Второе Пришествие
Шрифт:
Шли дни из этой недели, и Василий, проводя время с Леной, постепенно забыл о новоприобретенной подруге. И звонок застал его врасплох. 'Когда увидимся? Я решила все свои ментальные проблемы. Чувствую себя свободной и готова к новым приключениям'. 'Что ж, приезжай', - не раздумывая бросил Василий. 'И правильно, если что, можно и отказаться, а если так размышлять - то один раз не измена. Тем более Лена сейчас готовится к сессии, и эти дни мы не увидимся'.
Совсем иные мысли переполнили Василия непосредственно после этого одного раза. 'А ведь я стеснялся говорить себе об этом! Я боялся! Да, я боялся. Но, давайте признаем: Лена - бревно! Полнейшее! Она не то что ничего не умеет, она даже и не подозревает, что можно уметь. Конечно, просто так бросать ее сейчас будет глупостью. Она весьма качественная девушка, любит меня, в ней есть и стремление к лучшей жизни, и готовность брать ответственность и даже немного хозяйственности. Нет, Лену, стоит даже пока в приоритете оставить. Ведь то, что я не обращал все это время внимание на ее подобную индифферентность, опять же в плюс ей одной. Возможно, приглашение домой это перебор, можно было бы Таню пригласить в какой-нибудь ресторанчик для начала. Но да ладно, что сейчас говорить об этом'.
Глава XX. Развод и девичья фамилия
В популярном ресторанчике быстрого питания сидела милая парочка и тихонько ворковала. Он поглядывал на нее, а она на него, и всем все было понятно. Да что говорить подробно, Вы и сами много раз видели подобные сценки. Порой кажется, 'вот же повезло людям, всю жизнь ждали друг друга', а порой кажется, что партнеры хотят в первую очередь показать окружающим, насколько они счастливы.
– А ты правда любишь меня?
– жеманно простонала она, косясь на пухлый бумажник.
– Да, моя сладкая, с первого раза, как я увидел тебя, я понял, что мы созданы друг для друга, - мужественным баритоном ответил он, косясь в ее вырез. В этот момент у нее зазвонил
– Он...
– пробормотала она в сторону.
– Вот наконец и пришла пора объясниться...
– посмотрела она в лице спутника и, пытаясь скрыть дрожь, провела пальчиком, наманикюренном идеальным перламутровым лаком, по экрану.
– Алло, Миша? Добрый вечер! Нет, я тебе больше не дорогая, - добавила она жесткости в голос.
– И не милая. Нет. Прости. Я долго думала и пришла к выводу... что ты... ты не удовлетворяешь моим амбициям... да, ни в чем не удовлетворяешь, - она сделала явный акцент на слове удовлетворяешь, взглянув в этот момент в глаза убаюкивающе кивающего спутника, голос ее окончательно стал стальным.
– Нет, здесь нет ничего безжалостного! Помилуй, в мире полно других девушек, возможно с кем-то из них тебе будет гораздо лучше, чем со мной. Но меня тут сейчас забирают, да, на машине, нет времени говорить. На какой? О, такой у тебя никогда не будет, будь спокоен. Просто поверь мне. Прощай, - девушка начала отбой и резко выдохнула.
Намек был принят, и вскорости новоявленные любовники отправились со свистом рассекать по ночной Москве на той самой машине, которой у несчастного Миши никогда не будет. Наверное, Вы уже догадались, что Миша - это тот самый Михаил, наш старый герой, и вот такая неприятная новость окатила его ледяным ушатом, когда он вместе с Антоном выходил с территории офисного комплекса. Антон сразу же по выражению лица смутно догадался о происходящем, и представил, о чем они будут с оживлением говорить в ближайшие дни. Сам Антон, как мы помним, отличался некоторой холодностью к прекрасному полу и встречался с кем-то довольно редко. И это был не тот случай, когда 'редко, но метко': нечасто избранные красавицы оказывались в плену его шарма, да и то ненадолго, быстро растворяясь или переключаясь на кого-либо еще. Но в этот день диалог у них не сложился, ибо Михаил произнес за весь путь всего одно слово: 'шлюха!' Точнее так: слов он произнес много, но лишь одно из них соответствовало цензурным нормам нашего благочинного повествования, Антон же, в противовес привычным метафизическим разглагольствованиям, ограничивался поддакиванием и усилением прегрешения Марины и ей подобных представительниц прекрасной половины человечества.
Распрощавшись, Михаил не пошел домой и не поехал по каким-либо делам, а решил немного бесцельно побродить по улицам. Если Антон подобным занимался довольно-таки регулярно, едва ли не каждые выходные, то у Михаила все дни были обычно забиты какими-либо делами. Но сегодняшний вечер он полностью освободил для Марины, отказав одному потенциальному бизнес-партнеру во встрече (точнее, перенеся ее на два дня вперед, за которые тот вполне мог уже и договориться с кем-то иным) и пропустив весьма интересную презентацию, посвященную холодному обзвону. Но сейчас мысли его были никак не о технике телефонных переговоров. Он пытался понять, чем же он мог не удовлетворить Марину, чем он мог не оправдать ее ожиданий. Но мысли путались. 'Еще три дня тому назад, она сама написала мне, что всегда будет верна мне, что бы ни случилось. Зачем она это сказала? Или она познакомилась с этим уродом вчера?' - на эти вопрос Михаил никак не мог найти допустимого ответа. Все скатывалось в полоску собственного ошибочного выбора. 'Но был ли я искренен с ней? Как часто и я думал о том, что она не достойна меня, что есть и другие, более интересные девушки?' Михаил прекрасно помнил, что уход в депрессивные мысли никогда еще никакую проблему не решал и начал искать плюсы в произошедшем. 'А может и к лучшему, тогда. Месяцем раньше, месяцем позже - все равно было ясно, что она не вариант на всю жизнь. И хорошо, что она это сделала сама. Моя совесть перед ней чиста, не я ее предал, но она меня. Причем ушла некрасиво, не от разочарования во мне, а прельстившись на кущи. И зачем мне такая была нужна? И зачем о ней грустить?' С этими размышлениями Михаил вдохнул в себя воздух свободы, чувствуя, что ничто его не сковывает.
Вечерело. Михаил подходил к дому окольными путями, и в частности ему предстояло перейти железнодорожное полотно. Перед настилом стоял светофор, подобный тому, что есть и на зебрах, в нем было два окошка - для зеленого человечка и для красного. Раздался пронзительный звон, и загорелся красный сигнал. Вдали послышался гудок и шум приближающегося поезда. Михаил остановился, и, обернувшись направо, заметил парня школьного возраста, державшего в руке телефон. Парень продолжал идти, не глядя под ноги. Михаил был наслышан о многочисленных авариях на железной дороге, в частности с подростками в наушниках и в капюшонах. Он пригляделся к парню и увидел в левой руке уверенно шагавшего школьника приспособление под названием вейп. Школьник поднес его ко рту и выпустил клуб паровозного пара. Пока парень вертел головой, Михаил подошел совсем близко и увидел на экране телефона мелькнувшее изображение себя. Он понял, что тот включил фронтальную камеру. Далее все происходило стремительно: из-за поворота выскочила электричка, и парень, едва ее заметив, прыгнул на рельсы и лег. Дрожь прохватила машиниста, но не было причины срывать кран экстренного торможения. Поезд стремительно пронесся, а парень, улыбаясь, вскочил, и, затуманивая пространство вокруг себя облаками, побежал на противоположную сторону. Михаил был человеком довольно-таки спокойного нрава, но здесь разозлился. Ему искренне захотелось догнать парня, взять за уши и оттаскать. Да, вейперов никто не любил, некоторые даже откровенно ненавидели их. Не любили в первую очередь за пафос, за создание и пропагандирование собственного стиля жизни. Все их не любили, все понимали, что тренд этот будет проходящим, но число самих вейперов каким-то необъяснимым образом продолжало увеличиваться. Уже оформлялся целый класс среди молодежи, их легко можно было узнать по стрижкам и по наличию плотной бороды, а также по манере одеваться. Явно к данной категории относился и данный школьник, которому лайки от подписчиков и восторженные комментарии от сверстниц представлялись наиболее важным действом в жизни. Парень уничтожил некий светлый проблеск, прорезавшийся в сознании Михаила, домой тот шел угрюмый. Хотя единственная светлая мысль, посетившая его в этот вечер и была связана с этим школьником. 'Надо бы узнать побольше про продажу жидкостей. Я в них не сильно разбираюсь, но товар ходовой будет. Надо бы обговорить с кем-то, кто в теме, да все не дойду никак'. Но все же главной темой в голове нашего героя была мысль, что вечер упущен безвозвратно и проведен бездарно. Мысль подтачивала его, как жук-короед подтачивает осиновый ствол, и безраздельное одиночество захватывало в свою власть Михаила, даже не пытавшегося воспротивиться этому захвату. На следующий день Михаил выглядел слегка повеселевшим, поскольку в принципе был по темпераменту холериком и быстро забывал о неприятностях без каких-либо усилий и самопрограммирования. Собственно, едва они вышли за те злополучные ворота, где их вчера застал звонок, он и начал этот предвосхищавшийся еще со вчерашнего дня Антоном диалог.
– Ох уж и непостоянные существа эти женщины!
– Мужчины прям постоянные?
– Женщины непостоянны в своем настроении и симпатиях. Даже если им долгое время нравится нечто одно, то за этот период им может нравиться первое, а потом второе, и так далее.
– Но мы про отношения.
– Именно! Мужчины почти строго делятся на три категории. Это бабники, готовые лабать все что движется. Это подкаблучники, бегающие за единственной пассией, готовые делать все как она захочет и целовать песок под ее ногами. И это одиночки, так называемые 'форева элоуны', которые почти не пользуются женским вниманием. Любопытно, что с возрастом первая и третья категории плавно стекаются во вторую: первые по причине того что элементарно нагулялись, либо в процессе прогулки попавшие в крепкую узду, а третьи по причине того, что чем старше становится женщина, тем на большие уступки она готова пойти ради того, чтобы все-таки вскочить на подножку свадебного поезда - после тридцати и впрямь закрываются глаза на многие недостатки. Именно закрываются - в двадцать они просто не видятся, если женщина удовлетворена или по-настоящему влюблена. Обратного сползания здесь не видится. А вот женщины, напротив - либо, пережив много измен, идут по рукам: гулять так гулять! Или закрываются, со справедливым чувством 'все мужики козлы'. И бабники при этом популярнее всех прочих, за ними будут бегать толпы, из-за них будут бросаться под поезда и травить соперниц. С ними готовы бросить малолетних детей и убежать - вот как легко женщины ведутся на повышенный уровень либидо! А вот если ты попал в третью категорию, то жизнь твоя - это бесконечные попытки стучаться в наглухо заколоченные двери, по молодости и неуверенности ты скорее не стучишь, а постукиваешь, потом начинаешь стучать все сильнее, потом просто долбишь обухом, пока в один прекрасный момент тебе в голову не ударит бессмысленность сего действа, и ты оставишь эти бессмысленные попытки и даже не будешь заглядываться на пресловутые двери. Потом, забывшись, увидишь: откроется потаенный люк в полу, оттуда высунется чумазая, оборванная и... своя... родная! Она тебя примет и укрепит, она поднимется и укроет, она поверит и станет сказкою, она вообще не будет казаться реальной с самого начала! И ты отдашься, отдашь все ей, не спрашивая, как было до, что и почему. Вы никогда не поймете, что есть ценного друг в друге, что за идеалистические
– Или крепились и усердствовали: любовь до гроба, умрем с тобой мы в один день. Но что это тогда значит? Значит, что будет двойной удар для наших детей! Но не дети ли тот самый сакральный смысл, связавший нас, не для них ли мы все это обустроили, не им ли посвятили себя?! И какова тогда роль священного союза - коли мы живем эгоистично, исключительно для собственного благоденствия; нам повезло, мы встретили друг друга. Мы те, кто сразу поняли, что это - навсегда, и благословен сей брак на небесах, и жили мы в согласии, по мере, по труду, обменивались силою и вдохновением. И вот настал черед, итоги подводить - вот наша отдача. Мы род земной продолжим, се важно, и так заведено, и каждой твари по паре, и пара воспроизводится, себе подобных, да вокрест. Изменение... кстати изменение - от слова измена, ага! Изменение мира - удел одиночек, сомнений призрачных, и дум полночных. Но мы не дали тому миру умереть, мы пламя жизни, нет, не разжигали, всего лишь тощий уголек, что наш очаг томил, был светел, его хранили мы как ценность высшую, уберегли от скорбей и болезней, от вражеских ухмылок и черты неверия, предательств и отходов, сверности с путей - вот и пристали, вот наш хлеб, вся наша доля. Все мы оставим, да, покой, прощай. Так почему бросаем мы детей - а им пора, и взрослой жизни путь уже лежит, разостлана дорога. Эх, сразу не понять, препятствий-то на ней, ой-ой как много. Да, они пойдут, сперва вприпрыжку, а потом шатаясь, а там, глядишь, иным-то будут руку подавать. Но нужен тот, кто на первоначальи, тот самый страшный старт, начать, начать! Порой и то уже полдела, здесь случай тот, что первый шаг бывает даже слишком смелым, а по-иному здесь никак. На забытьи потерь, бывает, мы рвемся ввысь, манит свобода, но что она и где она? И какова ее природа? Ответ забыт, потерян, проклят, подмята память, все ушло, помочь, помочь - тот выбор на распутьи, пусть ошибется, жизнь - его, пусть проживет, своею, но не вашей, пусть больно вниз падет, и вам то будет больно, пусть терпит, но и вы терпите, семьи любовь вы сохраните, все обернется, все невечно, но вот когда придет пора навечно уходить, так уходите порознь! Один останься, подсоби. И поддержи на новом начинаньи, на путь поставив - присоединись. Не знаю я, но и никто не знает, воссоединитесь там, а может нет. Но если что-то есть, то уж должно, должно то быть, чтоб вы и там прониклись, доказали, что есть еще любовь, и чисты помыслы, когда вы безмятежно сердцем друга выбирали, вы не искали и не ждали, вы выбрали, и все. Почувствовали, поняли, не важно - вот ваш лист, поверь мне, многие хотели бы, подобно статься, но увы. Размолвки, приходы, прикиды и причуды, мы размыкаемся, не видя следа вне. Где кто? Одно и то же все! Смотрю вокруг - и оболочка лишь, порою видится в обличьи. Внутри - то пусть, то гниль. Где смысл, где реакция, где непосредственная простота? Забыты старые понятья, будь то 'я буду до конца', никто не знает уж о том, где тот конец. Нет, все не так, сегодня я, а завтра ты; сегодня ты, и завтра ты. И как бы мы не говорили 'мораль истерта, пошло все, и не было распущенности где-то', все больше тех, кто 'сегодня я, и завтра я'. Но план - идет, прогресс исходит, родим мы больше, землю... Землю мы облагородим, и заселим, удержим нужных, и создадим тот дом, что образцом навеки станет, всеэрным, милым сердцу образцом. Где тот соблазн, где те потери? Уже их нет, и пусто все. Когда ты правилен, тебе нет счастья, точнее не до счастья, ты в правильности ищешь смысл, и ищешь блики, тень влиянья, влияют что на каждый день. Ох уж тот символизм, привязки, суеверия! И в наш век пробрались, и вот гадают, в какую сторону вдруг падет наш башмачок. А он-то видит, и смотрит из кустов, скорей за дом, за нужный угол - и вот шагает, да, готов, и даже имя-то уже себе он подобрал. Выходят ночью на охоту, подходов и подъездов мастера, засесть умеют, и привяжут, и побежишь за ним, моя душа, стонать от боли долго будешь, от сладострастия как в первый раз. Да все бывает сладко в первый раз! И будешь ты страдать, потонешь в проблеске, и воспрянув, рванешь, услышав клик, и вот - исчез, теории готовы, вы все - плохие, горько - мне. Увы и ах, наследство не оспоришь, побед и прошлых все витает тень. Кто там сказал - мы дети тех, что любить умели, по-настоящему и искренне любить. Мы дети тех, кто жертвовал, и жертвовал не ради жертвы, не для сознанья своего. О нет! Кто искренен, и кто надеялся, что будет жить в веках. И мы живем, во славу их любови, она для нас - подгон, та палка, кликать что должна: и вы, и вы нас повторите, не рвите цепь, она ведь шла, и трескалась, и где срывалась, что жизни нить, она сложна. Найдите нам вторую нитку, воссоедините, пусть, мы поедем далее вместе, так нить прочней, а новых? Новых больше, пусть они, по разны стороны бегутся, так больше места, чище кровь, воспроизводству славу воздадим мы вновь и вновь! Не верьте тем, кто говорит 'любовь живет три года', кто умные советы вам кладет, как надо правильно искать, и как встречаться, как держать друг друга, как ложиться, как вставать. Отныне вы - вся новая глава, вы - синтез ваших прошлых поколений, так постройте, докажите! У вас есть лишь фундамент - далее весь ваш полет! Включи фантазию и строй! Все есть у вас, вы только стройте! Утрите нос тем, кто не верит, кто скептик, кто 'натерпелся от тяжелой жизни' - хотя она одна для всех. И стройте, пусть возвышается над будками и буднями ваш замок, терем - ценней он всех заморских вилл, он нерушим, союз блаженства, от искренней любви чертогов полных сил...
Антон убрал скомканную бумажку обратно в задний карман джинсов и закашлялся, понурив голову. Последние строчки он договоривал без вдохов, скороговоркой. Раздались аплодисменты единственного слушателя.
– Браво. Просто браво, - Михаил был искренне рад, что Антон наконец дочитал свои вирши.
– Ты долго это сочинял? Поэма твоя была красива, без сомненья. Но, наверное, не совсем правильно скидывать в одну кучу вопрос соотношений духовных и юридически зафиксированных. Когда мы говорим про проблемы института брака, смотрим на статистику разводов, смотрим на то, как сегодня формируются молодые семьи, мы не должны кивать на некие романтические понятия. Понятие 'семья-ячейка общества' не должно терять своей актуальности: построение подобной идеи суть дело серьезнейшее. Ощущаем ли мы ответственность за это перед обществом? Лично я не вижу какого бы то не было подхода, люди просто хватают то, что есть. Ведь потом не позовут! А если позовут, и вариант будет более перспективный - что ж, путь всегда открыт.
– Да, легко говорить, мол, 'о времена, о нравы!' Но что было раньше? Неужто красота? И не было измен и прочей грязи? А цифры по разводам - другие, по неполным семьям - другие. Где же перелом в сознании? Я вижу тут один момент. Причины - в потере ответственности. Люди стали более размытые. Где девушке найти достойного жениха? Куда податься? И, наконец, если ей кто-то понравился, как действовать, на что давить? Прямая наглость может оттолкнуть, и оттолкнуть резко.
– Знаешь, чем порой девушка больше раскрывается, выплескивает свою душу, тем больший соблазн выставить ее дурой. Никогда не мог понять, откуда подкрадывается это порочное желание. Причем даже в тот момент, когда она рядом с тобой, тебе вдруг приходит эта мысль: а что, если сказать ей сейчас 'до свидания'? Или на тебя нахлынывает необъяснимая грусть, и она, сидя у тебя на коленках никак не может понять, почему ты вздыхаешь? Чем она выделяется из всей этой пестрой толпы? Почему, всякий раз, когда возвращаешься домой от нее, душу обуревает неведомая печаль, ощущение бессмысленности всего происходящего? А самого апогея это ощущение достигает перед первым свиданием! Ты ищешь пред собой тысячи причин, чтобы не пойти, увильнуть. Ты обещаешь ей красивую жизнь и проклинаешь себя за эти обещания. До последнего ты веришь 'а может, она не придет?' Ты думаешь: 'Зачем мне это - мне и до нее одному неплохо было!' И все бы здесь прекрасно, но когда она тебя бросает, тебя начинает терзать этот червь. Ты хочешь встретиться во что бы то ни стало и поговорить, а еще лучше поговорить с тем, к кому она ушла. Даже пусть она тебя уже достала - все равно надо поговорить с ней, попытаться вернуть! Навести порчу на соперника, подстроить им разрыв! Вот о чем ты будешь думать все это время! Ты будешь рисовать картины, где ты следишь за ними, а потом вдруг появляешься и портишь им все. Да наконец просто выхватываешь ее у него из-под носа! И именно боязнь всего этого, по всей видимости, тебе постоянно нашептывает: 'Уйди первым! Не жди ее! Пусть страдает она!' Но будешь ли страдать ты? Я и не могу назвать это чувство страданием... Это мелочность, собственничество, вот что это.