Вы любите пиццу?
Шрифт:
Сапожник Константине Гарацци, спрятавшись за грузовиком, наблюдал эту сцену – ему предстояло дать хозяевам подробный отчет о начале операции. Убедившись, что все в порядке, он поздравил себя с правильным выбором. Капитан судна засвистел, призывая матросов заняться делом.
– Эй вы, садитесь или нет? – крикнул он с трапа Альдо и Рокко. – Моя посудина – это вам все-таки не такси!
Пришло время расставания. Почтенная матрона осыпала сына звучными поцелуями. Лауретта рыдала. Джельсомина цеплялась за мужа, словно не желая отпускать его. Марио произнес речь, которую никто не слушал, кроме бродяг, вечно
– Пиши мне каждую неделю, малыш, – возопила Серафина, – если не хочешь получить весть о моей кончине!
Она совсем забыла, что сын вернется через восемь дней.
Ни Альдо, ни Рокко никогда не уезжали из Неаполя. Зачем покидать этот благословенный край? Поскольку капитан приставил их к самой легкой работе, оба могли вволю наслаждаться бездельем. Раскинувшись прямо на палубе и подложив под голову связку каната, молодые люди часами предавались чисто неаполитанскому времяпрепровождению – спокойно дремали, предоставляя солнцу золотить кожу.
Альдо прекрасно ладил с Рокко и даже часто обсуждал с ним свои проблемы. Вот и сейчас, когда суденышко проплывало мимо Анцио, дядя вспомнил что-то и спросил племянника:
– Теперь, когда мы получим деньги… ты женишься на Фьорелле?
Прежде чем ответить, Альдо мастерски сплюнул за борт, хотя тот находился достаточно далеко, – молодой человек виртуозно владел техникой этого весьма распространенного среди неаполитанских бездельников вида спорта.
– Если хочешь знать, Рокко, она мне уже изрядно осточертела.
Дядюшка со смехом покачал головой.
– Я вижу, ты еще не надумал остановиться, а?
– Все они – одного поля ягоды!
– Да, многие так говорят, пока не наткнутся на ту, что накинет аркан на шею…
Альдо подумал об Орсоле. Неужто она и впрямь приберет его к рукам? Молодой человек стал уже где-то всерьез побаиваться, что так и случится.
– Вот я, например, как только увидел Джельсомину, – продолжал Рокко, – сразу понял, что со всеми остальными покончено, и не ошибся… Уж кто, кто, а моя Джельсомина – редкостная женщина…
– Тебе повезло, Рокко, ничего не скажешь. Но ведь не у всех так бывает? А я вот думаю, когда мы получим свою доли, не купить ли мне лодку, как Дино… Это тяжкий труд, конечно, зато на море ты свободен, и к тому же туристы мне здорово обрыдли…
Рокко ответил не сразу, а когда заговорил, тон его показался племяннику странным.
– Ты очень уважаешь Дино, да, Альдо?
– Это настоящий мужчина…
– А почему он не женится?
– Не знаю. Может, не хочет терять свободу?
– Да и, похоже, чужие жены его больше устраивают!
Молодой человек с удивлением воззрился на посуровевшее лицо дяди.
– Что за нелепая мысль!
– Не такая уж нелепая! Откровенно говоря, Альдо, мне очень не нравится то, как он смотрит на Джельсомину, когда думает, что его никто не видит.
– Надеюсь, ты не хочешь сказать…
– Я говорю только, что мне это не по вкусу… В конце-то концов, разве это нормально, чтобы мужчина жил один? И еще: ты не заметил, что в любом споре Джельсомина всегда встает на его сторону?
– Это потому, что Дино чаще всего прав.
– Возможно, но уважающая себя женщина обязана в любом случае поддерживать мужа!
Разговор взволновал Альдо. Он ни разу не видел Рокко в таком скверном настроении и таким упрямым. И парню стало тяжело на сердце.
– Не валяй дурака, Рокко! Ты сам себя накручиваешь и рискуешь все испортить из-за чепухи.
– Плевать! Я больше так не могу! И для начала, как только получим деньги, переселимся к вдове Сандротти на виа Крочи. Там есть комната с кухней… По крайней мере мы будем у себя и сможем принимать только тех, кого захотим!
Вопреки всем своим надеждам, Одри смертельно скучала на «Герцоге Ланкастерском». Алан не отходил от нее ни на шаг и все время говорил либо о проблемах юриспруденции, нагоняя на девушку отчаянную тоску, либо делился соображениями о политической географии, что погружало ее в сон. Если же Одри удавалось ускользнуть от жениха, рядом немедленно возникала миссис Рестон, тут же принимавшаяся расхваливать своего сына, одновременно предостерегая ее от опасных знакомств. Вообще, надо сказать, что Эйлин Рестон, несмотря на утонченное воспитание, более всего напоминала солдата Королевской кавалерийской гвардии, в шутку (если, конечно, кавалергарды способны на такого рода юмор) нарядившегося женщиной. На стоянках она нанимала фиакр и возила жениха с невестой исключительно по респектабельным местам. За ужином, всегда проходившим на корабле по причине экономии, миссис Рестон критиковала все, что они видели за день, сравнивая с английскими устоями, как известно лучшими в мире. Уединяясь в каюте, Одри проклинала себя за то, что имела слабость согласиться на это совместное путешествие. Наконец, когда корабль остановился в Кадиксе, девушка не выдержала. Она сговорилась с несколькими молодыми соотечественницами и, как только спустили трап, помчалась на сушу, нисколько не заботясь о том, что подумают Алан и его матушка.
Одри провела чудесный день, перекусив в маленьком кафе простонародного квартала – что, несомненно, привело бы в ужас миссис Рестон, – и явилась на корабль, лишь когда сирена в третий и последний раз предупредила опаздывающих, что если они не поспешат на борт судна, то останутся в Испании. Едва Одри вернулась в свою кабину – к ней вошла миссис Рестон.
– Одри, что с вами случилось, милочка?
– Ничего… Я чудесно провела время.
– Без Алана?
– Боже мой, да, без Алана!
Миссис Рестон несколько растерялась. Она, несомненно, рассчитывала на извинения, на раскаяние и теперь кипела от возмущения.
– С кем вы были?
– Я думаю, вы не знакомы с этими людьми.
Непринужденность девушки окончательно вывела из себя Эйлин.
– Вы, кажется, даже не отдаете себе отчета, сколь мало ваше поведение соответствует тому, чего следовало бы ожидать от невесты?
Мисс Фаррингтон, которая в это время разбирала вещи, обернулась.
– Прошу вас, миссис Рестон, давайте раз и навсегда договоримся. Мне двадцать три года, и я полагаю, что сама вправе решать, как себя вести. Я намерена гулять как можно больше, когда хочу и с кем хочу. Алан может поступать так же, я ничуть не возражаю. Но вы должны понять, что, пока не вышла замуж, я никому не позволю вмешиваться в свои дела. А теперь будьте добры оставить меня – я хочу переодеться…