Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
– Быстро, раб! Слушай мой голос!
И он послушал.
Они неслись сквозь ночь, словно за ними гналось полчище нежили. Леванне приходилось трудно: она уводила за собой третьего коня и следила, чтобы не отставал Лерран. Но тот отлично держался в седле и оставался в сознании.
За ними никто не гнался, но Леванна Джи знала: Тёмные не из тех, кто оставит обиду без ответа. К сожалению, двое остались живы.
Остановились, когда Леванна посчитала, что они отъехали достаточно далеко.
– Будет очень больно, – предупредила,
Лерран мрачно усмехнулся, давая ей понять, что зря она так хлопочет.
– Ты не знаешь: стило у Тёмных необычные. Раскрываются по краям, когда пытаешься вытянуть. Получим месиво, если будем торопиться.
Лерран промолчал. Уставился в небо и сжал челюсти. Она не стала рвать. Вытягивала медленно: лучше получить ещё несколько порезов внутри, чем порвать мышцы. В какой-то момент Лерран провалился в обморок.
– Вот и хорошо, – прошептала, чувствуя, как брызнули слёзы из глаз. – Я не вижу твоей слабости, а ты моей.
Она щедро промыла рану, прижгла края, используя остатки силы, забинтовала, и только тогда упала рядом. Это был не сон – беспамятство от слабости и усталости. Опустошение внутреннего резерва не проходит бесследно, и Леванна прекрасно знала об этом, когда вливала последние искры в страшную рану Леррана.
Глава 8. Праздник Зимы в Бергарде
Дара
Пока они искали засаду, я не находила себе места. Что-то не сходилось, о чём-то недоговаривали ни Геллан, ни Раграсс. Вряд ли это были посланцы Раграссова батюшки – он бы не вернулся, поджав хвост, прося о помощи. Нет, он не из таковских! А это значит, в засаде ждали кого-то из нас.
– Нельзя брать всё на себя, – многозначительно брякнула Росса. – Не мешай, дай мальчикам взрослеть. Они и так долго за бабскими юбками скрывались.
Я посмотрела на неё, как на полоумную. Это Геллан за юбками прячется? Да, собственно, никто из них не тянул на роль приспособленцев и маменькиных сынков!
– Ты не понимаешь, Дара, – плела паутину лендра, – на Зеоссе, где главные – женщины, трудно оставаться мужчинами и брать ответственность на себя.
– Да я бы о них так не сказала, – попыталась я спорить, но Росса сверкала зелёными глазами, сияла загадочной улыбкой.
– Это потому, что никто из нас не вмешивается. Не бряцает силой, как оружием. Если подумать, мы гораздо сильнее мальчиков, что сейчас отправились искать засаду.
В общем, мозги у меня по-другому устроены, да. Я привыкла, что мужчины – сильный пол и всё такое. Но в бою, мне кажется, тот же Геллан или Сандр куда искушённее, чем женщины.
Росса закатывает глаза и ухмыляется.
– Не хочешь же ты сказать, что вы их одной левой уложили бы?
Два плюс два в голове моей никак не хотели складываться.
– Я хочу сказать, что справились бы не хуже. Не физической
– Но у них же они тоже есть, – упрямствовала я.
– Есть, – согласилась Росса, – но спрятаны глубоко, забыты и не развиты. И если продолжать их опекать, они так и будут спать дальше.
Было в её словах что-то правильное, но стоять в стороне казалось мне неправильным, хоть тресни.
– Думаешь, мне легко?
Я уставилась на неё как баран на новые ворота.
– А тебе-то почему? – удивилась искренне. Лендра повела плечом и тряхнула кудрями. Какие красивые у неё волосы – густые, блестящие, крупными кольцами.
– Тоже хочется бежать впереди и закрывать грудью, – ответила она со смешком и спрятала глаза. Было что-то странное, в голове звоночек тилиликнул, но сразу я момент не уловила, что в ней не так, а потом не сосредоточилась больше. Почему-то воображение нарисовало Россу, бегущую впереди. Юбка развевается, грудь – колесом.
Я хихикнула. Нервненько так. Не спорю: она меня отвлекла разговорами, но я всё равно тревожилась и усилием воли заставляла себя сидеть на месте. А то бы бегала туда-сюда, как маятник, заламывая руки.
Потом мы замолчали, думая каждая о своём. Я тёрла глазами дорогу, по которой умчался небольшой отряд. Будь у меня сила зеосских баб, там бы уже дымилась воронка. А может, и не одна.
Геллана я увидела издалека. Он мчался на Савре как демон: конь белый, а Геллан во всём чёрном, как всегда. Только золотые волосы не развеваются, как обычно, а скручены сзади, стянуты туго.
Я не выдержала и побежала навстречу. Вцепилась в него как обезьянка. Я бы и ногами его обхватила, если бы посмела. Он сжал меня крепко-крепко, и на какой-то миг мне показалось… в общем, показалось.
Он привычно, по-братски, ткнулся лицом мне в волосы, а затем отступил. Сказал, что всё хорошо и нет никакой засады. И мы отправимся дальше.
Я смотрела ему в прямую спину и чувствовала, что злюсь. Расстроилась, наверное.
– Как хочешь, – крикнула ему в затылок, – но больше такой номер у тебя не пройдёт! Я больше ни за что не останусь ждать, а поеду за тобой хоть в преисподнюю!
Он обернулся резко. Вероятно, хотел что-то сказать, но посмотрел в глаза и промолчал. И взгляд у него такой… встревоженный, что ли, или взволнованный – не понять. Брови сведены, обезображенная щека дёргается. Но меня уже не напугать этим – пусть хоть треснет. Собралась ещё что-нибудь мстительно выкрикнуть, но он меня опередил.
– Я сам больше тебя не оставлю. Никогда.
И сказал он слова эти мрачно-торжественно, словно клялся в вечной любви. Я даже растерялась. А пока тупила, он развернулся и пошёл дальше. Командовал там возле возов и фургонов, а я поймала себя на том, что стою и как попугай повторяю про себя: «Ну и ладно, ну и подумаешь». Детский сад.