Второй вариант
Шрифт:
— Думаем выпустить «Молнию»: за месяц и за квартал Синицын вышел на первое место.
Давлетов считал, что, как руководитель, он обязан признавать свои ошибки. Хотя, если говорить честно, ему это было очень неприятно. Но — что поделаешь? — он должен подавать подчиненным положительный пример. Вот и тогда сказал Савину:
— Я был не прав. Вы умеете заглянуть в перспективу, товарищ комсомольский секретарь...
Не хотел, ох, как не хотел Давлетов отпускать Савина из производственного отдела. Хоть и с характером, но парень добросовестный, даже
Потом было то собрание с присутствием помощника начальника политотдела по комсомолу. Впрочем, Давлетов предчувствовал какие-нибудь выкрутасы, подспудно, еще загодя, когда Савин предложил изменить повестку дня. Но чтоб такое! На савинском месте он бы провалился со стыда. Давлетов сидел тогда в президиуме донельзя расстроенный. Но огорчение не помешало ему чуть-чуть, самую малость позлорадствовать: пусть Ароян теперь расхлебывается.
Однако замполит и не собирался расхлебываться. Через два дня, задержавшись, как и обычно, после вечерней планерки, разложил перед Давлетовым несколько исписанных листов бумаги и сказал:
— Вот что предлагает комсомол...
Давлетов прочитал. В общем-то все было по делу. Но сколько бумаг прошло за четверть века через его руки, где тоже было все в общем-то по делу! Однако от бумаги до жизни такая огромная дистанция, что Давлетову иногда казалось: бумага и есть главное дело, по которому судят о работнике.
— Посмотрим, что из этого получится, — сказал он Арояну. — Разрешения сверху, думаю, не требуется на эти мероприятия. Хотя писать фамилии на мостовых опорах...
— Моральный стимул, Халиул Давлетович.
— Понимаю. И потом — не слишком ли много демократии при определении победителей? Мальчишки могут проявить незрелость.
— Поправим. Да и в комсомольском комитете у нас два члена партии: Савин и Бабушкин.
— Самодеятельности у них много, товарищ Ароян. А Савин — выкрутасник. С тем же собранием...
— Но ведь собрание, как видите, пошло, на пользу, Халиул Давлетович. Савин совершил одну лишь ошибку: эти предложения надо было обсудить на комитете не после, а до собрания.
— Все так. Но ошибка — фактик. И Пантелеев его не упустит.
И ведь точно, не упустил Пантелеев.
На партийно-хозяйственном активе, где они с Арояном присутствовали, выступал Пантелеев. И подал «фактик» так, что Давлетов весь внутренне съежился. Умеет говорить Пантелеев: и солидно, и с юмором, чтобы расшевелить зал. Вспомнил даже, как народ кричал в клубной темноте киномеханику: «Ну, заяц, погоди!» А за всей этой разговорной легкостью — кулак: командир, его заместитель по политчасти не работают с молодыми кадрами, даже не подсказали только что избранному комсомольскому секретарю, как готовить собрание.
«Да, такие, как Пантелеев, широко шагают, — думал Давлетов. — Если, конечно, где-то не споткнутся или не остановит кто помудрее». На активе Пантелеева тоже слегка притормозили. Не успел он покинуть трибуну, как начальник политотдела Федор Иванович Грибов спросил:
— Это не тот Савин, который со своими комсомольцами указатели на дороге поставил?
— Про указатели мне неизвестно, товарищ полковник, — четко ответил Пантелеев и осуждающе покачал головой: мол, еще одна новость.
— А жаль! — сказал Грибов. — В последнюю поездку к Халиулу Давлетовичу я, например, впервые узнал, кто за какой участок дороги отвечает. Оказывается, хуже всех содержит дорогу наш передовик — капитан Коротеев. Туда ехал, как по гребенке, а обратно — как по шоссе. Вот она, сила гласности! По-моему, комсомол в этой части не дремлет...
В перерыве Пантелеев отыскал Давлетова с Арояном и укоризненно сказал:
— Информация снизу отсутствует, товарищи. Ваш секретарь комитета должен регулярно информировать меня или инструкторов о проводимых мероприятиях. Работник он, видимо, инициативный. Но партизан. Подскажите ему, Валерий Григорьевич, насчет информации в комсомольский отдел...
Давлетов сам указал на это упущение Савину. Тот лихо ответил: «Есть!» Однако Давлетов не был уверен, что готовное «Есть!» резко усилило поток «информации наверх». Зато у самого Савина информации из подразделений всегда скапливалось столько, что лучше было бы меньше.
Как-то после утреннего развода Савин заявился к нему в кабинет.
— Разрешите доложить итоги рейда «Комсомольский глаз»?
Давлетову страшно не нравился этот «глаз» своим названием. Но дело в конце концов не в названии. «Глаз» высмотрел, что в роте у Коротеева неисправны одиннадцать самосвалов, что у Синицына без движения лежат больше двадцати кулей цемента, а мостовой взвод на Рыжем ключе бедствует без цемента. Буровзрывники «доедают» остатки аммонита. Командир же хозвзвода «заначил» на чердаке сорок листов оргалита, а клубную сцену отделывать нечем...
— По сводке, товарищ Савин, у Коротеева не работают шесть самосвалов.
— Шесть было на прошлой неделе.
— Хорошо, я разберусь. Только мне не понятно, почему же ваши всевидящие комсомольцы так плохо относятся к технике?
— Если будут запчасти, все самосвалы восстановим в выходной день. Капитан Сверяба согласен возглавить бригаду добровольцев.
— Что еще? — устало спросил Давлетов.
— У меня просьба: включите в список на вечерние планерки, чтобы в курсе суточных заданий быть.
Давлетов стал приглашать Савина на планерки. И не пожалел, что сделал это.
В тот же вечер, когда собрались командиры ближних подразделений, он сказал, перед тем как подвести итоги за день:
— Прапорщик Купцов! Передайте оргалит с чердака начальнику клуба.
Тот вытаращил глаза, открыл и закрыл рот, пожал плечами, что могло означать: нет, мол, у меня никакого оргалита. А вслух произнес:
— Есть.
— Капитан Синицын! Пятнадцать кулей цемента передайте мостовикам на Рыжий ключ.