Вторая жизнь Дмитрия Панина
Шрифт:
– Всё не так. Умерла моя Галина, помнишь её?
Дима кивнул. Они отошли в сторонку, чтобы не мешать пешеходам.
– Как же, не старая ведь?
– Не старая, да жизнь её замучила. Гипертония у нее была, а ей не до себя было, таблетки какие-то пила, и всё на ходу, на ходу. А тут плохо ей стало, вызвали скорую, те сделали какой-то укол, и уехали. Она вроде уснула, я отдельно лег, чтобы не мешаться, а утром встаю, что думаю, моя хозяйка не хлопочет на кухне, завтрак не готовит, вроде пора.
Зашел в комнату, а она холодная.
Андрей достал
– Да, - Дима, кивнул, понимаю, - после стольких лет остаться одному...
– Да ведь если б не я, если не мотал бы я нервы со своим пьянством, она бы жила и жила, а то у меня запои два-три раза в год были, а у нее гипертония. Нельзя было ей такие стрессы. Вот сын мне и сказал: " Всё из-за тебя, отец. Из-за того, что водку ты любишь больше, чем нас".
Кузьмичев ещё раз затянулся, и смял окурок о гранитную стену здания.
– Вот так. И ты, Дима, поверишь, с той поры мне как отрубило, водка эта стала такой ненавистной, я даже на поминках чуть пригубил. Получается, Галя всю свою жизнь боролась с моим пьянством, а победила его только тогда, когда умерла.
Диме стала страшно за Кузьмичева, который жил в сознании своей вины в смерти жены. Он сказал
– Не убивайся, и не вини себя. Конечно, ты жизнь себе отравлял и ей. Но гипертония есть гипертония, стрессы у нее были наверняка не только из-за тебя.
– Это так, с невесткой они иногда цапались, но всё же довело её до могилы мое пьянство.
Помолчали. Диме и сказать было нечего, и он сменил тему разговора:
– А где работаешь?
– А всё там, в автомастерской. Теперь это кооператив. Машины чиню. У меня, ведь Димка, как в народе говорят, руки золотые, я всё могу сделать, и дома по ремонту, и электропроводку, и мотор с закрытыми глазами разберу и соберу, а сейчас, когда без запоев и руки с перепою не трясутся, от клиентов отбоя нет, начальство меня ценит, я хорошо зарабатывать стал, а куда, на что мне деньги?
Сыну подкидываю на внука, а мне самому всю жизнь денег на водку не хватало, а когда пить перестал, так и вот, потратить-то не на что.
Помолчали, не зная, что ещё сказать друг другу, попрощались и расстались, время было позднее, выразили надежду на ещё одну неожиданную встречу в будущем: гора с горой...
Дима после ухода Кузьмичева не пошел пешком по плохо освещенным улицам, а сел в нагнавший его троллейбус.
12
Спустя две недели после встречи с Кузьмичевым, Панин был на приеме у Виктора.
После обычных расспросов о его самочувствии, наступила пауза и Дима, набравшись духу, рассказал врачу о встрече с Кузьмичевым.
– Чего только не бывает в жизни, - сказал Виктор.
– Он казался таким безнадежным пропойцей, а вот выскочил. Другого смерть жены ещё только подтолкнула бы пить и пить.
– А как остальные из нашей палаты, как Максим, как Вова?
– спросил Дима
– Да, Вова, Петрушин, помню, - Виктор замолчал.
– Так что с ним?
–
– И Максим, да Максим, - сказал Виктор, как будто не слышал вопроса о Вове.
Психиатры умеют уйти от ответа, думал Дима, ему было очевидно, что с Вовой нехорошее случилось.
– С Максимом родители вовремя тревогу забили, насильно отвели его на лечение, и он, а это редко бывает, переломался, перемучался и втянулся в другую жизнь. Говорить ещё рано, у таких молодых рецидивы и через пять лет бывают, но сейчас каждый месяц работает на него. Так что есть шанс, что там вообще всё нормально будет.
– А Володя, почему о нём не говоришь?
– А что Володя, нету Володи.
– Погиб?
– Застрелился. Как выписался из больницы, а лучше ему так и не стало, но он, видимо, симулировал улучшение. Как-то контролировал себя, перестал кричать по ночам, стал проситься домой, жена приезжала. Плакала, просила отпустить, ну это не у нас было, в Кащенко. В общем, ошиблись они, отпустили. Он домой вернулся, он из Подольска был, и через два дня застрелился. Из охотничьего ружья. Подгадал, чтобы его отец нашел, в сарае стрелялся. Не хотел, чтобы сын или жена. Ну и зачем тебе нужно было знать об этом?
Дима молчал, он не хотел услышать о самоубийстве Вовы, он надеялся, что у того всё хорошо.
– Да, война убивает и после ее окончания, - Панин вздохнул.
– А я так надеялся, что у него все будет хорошо.
– Я тоже, но шансов мало было.
13
Дима и Тамара расслаблено лежали на смятых простынях, мягкая рука Тамары в руке Димы.
– Что-то меня после этого дела всегда на что-нибудь вкусненькое тянет, - сказала Тамара.
– А в холодильнике яблочко есть, сходить?
– Дима повернул голову к Тамаре, всмотрелся в её лицо на подушке.
– Нет, я сама.
Тамара выскользнула из-под простыни, взяла в руки легкий шелковый халатик. Пока она накидывала халатик, Дима с удовольствием смотрел на неё обнаженную.
Темные волосы растрепались, рассыпались по голым плечам, лицо порозовело, контрастируя с белой тяжелой грудью, сейчас она была очень красива, женщина в расцвете сил.
Дима протянул руки к ней, приглашая забыть про яблочко, и вернуться к нему в постель, к более интересному занятию, чем жевание яблок, но Тамара с улыбкой отстранила его руки, и ушла.
Вернулась она с двумя холодными яблоками в руках, и они сладко хрустели ими, Дима лежа, а Тамара сидя на краю кровати.
Догрызли, Дима хотел бросить огрызок под кровать, но Тамара не позволила, взяла оба огрызка и отнесла на кухню в мусорное ведро.
Потом залегла снова в постель, засунула замерзшие ноги под Диму.
– Сейчас согреюсь и идти уже надо, - со вздохом сказала она.
Дима согласно вздохнул тоже. Ему страшно не хотелось, чтобы Тамара уходила, но дома её ждал сын, и она редко ночевала у Панина, разве что те считанные ночки, когда сын гостил у бабушки.