Ты просто дождись нас.
– Но я не на работе, а дома.
В моем сердце робко завозилась надежда, что Айболит не сможет приехать и тогда у меня будет время хотя бы до утра.
– А ты подскочи на работу. Мы ж не чужие люди. Родня все-таки! Ради семьи-то можно от телека оторваться. Твой тесть сказал, что ты прям, как Айболит, всегда готов своих вылечить. Свои ведь тоже всегда тебе помогут. Вот и клинику помогли купить. Так что нос задирать – оно вроде как и некрасиво. Не по-братски, да?
– Я сейчас приеду, – сухо ответил доктор и отключил телефон.
Моя последняя надежда тихо умерла, не успев даже окрепнуть. Единственное, что радовало: я снова увижу доктора. Даже если он мне ничем не поможет. Всё равно. Рядом с ним как-то спокойно, что ли?
Он такой большой и добрый, как слон. Рост не меньше, чем метр девяносто. Темно-русые волосы мягкими прядями спадают на лицо. Он всё время хмурится, но светло-голубые глаза не льдистые, а, наоборот, очень добрые и бесконечно усталые. Что-то очень горькое похоронено там, внутри. Улыбка скупая, через силу. Как будто ему нужно каждый раз прикладывать усилия. При этом губы растягиваются в улыбке, а глаза остаются печальными.
Он мало разговаривает, скупо роняя слова. Так посмотришь со стороны: серьезный и малообщительный мужик, который явно хочет только одного – чтобы его все оставили в покое. Но его большие и нежные руки так осторожно прикасались ко мне, что я почувствовала себя дорогущей вазой какой-то мудрёной китайской династии. Мне нравилось, как он сгибается чуть ли не пополам, присаживаясь на вертящийся стул возле гинекологического кресла. Как серьезно и вдумчиво задает вопросы. Конечно, было неловко. Всё-таки чужой мужчина. А тут я напротив него распластана, как цыпленок табака.
Но в том-то и дело, что я почему-то не воспринимала его, как чужого. Хотя до этого лишь пару раз видела мельком на семейных торжествах. И сейчас мне хотелось, чтобы между мной и этим животным Амиром стоял доктор. Тогда мне хоть чуть-чуть стало бы легче. Даже если Айболит мне не поможет. Ведь он не должен. Кто я для него?
Пока я выиграла совсем чуть-чуть времени. А потом даже страшно подумать, что Амир сделает, когда впадет в ярость. Он и сейчас уже закипает. Видно по нему. Такой же огромный, как Айболит, но пугающий, опасный. От него за километр пахнет агрессией. Он словно дикий и очень голодный зверь только и ждет, когда можно будет вцепиться в добычу. У него даже ноздри трепещут.
Мои руки задрожали от страха, когда я надела эту чертову кожаную куртку.
– А обувь? – Амир посмотрел на мои красные туфельки. – Там холодно. Пока до машины дойдешь, простудишься.
А я и забыла про обувь. В таком состоянии можно голой выйти и не заметить. Я взяла свои любимые коричневые
полусапожки на платформе, которые стояли под вешалкой.
– Ээээ… поморщился Амир. – Это что за лошадиные копыта?
Он наклонился, рассматривая ряды обуви под вешалкой. Взял замшевые ботиночки на высокой шпильке, которые я терпеть не могла, так как они были очень вычурные – с ажурной аппликацией и любимого горского цвета: бордового. Естественно, меня их заставила купить тетка вместе с курткой. По цветовой гамме они подходили. Но я их надевала только когда мы ехали в гости к горским. Да и то под теткино шипение:
– Чего ты оделась, как хушкэ мучов? Старая кляча, да? Что это за вязаные обноски и обувь, как у мужика?
– Это стиль такой, тетя, – терпеливо объясняла я. – Демократический. Бохо называется. Сочетание блеска, этнических мотивов и нарочитой нищеты. Сейчас вся продвинутая интеллигенция так одевается.
– Куда продвинутая? В направлении дурдома? Шмохо! – морщилась Раиса, поднимала глаза к потолку и ныла: – За что мне это, бог? За что? Разве я плохо молилась? Разве я не помогала бедным? Что ни скажешь ей – все не так! Я ей слово – она мне десять поперек. Ээээ… грехи наши тяжкие, – она обхватывала голову и начинала горестно раскачиваться из стороны в сторону.