Вы любите пиццу?
Шрифт:
– Довольно, Марио, пора домой…
Гарофани послушно двинулся за младшим братом, но все же заметил на ходу:
– Не в упрек тебе будь сказано, Дино, но ты никогда не отличался тонкостью чувств…
Они вышли из трамвая на Муниципальной площади, прошли по виа Сан-Джакомо до виа Рома и оказались в старом городе, а там уже рукой подать до виколо Сан-Маттео. Давно поджидавший их Джузеппе с криком бросился домой, оповещая об их появлении. Оказавшись среди своих, Альдо почувствовал, как к горлу подступил комок. Теперь он точно знал, что никогда не сможет жить вдали
– Ну-ну, мамочка, зачем ты так? – нежно пробормотал Марио.
И тут, словно ее прорвало, Серафина разразилась потоком слов:
– Бамбино мио! Тебя ли я вижу? Небо, само небо дало мне такую радость! О Мадонна, я отдам тебе половину выручки за месяц!
Гарофани потянул жену за рукав.
– Поосторожнее, сердце мое… нельзя обещать того, что не можешь выполнить… А вдруг они там поймают тебя на слове? Как мы тогда станем жить? – И, словно желая оправдаться перед домашними, Марио добавил: – Мы говорим, говорим… и сами не всегда отдаем себе отчет…
– Санта Мадонна, я и забыла, как мы бедны, – в смущении пробормотала Серафина, – ты же все понимаешь, я смогу дать треть, нет… четверть… Ах, Матерь Божья, лучше я вам ничего не скажу, пусть это будет сюрпризом… А теперь, когда я возблагодарила Непорочную, обними свою маму, бамбино мио!
И Альдо с разбегу уткнулся лицом в могучую грудь матери. Его, как в детстве, охватила нежность, и слезы подступили к глазам. Потом его обнимали и приветствовали, каждый в свою очередь, Лауретта, Памела, Тоска, Бруна. Из мужчин первым открыл объятия Джованни, следом Джузеппе, Альфредо и Бенедетто. Марио, не желая оставаться в стороне, опять облобызал сына, а за ним снова мать и старшая сестра. И вот все семейство Гарофани, включая самых маленьких, охваченное могучим порывом возвышенных чувств, прижалось друг к другу, мешая смех со слезами, уже почти забыв о первоначальной причине и просто радуясь, что все они снова вместе.
– Альдо! А как твои раны? – возопила наконец Серафина, возвращаясь к действительности. – Ты не умрешь от них?
– Да нет же!
– Ты мне клянешься?
– Да, клянусь… Меня два-три раза ударили кинжалом, но только поцарапали кожу.
– Колоть кинжалом моего сына! Да что эти генуэзцы, дикари что ли? Клянусь Христом Спасителем, если бы они убили моего мальчика, я бы спалила их проклятый город! А теперь съешь хороший кусок пиццы… Как ты, наверное, проголодался, бедняжка!
Все устроились кто как мог и принялись уничтожать пиццу, которой в тот день было много, поскольку Марио не торговал.
– Немножко не хватает майорана, – пробормотала Серафина с набитым ртом. – Но как же тебе удалось избежать смерти, Альдо? Как эти бандиты тебя не убили?
– Меня спасла девушка…
– Будь она благословенна! Надо думать, в Генуе женщины лучше мужчин…
– Причем здесь Генуя, когда она англичанка…
– Англичанка?… –
– Вы не знаете, как она прекрасна! Так прекрасна, что и описать невозможно…
Воображение мгновенно перенесло Лауретту в одну из тех историй, что она видела в кино.
– Ты ее любишь? – простодушно спросила она.
Все с нетерпением ждали признания Альдо.
– Да, я ее люблю.
Джованни расхохотался.
– Значит, итальянок тебе мало и ты теперь решил искать жертвы среди иностранок?
Но Альдо не мог вынести шуток на этот счет. Стиснув челюсти, он предупредил шурина:
– Не советую распускать язык, Джованни, а то как бы мне не пришлось поправить тебе физиономию…
Тут уж все поняли, что дело серьезно.
– Ты хочешь на ней жениться? – робко осведомилась Лауретта.
– Да, если она не будет против такого мужа… Ее зовут Одри…
– Красивое имя, – заметил Джованни, желая загладить вину.
Мама наконец справилась с порядочным куском пиццы, мешавшим ей высказать свое мнение.
– Меня бы здорово удивило, откажись она за тебя выйти! Такой парень! Не слепая же эта девушка? Но скажи-ка мне, бамбино, а где живут англичанки?
– Да в Англии же, конечно!
– А это, случаем, не та страна, где вечно идет дождь?
– Так говорят. Не знаю, правда ли…
– И ты думаешь, она привыкнет жить здесь? При нашем солнце?
– Да солнце-то ладно… хуже, что я ни на что не годен…
От изумления Дино высоко вздернул брови. Здорово же мальчик влюбился, если до него это дошло! Наконец-то! Но Серафина, ослепленная материнской любовью, возмутилась:
– Я запрещаю тебе говорить глупости! Ни на что не годен! Взбредет же такое в голову!
– Я даже не могу предложить ей жилье…
– Ба! Потеснимся немножко…
Альдо не ответил. Зачем напрасно огорчать мать, пытаясь объяснить, что Одри не сумеет приноровиться к образу жизни Гарофани?
– Может, ей подойдет место моего Рокко?
Все, затаив дыхание, умолкли и бесшумно повернулись в сторону комнаты, где жил Рокко. На пороге неподвижно стояла одетая в траур Джельсомина. Довольная произведенным эффектом, она с горечью заметила:
– Я слушаю вас с самого начала… и хоть бы один вспомнил о Рокко… Рокко, который так вас всех любил…
Это последнее замечание открыло шлюзы тем рыданиям, на которые женщины клана Гарофани еще были способны. Марио присоединился к хору, ибо любил плакать не меньше, чем смеяться. Вдова не преминула воспользоваться случаем.
– От мертвых все хотят поскорее избавиться, разве нет? А я? Хоть кто-нибудь обо мне подумал? Что остается женщине, оставшейся без мужа, без детей, презираемой всеми, даже домашними? Где мне найти пропитание на завтра? Где обрету я крышу над головой? О несчастная, почему не погибла я вместе со своим мужем?