Вторжение
Шрифт:
Почему бы нам не разделить эту точку зрения автора… Во всяком случае, она отнюдь не менее логична, нежели так хорошо знакомые нам социалистические идеи, круг которых стал предметом рассмотрения интересного сочинения математика и философа Игоря Шафаревича.
«…Если мы читаем и слышим, что общество и мир должны быть разрушены до основания, что теперешняя жизнь не может быть улучшена, исправлена, а Истории может помочь только ее повивальная бабка — Насилие, то неосторожно, мягко говоря, было поверить в пророческий дар, присущий авторам этих предсказаний.
Но вполне правдоподобно, что они передают собственное восприятие жизни, при котором весь мир вызывает у них злобу, омерзение и тошноту — как в первом экзистенциальном романе Сартра «Тошнота», когда жизнь пахнет мертвечиной в силу странного — мы бы сказали патологического, болезненного — дуализма, и так же отвратительна, как в нормальном состоянии — разложение и смерть».
Автор цитируемого труда привык в силу профессиональной подготовки гармонию проверять алгеброй. У нас же задача иная. Необходимо проследить, как действовали ломехузы в мировой истории, какими пользовались методами, как впутывали в кровопролитные передряги неразумных, изначально верящих в Добро сынов и дочерей человеческих.
К этому мы еще обратим внимание читателей. А пока вернемся в захваченный бандитами лайнер.
— Вы знакомы с трудами князя Одоевского? — спросил Сталин, повернувшись к писателю, едва серо-голубой шеф исчез в пилотской кабине.
Вождь не обращал никакого абсолютно внимания на охранников, в том числе и на якобы Мамедова, смотревшего на живого Сталина с плохо скрываемым изумлением, к которому явно примешивались почтение и страх.
Едва аэроплан замедлил движение и остановился на полосе, Иосиф Виссарионович отстегнул привязные ремни и знаком предложил Станиславу Гагарину сделать тоже самое.
— Одоевского, который фантаст? — уточнил писатель.
— Был у князюшки такой грех, любил сочинять утопии. Или говоря современным языком, увлекался, понимаешь, социальной фантастикой. Но я о его философских сочинениях говорю.
— С ними я, знаком хуже, — признался Станислав Гагарин. — Фантастику читал, роман «4338-й год», например. Странный, до сих пор не разгаданный мыслитель. Порой его предвидения ставят в тупик. Вот и с декабристами была накладка. Не принял князь Одоевский их идеи. Видимо, крепко смущала писателя приверженность декабристов к масонству.
— Именно с помощью масонства пытались ломехузы обработать декабристов, привязать их к Красному, понимаешь, Колесу. Недавно мы интересно поговорили на эту тему с Якушкиным. Достойный человек? Но о масонстве мы еще побеседуем, — со значением сказал вождь, показав глазами на встрепенувшегося при этом слове Мамедова. — Мне сейчас припомнилась максима князя из его работы «Сущее, или Существующее». Вот послушайте:
«Злое, безобразное, ложное и доброе, изящное и истинное существует лишь относительно к идее каждого человека. Все, что ослабляет его способность, есть зло, безобразное, ложное. Все, что укрепляет его способность, понимаешь, есть добро, изящное, истинное. Отчего жизнь почитается добром, смерть — злом».
Что скажете?
— Не менее глубоко и доказательно, нежели в «Метафизике нравственности» Иммануила Канта. Впрочем, князь Одоевский жил позднее. Он родился в год смерти мудреца из Кенигсберга. Кстати, я часто бывал на могиле Канта…
— Причащались во время веселых, понимаешь, ночных пирушек? — лукаво улыбаясь, спросил Сталин.
— Было такое, — смутился писатель. — Тогда я, увы, находился в рабстве Жидкого Дьявола.
— А ваш даймоний не предупреждал о нежелательности пития?
— Господи! — воскликнул Станислав Гагарин. — Да он только и занимался этим! Всю жизнь я ненавидел алкоголь и все связанное с ним, терпеть не мог пьянку, а больше всего презирал себя самого в период похмелья. Как я счастлив от того, что освободился от алкогольного рабства!
— Завидую вашей убежденности, — вздохнул вождь. — В это Смутное Время такое качество, понимаешь, высоко ценится.
— Не замечаю, чтобы кто-то у меня его, это качество, оценил, — отмахнулся писатель. — Признавать — да, признают… Особенно, когда на пустом месте, из ничего создал Военно-патриотическое литературное объединение «Отечество» и выпустил первый сборник «Военные приключения». А потом…
— Что было потом — я хорошо знаю, — мягко остановил его вождь. — Как-нибудь объясню вам первопричину возникающих на вашем пути препятствий. Ведь этот мир детерминирован, ничего в нем беспричинно, понимаешь, не происходит. И для утешения возьмите еще одно утверждение Одоевского. Князь считает что «познающий есть вместе и раздающий познание». Это напрямую относится к природной черте вашего характера. Это, кстати сказать, высший закон Природы. Человек, говорит русский философ, не может жить без того, чтобы не познавать.
Познание есть жизнь. И жизнь есть познание.
Сие справедливо не только в общем, понимаешь, смысле, но и во всех частностях. И напрасно некоторые утверждают, что человек может быть добродетелем без познания…
«Неправда! — возражает Одоевский. Раздать можно только то, что получишь. Совершенная жизнь есть совершеннейшее познание».
— Вы его получили, — заметил Станислав. — А это значит…
— Ничего это не значит, — вздохнул Сталин. — Если бы такое случилось в той моей жизни… Какие трагедии бы не произошли! А что толку в теперешнем моем сверхзнании?
— Не скажите, — начал было возражать писатель, но тут возник в дверях пилотской кабины серо-голубой шеф.
— Будем высаживаться, — сказал он. — Все готовы.
О борт самолета, с той стороны, где находилась выходная дверь, стукнуло.
«Подвезли трап, — подумал Станислав. — Что нас ждет за этой дверью?»
Но трапа, когда шеф потянул на себя выходной овал, за ним не оказалось. К борту прилепилась металлическая камера, она дрожала и дергалась, удерживаемая на весу, по-видимому, краном.