Вторая жизнь Арсения Коренева
Шрифт:
— Вроде бабка какая-то одинокая, мы её не застали, — сказал Пётр. — Она года три или четыре как померла, квартира городской администрации отошла, а потом уже в фонды Облаздравотдела передали. Ну а те уже в ведение Сердобской райбольницы. Наша квартира к тому времени тоже в ведении Сергея Сергеевича находилась, нас, как только мы приехали, он сюда и отправил. А до этого, с его слов, тут жила семья, но они на Север подались. Наверное, за длинным рублём.
— Пётр, а как тебе вообще тут? Нормальная больница?
— Нормальная, — улыбнулся он краешком губ. — Есть, конечно, свои минусы, ну ты их сам по ходу дела увидишь,
Я посидел ещё минут тридцать, после чего начал прощаться.
— Ты это… Завтра же тоже идёшь в больницу? — спросил Пётр, когда мы уже вышли на крыльцо. — Давай вместе и пойдём, выйдем без четверти восемь
— Замётано, — кивнул я.
Ночь прошла спокойно, тараканы и мыши по мне не бегали, разве что какой-то наглый комар мешал уснуть, но я всё-таки его прихлопнул. После чего вырубился моментально. День получился бурным, много было новых впечатлений, новых знакомств, да и соточка наливки дала себя знать. Так что, если бы не прихваченный из дома будильник, который разбудил меня в шесть утра, я бы, может, продрых ещё часика два, а то и три. Ну а что, это к старости сон у меня ушёл, а в молодые годы я спал будь здоров! Да и переместившись сознанием в своё же тело, вернул себе этот самый крепкий, здоровый сон.
День начался с зарядки. Я, как только попал в самого себя, решил, что это дело забрасывать нельзя, и в Пензе эти почти два месяца занимался каждое утро, за исключением тех дней, что восстанавливался после исцеления матери, и здесь решил продолжать. А начал с пробежки, натянув на ноги китайскими кеды «Два мяча», купленные месяц назад в «Спорттоварах».
Судя по удивлённым взглядам редких в этот ранний час прохожих, утренние пробежки в Сердобске — во всяком случае на этой его окраине — были событием неординарным. Ничего, пусть привыкают, я и по холодам намерен бегать, в общем, круглый год. Не оставили меня без внимания и местные собаки, на которых зрелище бегущего человека действовало, как на быка красная тряпка. Одна псина так и не отставала, да ещё и норовила цапнуть за лодыжку. Пришлось подхватить с обочины сук и замахнуться с суровым криком. Дворняга поняла намёк и, для приличия ещё погавкав немного в спину, потеряла ко мне интерес.
Сделав большой круг в радиусе трёх кварталов, я вернулся домой, восстановил дыхание и во дворе принялся выполнять комплекс упражнений. К своему удивлению, увидел, как на своей стороне двора примерно тем же самым занимается Пётр. Прокофьев, увидев меня, улыбнулся, помахал рукой:
— Привет, сосед! Гляжу, тоже за здоровый образ жизни?
— Да вот, стараюсь поддерживать себя в форме, — ответил я. — Только что с пробежки. Еле отбился от местных собак.
— Это да, собаки тут рьяные, оглянуться не успеешь — откусят по самое не хочу, — рассмеялся Пётр. — Не забудь, без пятнадцати восемь выходим.
Он ещё немного позанимался и двинул домой, а я минут двадцать после этого выполнял комплекс силовых упражнений и упражнений на растяжку. Вместо турника использовал крепкую ветку яблони. Подтянулся пятнадцать раз, хотя, подозреваю, мог и больше. Просто не стал себя насиловать.
Затем разделся до семейных трусов и устроил там же, во дворе, обливание водопроводной водой. Ух, хорошо! После этого гигиенические процедуры, включая удаление щетины на лице при помощи электробритвы, на завтрак — яичница из четырёх яиц с колбасой, за которыми пришлось спускаться в погреб. Выпил бутылку кефира, прохладного, всё из того же погреба. Пусть и не мучило меня похмелье, но кисломолочные вещи я уважал.
Пока завтракал, по радио шла «Пионерская зорька», в данный момент предлагавшая утреннюю зарядку бодрым голосом ведущего с присоединившимся к нему аккомпанементу фортепиано.
«Выпрямитесь, голову повыше, плечи слегка назад, вдохните… На месте шагом марш! Раз, два, три, четыре… Раз, два, три, четыре…»
А я уже, хмыкнул я про себя.
Вышли с Петром, как и договаривались, ровно без чевтерти восемь. Отправился в больницу я с практически пустым портфелем, который притаранил из Пензы в том же чемодане. В портфеле лежали фонендоскоп, документы, завёрнутая в целлофан сменная обувь, кружка да пара бутербродов. Я знал, что врачи могли питаться наравне с больными, только в отдельном помещении, но бутерброды к чаю никогда не помешают. А уж своя кружка — дело святое.
Несмотря на хорошую погоду, больных на лавочках не наблюдалось. Оно и понятно, впереди обход, а после него ходячим с разрешения лечащих врачей можно будет прогуляться на свежий воздух. В главный лечебный корпус зашли вместе.
— Первым делом к сестре-хозяйке загляни, пусть халат тебе выдаст, — посоветовал он.
На втором этаже попрощались — Прокофьев двинулся этажом выше, в хирургию.
Проводив соседа взглядом, я мысленно перекрестился, и потянул на себя дверь с прямоугольником мутного, волнистого стекла. Сразу дохнуло смесью лекарств и мочи. Всё ж таки не все пациенты в состоянии сами дойти до туалета, а сестрички не всегда спешат сразу выносить утки.
Дежурная медсестра обнаружилась на посту. Толстушка лет тридцати сразу удивлённо вскинула брови:
— Молодой человек, вы почему без халата?! Тем более посетителей с 11 часов запускают…
Я ответил располагающей, как мне казалось, улыбкой:
— Здравствуйте, милая девушка! Я ваш новый интерн, Арсений Ильич Коренев. Меня вчера представляли, но вас, видимо, не было. А халат я должен получить у сестры-хозяйки. Не напомните, где её кабинет?
— Ах, интерн, — тоже заулыбалась сестра. — Очень приятно, а я Лида. Лида Иванова, палатная сестра. С вечера заступила, поэтому вас вчера днём и не застала.
— Ну вот и познакомились… Так где сидит сестра-хозяйка?
Оказалось, в женском отделении, которое было отделено от мужского такой же дверью с мутными, волнистыми стёклами, только здесь раскрывались обе незакреплённые створки. Видимо, чтобы удобнее было возить каталки с больными.
Первой, кого я встретил в отделении, была шаркавшая навстречу вдоль стеночки, за которую она придерживалась рукой, древняя бабка со спущенным до самой голени, коричневого цвета в рубчик чулком. Второй сползти не успел, хотя, судя по складкам, уже предпринимал попытки. Старушка подняла на меня свои мутные, слезящиеся глаза.