Второстепенный: Торг
Шрифт:
Комментариев со стороны профессора не последовало, даже когда я несколько раз сбилась. Это позволило осмелеть. Я сыграла все знакомые мелодии из нот. Когда отзвучали последние аккорды «Зимы» Вивальди, раздался задумчивый голос профессора:
– Волхов, я вас уже боюсь.
– А?
– я вынырнула из разбора «Лета» и удивлённо обернулась.
– Почему?
– Я не могу представить, как можно было освоить все ваши умения всего за тринадцать лет жизни. Да ещё на таком уровне.
«А я ещё петь умею и танцевать тоже», - завертелось на языке. Вряд ли профессор оценил бы танец живота от тщедушного пацанёнка.
– Я же не всё сразу учил, - пожала я плечами.
– Сначала музыкальная школа, потом секция самообороны и только потом углублённый курс медицины. Домашним делам и рукоделию меня учили мама с бабушкой в свободное время. Да и мелодии я выбирал знакомые.
– Ваши композиторы писали ту же музыку?
– В восемнадцатом веке наши миры почти не отличались, - я снова дёрнула плечом.
– Различия начались с девятнадцатого. И без нот я могу сыграть песен десять от силы.
В качестве примера взяла тему из фильма о Титанике. Мелодия помнилась отлично. Профессор послушал и спросил:
– И даже ничего не пытались сочинить самостоятельно?
– Пару раз, - честно призналась я.
– Но мелодии простенькие и вертелись в голове лет с пяти, так что особого достижения в этом нет.
Сыграла первое творение. Профессор резко выпрямился.
– Как это называется?
– Голос степи.
– Очень знакомо звучит. Я определённо где-то её слышал.
– Да, все так говорят. Это же народные мотивы. Половина русских напевов на них построена.
– Очень может быть, но...
– А это колыбельная.
Я заиграла вторую, и профессор поперхнулся словами.
– Волхов...
Я обернулась и резко отдёрнула руки от инструмента. Профессор напрягся, склонился, словно перед прыжком, вцепился в подлокотники кресла так, что ногти продрали обивку. Лицо застыло белой маской. В чёрных огромных глазах пылало что-то неопределимое и пугающее. Испуганное.
– Эту мелодию я точно знаю, - медленно сказал он низким, чуть шипящим голосом и немного расслабился, когда музыка затихла.
– Это ритуальная песнь, а не колыбельная.
Я уставилась на него, как баран на новые ворота. Ритуальная песнь? Моя колыбельная? Впрочем, а чего я удивляюсь? Писк аппаратов жизнеобеспечения являлся регулярно. Так что знакомые мелодии – ещё один плюс к версии о выдуманном мире.
Профессор Хов продолжал смотреть на меня, как чёрт на сбежавшее привидение.
– А что за ритуал, что вас так перекосило?
– Её поют после жертвоприношения на алтаре Владычицы. На ухо жертве. У каждого рода своя мелодия.
Мне стало нехорошо.
– Только не говорите мне, что это...
– Мелодия моего рода, - подтвердил Хов.
* * *
Как и все эльты, Корион очень любил музыку, хотя за свою долгую жизнь так и не освоил ни материнское пианино, ни традиционную для бруидена Гвалчгвин виолончель. Как-то не хватило времени на это. Пианино по-прежнему находилось в доме больше из уважения к памяти о длинных вечерах, в которых блистательная Алисия Хов учила гаммам своего нежеланного, но любимого сына. Впрочем, иногда к нему заглядывали Аунфлаи, и тогда Изольда на слух играла что-то мелодичное и неизменно печальное. С её уходом Корион подумал, что пианино теперь замолчит насовсем. А исправному инструменту нехорошо стоять безмолвным гробом, да и мать хотела, чтобы её любимое пианино звучало. Правда, её желание касалось внуков и этого дома, а не объявления о продаже. Но тут появился новый жилец и спустя неделю открыл крышку инструмента.
Волхов играл по нотам сначала неуверенно, выбирал простые мелодии, несколько раз сбивался, неверно прочитав мелодию – вспоминал навыки. Корион, опустив книгу на колени, тихо внимал. Пусть с ошибками, пусть медленно, но это была знакомая музыка. А потом мальчишка осмелел, и пианино запело в полный голос, чисто, мощно, точно так же, как когда-то в далёком детстве. Желание матери исполнилось, пусть и не совсем так, как она хотела – играл не внук, всего лишь ученик. Но зато какой!
Корион устал удивляться Волхову. И даже информация об идентичной музыке не заинтересовала. Он уже понял – умения альтернативного эльта, как стихийное бедствие, можно было только принять, не пытаясь осознать.
Сыграть без нот Вадим может всего какой-то десяток песен? Сочинил две мелодии? Его ровесники в это время знают наизусть от силы три-четыре мелодии, и большинство к его возрасту не сочинило ни одной. Но да, наверное, достижения Волхова смотрелись блёкло на фоне таких же одарённых детей, раз его так жёстко направили в сторону медицины.
Вадим сыграл свои сочинения, и Корион чуть не выронил книгу. Если «Голос степи» просто странно теребил память, то колыбельная была знакома до последней нотки.
– Это мелодия моего рода, - подтвердил Корион, глядя в изумлённое мальчишеское лицо.
Вадим нахмурился, закусил губу, пытаясь найти рациональное объяснение феномену.
– Ну… Значит, я прав, и вы все – плод моего воображения, - заключил он. – Мелодию-то я сочинил задолго до попадания сюда!
Корион не удержал нервного смеха и потёр лицо руками.
– Дурной вы мальчишка, - пробормотал он. – Играйте дальше. Закончите её. Мне нужно убедиться.
Волхов неуверенно положил руки на клавиши. Дом наполнился торжественными и плавными звуками ритуальной песни. Корион слушал и всё больше убеждался – она. Вадим воспроизвел её до мельчайших деталей, без единой ошибки. Причём в конце даже прозвучали первые ноты Изначального имени, своеобразная личная подпись, позволяющая вычислить Владыке и Владычице, чья именно душа приносит жертву. И эти начальные ноты совпадали с Изначальным именем самого Кориона, как и полагалось выходцам одной семьи.
Вадим закончил и повернулся к Кориону с вопросом в глазах.
– Да, ошибки быть не может. Вы полностью исполнили песнь жертвоприношения бруидена Гвалчгвин, - кивнул Хов.
Внутри него бушевала буря. Брат! Пусть и не связанный кровью, пусть иного воспитания, пусть даже иного духа, но брат, которому принадлежал один из саркофагов с Изначальным телом в усыпальнице! Брат! Практически сын! Всего несколько процедур, подтверждающих происхождение – и вот он, полноправный наследник бруидена! И… И когда Корион станет главой, бруиден вместе с Вадимом отойдёт под руку Аунфлаев и обретёт свободу лишь со сменой главы. Крах всем стремлениям Вадима вырваться из-под опеки Мерфина. Что ж…