Второй Беличий Песок
Шрифт:
В целом белкосбор выцокнулся за увеличение производства воимя освобождения ещё большего количества свободных пушей для участия в разборке вопросов и добыче факт - а проще цокнуть, для научной работы. Увеличение производства было вовсе не по умолчанию, потому как зачастую там, где производство шло вразрез с хрурностью, его безжалостно резали. В прошлом году например закрыли добычу камыша на реке, как угрожающую популяции уток и собственно самого камыша. Хотя скорее большинство грызей сами услышали косяк и перестали брать камышовую солому для крыш, а общее решение пошло вдогонку.
Когда стало потихоньку заворачивать у вечеру, Макузь подёрнул Марису за хвост и мотнул ухом; белочка поняла без цоканья, и грызи испарились
Собственно для этого впереди имелось более чем полное лето, потому как первомай по погоде поспевал примерно к середине весны. Макузь, подумавши, отдал свой огородный участок Зуртышу с Речкой, а сам прихвостился к Марисе: всё-таки рыть грядку куда лучше в компании любезного уху грызя. Вдобавок у молоденькой белочки надел был явно на вырост - её и будущих бельчат, думается - и составлял участок в четыре десятка шагов по диагонали. Для парового трактора конечно так себе, но вот влапную всё это перелопатить - не дай пух никому. Участки сдесь, как и везде в других местах, разделялись полосами плотных колючих кустов типа крыжовника или роз - дабы любители халявы не заваливались. На марисовском участке по краю росли тыблони и рябина, в самой изгороди имелись крыжовник, смородина и прочие ягоды, а между этими рядами оставалось поле для овощей, обращённое на солнечную сторону - всмысле, не затенённое высокими деревьями или кустами.
Попасть на этот землекусок было далеко не просто - вокруг почти на килошаг раскидывались огороды, протянувшиеся вдоль дороги, и каждый имел такую же фортификацию, сквозь которую не видно даже в отсутствии листвы. Проходили тут по узким тропам, зажатым между весьма колючими ветками, а на перекрёстках стояли столбы с указателями, где что. В огородах казалось весьма уютно, так что грызи были недурны покопаться там несколько дней безвылазно, если погода располагает. На участках как правило сооружали лёгкие шалаши, дабы посидеть, а когда тепло - так и сурковать ночами, пуха ли. В глухих околотках грызи чаще устраивали огороды прямо возле своих основных гнёзд, в цокалище же, с его общественным зимним жильём, это было не так популярно, хотя и встречалось. У Макузя например вообще не было никакого собственного гнезда за полной ненадобностью - он околачивался в учгнезде, поближе к теме. Причём белкач в этом был не оригинален, потому как большинство марисовских родичей тоже кантовались зимой по общим избам.
Следует заметить, что организация - сквирилизация, как её называли - вполне могла обеспечить всех грызей кормом в количестве до самых ушей. Однако это потребовало бы увеличения Возни - дорог, паровых телег, складов и так далее, а белки сколь любили Возню, столь и не терпели, когда она выходила за пределы пуха. По этой причине, а скорее просто потому что нравится, подавляющее большинство грызей заводили в той или иной форме огороды и выращивали корма достаточно для себя, как минимум. Поскольку это тоже было в то самое на букву "п", никто не протестовал.
Мариса использовала в качестве мульчи сухой игольник, притащеный в мешках из лесу - этой ерундой покрывалась грядка, чтобы на ней не вырасло чего лишнее, а потом мульча довольно спокойно собиралась граблями. Как это обычно и делали грызи, грядка была далеко не просто полосой вскопанной земли - так "хозяйствовать", по большому счёту, может и кабан. Под грядку для начала закапывали слой плотной глины, удерживавшей воду - получался этакий лоток, заполняемый лёгким грунтом - торфом, а за неимением такового даже песком. Чистое дело, что в торфе или песке расти ничего не будет - поэтому для полива использовали бочку с удобрениями. В качестве корма для растений, растворяемого в воде, применялось дерьмо копытных животных, прудовой ил, а более всего просто жирная земля, выкопанная откуда-нибудь: её тупо бросали на дно бочки.
Сия элементарная операция была тоже результатом ответа на вопросы, и только после долгого изучения грызи пришли к выводу, что кормом растений являются вещества, вымываемые водой из почвы. На самом деле было ещё поглощение углекислоты из воздуха, но пока это было не столь близко к практике; использование же метода растворения почвы приносило профит, так как становилось возможно, образно цокая, на одном квадратном шаге чернозёма посеять двадцать тысяч квадратных шагов посевов. Древний огородник за уши бы схватился от такой перспективы.
Макузь и Мариса за уши не хватались - они хватались за тяклюшки, обычные лапные плуги на длинной ручке для взрыхления почвы. Почва должна была быть мягкой на три буквы, это знал любой огородник; в частности, никому под уши не пришло бы ходить по грядке, потому как это туповато. Почти на любом огороде имелись переносные мостки из досок, сделанные на случай надобности ходить через грядки - чтобы не топтать. Запасливая белочка ещё с осени наделала бумажных лент - из плохой илистой зелёной бумаги, они тем не менее весьма подходили для того, чтобы приклеить к ним мелкие семечки редиски или морквы, дабы потом не прореживать.
– Хм, - ослушал ленту Макузь, - А склеено чем?
– Клеем, - не моргнув ухом, ответила Мариса, - Это из гороховой шелухи варится. Клей так себе, но для этого сойдёт.
– Учту, - цокнул белкач, и учёл.
Вообще же Макузь более таскал воду, потому как это тяжелее, чем остальное. Вода от участка была не так далеко - шагов за двести среди огородов была небольшая площадь вокруг огромных елей, и имелась глубокая яма, на дне коей находился прудик. Спускаться приходилось кругом по наклонным дорожкам, укреплённым брёвнами, наполнять бочонок в тележке и тащиться обратно. Хотя тележка была тяжёлая, белкач не испытывал и тени нагруженности от этой деятельности - и само по себе, а уж в компании такой белочки и подавно. Судя по раздававшемуся у пруда ржачу, он в этом был не особо оригинален. До кучи погоды стояли солнечные, с голубого неба светило солнышко, лезла зелень и птицы чирикали как пострадавшие, так что сидючи на скамейке на участке, грызи растекались в пушистые плюхи.
– Как-то йа заснула, а проснулась под скамейкой, - хихикнула Мариса, - Слышимо, растеклась в жижу и слилась с обеих сторон, потому что твёрдое тело упало бы в сторону.
– Ну йа бы не цокнул, что особо твёрдое, - погладил пуховой хвостище Макузь.
Грызи сидели, ну а точнее наполовину лежали, подложив мешки с сухим мхом, и что называется, слушали как растёт трава. Судя по всему трава росла по направлению в центр пушнины, потому что именно такое складывалось впечатление у наблюдателей за оным процессом. Помимо чириканья, в воздухе уже то и дело пролетали шмели и всякие мушки - вот попозже они дадут пригусить, что уж там. Макузь скосил один глаз на бельчону: как была пушинка к пушинке, так никуда оно и не делось. Глаза у грызуньи были - ну, если присмотреться, издалека-то как у всех, чёрные - серо-голубого оттенка, а ушки длинные и пушные, как и кисти на них. Окрасом пуха Мариса не особенно отличалась от обычной схемы, как впрочем и белкач - рыжесть темнела к спине и светлела к брюшку, а лапы ниже локтей и колен были ровного серого цвета. Макузь не мог долго таращиться, потому что хрурность достигала такой величины, что хотелось уже не просто мотать ушами, а выть со всей дури.