Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
Деревуны почти не стареют – остаются вечно юные телом, пока есть подпитка, пока поддерживают силы земли. Деревуны уходят и возрождаются. Многие думают – умирают. На самом деле – набирают новую силу и ни с кем не делятся этой тайной. Люди и не интересуются. Для них деревуны – низшая раса, рабы.
Нинн возрождался восемь раз. Девятого ему уже не пережить. Он возвращался сюда постоянно. Менял имя и приходил. Его тянуло назад. Было время – он бродил дорогами Зеосса, смотрел мир. Недолго и не очень далеко. Наверное, это привычка – привязанность к месту. Особый
Наверное, он считал Верхолётный замок своим домом, хотя появился на свет совсем в другом месте. Нинн помнил те времена, когда ещё не был рабом и тенью.
Он пережил их всех – тех, кого косило проклятие Верхолётного. Он нежно любил Амабрамму – весёлую добрую девушку, в которой было так много света и жизни. Она выделялась. Никогда не заносилась. С ней забывалось о неравенстве, и юная властительница, рано лишившаяся родителей, никогда не считала нелюдей рабами.
Нинн надеялся: её не настигнет проклятие рода, особенно, когда неожиданно появился потомок бывших владельцев. Казалось, их любовь способна разрушить страшную трагическую тайну, рок, что косил всех властителей без разбора.
Нулай ушёл. Амабрамма осталась. Но крохотная надежда тлела: девушка носила ребёнка – потомка тех самых, что когда-то сплели проклятие на смерть.
В общем, чуда не получилось, хотя вероятность невозможного билась, как сердце, и готовилась порвать вековые путы. Ама вслед за родными отправилась на Небесный Тракт, хотя, будь она не такой гордой – как знать, чем бы закончилась её история.
Нинн сам открыл ворота, позволил мерцателям раствориться в предрассветной серости. Долго смотрел за радужным хвостом, что вился по невидимой дороге, пока не растаял вдали.
Деревун вошёл в сад, когда солнце нанизалось на пик Ледяной горы. Чисто, уютно, но пусто. Красиво и ухожено – они постарались, чтобы садик Амы наполнился красками и звуками. Чёрная грядка сиротливо мигала пустым участком и сразу бросалась в глаза. Это мимеи исчезли. Нет мерцателей – нет мимей.
Нинн достал из бездонных карманов семена и бросил в твердь, шепнув заклинание роста, начертив знаки и отдав капельку себя. Уже не убудет. Почти нечему убывать – скоро конец без возрождения. Скоро его примет Небесный Тракт.
Грядка выровнялась, покрылась робкими побегами. Им тяжело, ведь почти зима. Именно поэтому помог, желая скрыть, чтобы не возникло лишних вопросов. Он знал: скоро всё изменится в худшую сторону. Всегда чувствовал такие моменты; так старые колени предсказывают болезненным нытьём дождь или непогоду.
Деревун обходит сад – медленно, с наслаждением. Затем бродит по замковому кругу, заглядывает в конюшню и на задний двор, проникает в каждый закоулок, смотрит, чтобы запомнить навсегда. Точно так он ходит по замку, предупреждая всех о грядущих неприятностях.
Из замка срочно отправляется гонец в Долину, но там, наверное, и так догадаются. Нинн понимает: если мерцатели ушли отсюда, убегут и из Верхолётной.
Страх пригнал
После войны все боялись нарушить равновесие. Мир до войны был другим – перевернулся с ног на голову, стал проще, примитивнее. И всё в угоду хрупкого баланса. За шестьсот лет словно кто-то взял и стёр гигантской тряпкой многое, что существовало до грандиозных распрей. Вырвались страницы, исчезли книги, переписались факты.
Люди и нелюди разлетелись по разным углам, почти не пересекались, затаились в раковинах. Те, кто рождён недавно, ничего не помнят и не знают. Те, кто прожил слишком долго, не рассказывают о прошлом. Мир опять дрожит, но, наверное, по-другому быть и не должно.
Лимм
Он не привык церемониться. Не считал нужным тратить время на ерунду. Всё, что нужно, брал, не оглядываясь. Умел выжидать. Умел таиться и скрываться.
Отшумевшая более шестьсот лет назад война научила его многому: чтобы побеждать, не нужно лезть напролом и стоять впереди. Так поступают глупцы. Умные стоят сзади и находят наивных или недальновидных, глупых или жадных, слишком горячих или напрочь беспринципных, чьими руками легко достигать желаемого.
Дёргать за ниточки, как кукол. Нашёптывать нужные мысли и вбивать любые истины. Даже если истина – ложь или коварство. Это искусство, а он – кукловод и стратег. Усилия важны, если получаешь нужный результат.
Наверное, все, кто его знал и кто ещё жив, думают, что он умер. Иногда ему хотелось, чтобы знали: это не так. Но однажды это случится, о Лимме заговорят. Зеосс встрепенётся и вздрогнет. Настанет день, и он близок, как никогда.
Он не жалел времени, что провёл в подземелье Лерранового замка. Это было интересно. Забавно. Помогло подобраться к цели и подготовить почву для будущих свершений.
Он выкинул заносчивого гайдана из своей жизни, как только тот сделал за него грязную работу. Ни сожалений, ни мук совести. Много самоуверенности и тупоголового упрямства. Слишком много ошибок. Такие не выживают.
Лимм въехал в Верхолётный замок не победителем, не захватчиком. Вернулся хозяином. Смотрел на бледные лица, покорные позы, опущенные глаза и головы. Они не ждали ничего хорошего, а он не собирался ничего давать. Ему нужны стены родового гнезда. Нужны солнечные камни. Брать необходимое, не задумываясь и не благодаря. Пользоваться всем, до чего дотягиваются руки и разум. А кто что думает – ему плевать.
Здесь можно пересидеть, пока не уляжется волнение. В замке можно раскинуть сеть, пока не придёт время выдвинуться вперёд. Лимм понимал, что не получит желаемого, если хорошо не подготовит почву. Не так всё просто, не так всё однозначно. Садовнику надо подготовить удобрение, тщательно полить свои деяния, чтобы собрать небывалый урожай.
Замок пропустил его беспрекословно. Ещё бы. Даже камни знают хозяина. Это признание распирало его изнутри. Придавало сил и веры в собственное могущество и непоколебимость.