Вульф
Шрифт:
— Как хочешь, — я невозмутимо пожимаю плечами, выливая на ладонь изрядную порцию кондиционера.
Я не упускаю его ухмылку, пока стараюсь смыть с себя все грехи этой ночи. Он устраивается поудобнее и складывает руки на груди.
Я уязвима перед ним, но то, как он смотрит на меня — как его обычно светлые глаза темнеют, пока исследуют мое тело, впитывая каждое мое движение, — заставляет меня чувствовать себя сильной.
Сильнее, чем я когда-либо была.
Глава 24
Габриэль
Я
— Она должна умереть. Ты знаешь, — говорит Джейк.
— Уберите это, — говорю я Робби и двум проспектам, жестом указывая на жалкий труп, лежащий лицом вниз на брезенте. — А этого отправьте обратно с яйцами этого мертвого ублюдка, зашейте их у него во рту, а потом прикрепите записку к губам, пусть все знают, что их ждет, если они еще раз тронут кого-нибудь, о ком мы заботимся.
— Мне разобраться с этой маленькой феей, босс? — спрашивает Кай, кивая головой в сторону леса, куда убежала Бринли. Мне не нравится, что он называет ее феей — хорошей девочкой. Что-то в его словах просто выводит меня из себя.
— Черт, она же подруга Лейлы, — говорит Акс.
— Это необходимо, — говорит ему Джейк.
— Блядь. — Акс проводит рукой по своей бороде. — Если так, сделай это быстро.
Я качаю головой. Единственное, о чем я могу думать, — только не она.
— Нет. Никто не тронет Бринли, — приказываю я. — Я сам с ней разберусь, — бросаю я через плечо и убеждаюсь, что каждый из них кивает, прежде чем пройти через сетчатую дверь и последовать за ней.
Вздох, который Бринли издает в душевой, наполненной паром, возвращает меня к реальности. Второй раз за сорок восемь часов я вижу, как она переживает что-то травмирующее, и все же она здесь, стоит передо мной во всей своей обнаженной красоте, как будто это ее нисколько не смущает.
Ее тело — это то, от чего я просто не могу отвести взгляд. Я не планировал оставаться, когда зашел проведать ее после окончания телефонного разговора с Аксом, но как только я увидел, как вода струится по идеальной полной груди и спускается к ее тонкой, соблазнительной талии, я понял, что никуда не уйду.
Мои глаза наслаждаются и запоминают каждый изгиб, каждую частичку ее тела. Стройные бедра, переходящие в самую красивую киску, которую я когда-либо видел, и круглая, идеальная попка с мягкими ямочками на пояснице, которая так и просится в мои руки. И, как я и предполагал, ни одной татуировки, ни одного пирсинга.
Она — чистый холст. Я буду метить ее, многократно, во всех местах, где только смогу.
Мой член пульсирует в джинсах, пока она отжимает волосы, проводя руками по своему телу, ее идеальные розовые соски затвердели и превратились в маленькие камушки, умоляющие о моих зубах. Бринли выдавливает
Когда она поднимает на меня взгляд и проводит обеими руками по груди, размазывая пену, я без раздумий расстегиваю джинсы. С первой секунды, как увидел ее, я прекрасно понимал, что эта женщина для меня — неизведанные глубины. В тот момент, когда я позволю себе кончить с ее именем на губах, я полностью отдамся наваждению, и это время настало.
Я освобождаю свой член, он выпирает из боксеров и направлен прямо на нее. Я сплевываю в ладонь и сжимаю его, пока она даже не заметила, что я делаю. А она замечает, как только выключает душ и смотрит на меня. Мой член еще никогда не был таким твердым и возбужденным, как после этой визуальной пытки. Сначала ее глаза оценивают мои размеры, а затем с нескрываемым любопытством переходят к шести штангам, которые выстроились вдоль нижней части моего ствола, образуя лестницу. Я сразу понимаю, что она понятия не имеет, что с этим делать и зачем это нужно, но скоро поймет. В ее глазах читается интерес и это подтверждает, что она никогда раньше не видела пирсинга на мужчинах, и я не удивлен. Я и не ожидал ничего другого.
— Иди сюда, — требую я, пока она заворачивается в полотенце. На ее лице появляется неуверенность, но глаза говорят о другом. Ее глаза говорят мне, что она хочет получить все, что я могу ей предложить, но ее правильное воспитание заставляет ее бороться с желанием посмотреть на меня.
— Смотри, — говорю я, кивая вниз. — Смотри, что ты делаешь со мной, Бринли Роуз, — говорю я, медленно поглаживая свой твердый как камень член, пока она стоит передо мной.
Глаза Бринли еще больше расширяются, когда она смотрит на меня, и румянец, которого я так жажду, подступает к ее горлу. Я смотрю на нее, такую уязвимую, такую чистую передо мной, и желание испачкать ее прямо сейчас берет верх, пока я провожу большим пальцем по ее пухлой нижней губе.
— Это должно быть больно, зачем они тебе? — Она спрашивает о моем пирсинге, не понимая, что боль — это не то, чего я избегаю, более того, я жажду ее. В ее глазах появляется намек на дерзость, освобождение которой я начинаю делать миссией своей жизни.
Я ухмыляюсь в ответ и провожу пальцем между ее все еще скользких грудей, сбрасывая полотенце. Оно падает на пол, пока я продолжаю надрачивать свой член. Она облизывает губы, и при виде этого на головке выступает первая капля спермы.
— Весь смысл в боли. Когда-нибудь очень скоро, когда я позволю твоей маленькой тугой киске принять мой член, ты поймешь, какова награда за эту боль.
Она испуганно сглатывает, ее самодовольная ухмылка исчезает, лицо становится серьезным, и страх, которого я жажду, снова появляется в ее глазах. Все это вместе взятое срывает мои тормоза.
Я двигаю полотенце ногой, обутой в ботинок, а затем дважды стучу по нему и жду. Прошло уже… черт, я не помню, когда в последний раз мой член был во рту у женщины. Пока я ошеломленно думаю об этом, Бринли мгновенно понимает, чего я хочу и опускается на колени.