Вы любите пиццу?
Шрифт:
– Куда вы его везете?
– В больницу Сант-Андреа, синьорина.
Когда молодые люди снова остались одни в тишине ночи, Алан попытался продолжить так досадно прерванный разговор, но было слишком поздно. Одри слышала теперь лишь нежный голос красивого молодого итальянца, который сравнивал ее с Мадонной и шептал о любви. Алану действовало на нервы, что спутница его не слушает, и, когда в очередной раз она не ответила на его вопрос, Рестон сухо осведомился:
– Но в конце-то концов, Одри, в каких облаках вы витаете?
– Что?
– С тех пор, как мы спасли этого молодого бандита, вы, по-моему, сама не своя!
– С какой стати вы называете этого юношу бандитом?
– Как? Вы еще его защищаете?
– Мне незачем его защищать, просто я считаю
– Согласитесь, что у нас тех, кто дерется на улице на ножах…
– Во-первых, он не дрался… на него напали… И потом… мы ведь не в Англии!
– К сожалению, я начинаю это замечать…
Одри улыбнулась от жалости. Бедняга Алан! Что он может заметить? И где ему понять итальянскую феерию? Вполне возможно, что этот Альдо стал жертвой ревнивого мужа… или какого– тайного заговора… Подруги из Соммервиль колледжа ни за что бы не узнали свою уравновешенную однокашницу в этой новой Одри, вдруг отдавшейся воображению и мечтам, где любовь и смерть рука об руку повели ее по волшебным дорогам старины и молодая англичанка неожиданно превратилась в одну из тех красавиц Кватроченто, ради чьих прекрасных глаз кавалеры с такой легкостью выхватывали кинжалы. Отчаявшись вывести Одри из молчаливого оцепенения, Рестон не стал настаивать, и они вернулись в гостиницу, не обменявшись больше ни словом.
Раны Альдо не вызвали опасений у дежурного врача больницы Сант-Андреа.
– Откуда ты родом?
– Из Неаполя.
– Ну что ж, при желании ты очень скоро туда вернешься.
В общей палате, куда его перенесли, Альдо стал вспоминать все, что произошло в этот вечер. Представив себе несчастного Рокко, он не мог сдержать слез… Бедный дядя. Бедная Джельсомина… А что скажет отец? В чем же они промахнулись? Как и было приказано, Альдо и Рокко пришли на свидание в указанное время и отдали брильянты, услышав пароль. Так в чем дело? Может, Синьори решили избавиться от нежелательных свидетелей, как только те выполнят поручение? Но подобное коварство никак не укладывалось в голове… И вдруг Альдо вспомнил, что один из нападавших, замахиваясь ножом, выкрикнул чисто неаполитанское ругательство. А что, если кто-то из сограждан, проведав о готовящейся операции, решил подстроить ловушку и ограбить их? Бандиты наверняка рассчитывали обойтись без кровопролития, ведь они не знали, что в обмен на брильянты должны передать четки, и если бы Рокко не стал настаивать… А теперь Рокко мертв, и к тому же Гарофани не получат обещанного миллиона.
Пожилая сиделка принесла Альдо попить и, заметив, что он плачет, ласково провела рукой по его кудрям и пожелала спокойной ночи. Прикосновение женской руки воскресило в памяти Альдо воспоминание об Одри. Увидятся ли они когда-нибудь? И в странной тишине огромного дортуара, где слышались лишь хриплое дыхание, глухие стоны и невнятное бормотание, Альдо погрузился в мечты о молодой англичанке…
Вернувшись в свою комнату, Одри переоделась и машинально вымыла руки. Какое у него красивое имя: Альдо. Причесываясь, девушка словно бы видела в зеркале смутное отражение раненого и слышала его шепот: «Я люблю тебя!» – «Господи! Что это со мной? Уж не сошла ли я с ума?» Одри сама себя не узнавала, и эта внезапная утрата самоконтроля немного напугала ее. Восстанавливая душевное равновесие, мисс Фаррингтон с легкой душой отнесла столь неожиданную экзальтацию на счет усталости от чрезмерно напряженного учебного года и на том успокоилась. Завтра утром она постарается вести себя полюбезнее с Аланом и, возможно, попросит отвести ее завтракать на Портофино. Рестон наверняка будет просто счастлив. Одри признала, что вела себя с женихом не слишком ласково, впрочем, это не вызвало у нее особых угрызений совести. Однако теперь все изменится. И то, что какой-то бандит (Алан, конечно, прав – этот парень наверняка какой-нибудь проходимец) так глупо сравнил ее с Мадонной, вовсе не повод сходить с ума! Одри скользнула под одеяло, выключила свет и заставила себя думать о будущем
На следующее после той памятной ночи утро Алан Рестон немало удивился, встретившись за завтраком с очень доброжелательно настроенной Одри, но почел за благо не упоминать о недавних событиях и был глубоко тронут, когда девушка спросила, удалось ли миссис Рестон освободиться от дорожной усталости. Алан поначалу сказал невесте, что вообще-то он должен встретиться с итальянским коллегой на виа Порто Сопрана, но, подумав немного, предложил перенести деловое свидание и провести время с ней. Одри отказалась и, совершенно забыв о недавнем своем намерении позавтракать на Портофино, заявила, что отправится в картинную галерею дворца Бьянко. Молодые люди договорились увидеться в одиннадцать часов на площади Феррари и расстались, весьма довольные друг другом.
Во дворце Бьянко Одри задумчиво бродила по галерее, пока неожиданно ее взгляд не упал на портрет «Флорентийского дворянина» кисти Понтормо. Девушка замерла. Вся комедия, которую она принуждала себя играть со вчерашней ночи, оказалась бессмысленной, раз сама судьба позаботилась показать мисс Фаррингтон лицо, о котором ей так хотелось забыть. Можно подумать, Понтормо писал этот портрет с Альдо. Одри сразу узнала этот мягкий лучистый взгляд, красивый рисунок губ, тонкие черты лица в ореоле густых черных кудрей. Мисс Фаррингтон села на скамью напротив портрета флорентийца, который, казалось, взирал на нее с иронией. А если они еще раз встретятся, подумала она, интересно, узнает ли он ее, сравнит ли снова с Мадонной, скажет ли: «Я люблю тебя» – тем чарующим голосом, чьи нежные интонации так взбудоражили нервы молодой англичанки? Где было противостоять романтической и неопытной соммервильской затворнице чарам опытного ловеласа и красавца.
Одри в общем-то отдавала себе отчет в собственной слабости и потому искала предлог, который бы в той или иной мере скрыл от нее самой истинное положение вещей. Но и в такси, увозившем ее к больнице Сант-Андреа, девушка все еще не могла найти удачное объяснение.
После врачей, успокоивших Альдо насчет его состояния, явилась полиция. Инспектор сел у изголовья раненого, вежливо осведомился о его здоровье, уточнил некоторые данные и лишь после этого попросил подробно рассказать о вчерашнем и сообщить, нет ли у него каких-то подозрений насчет возможных причин нападения. Альдо сказал, что ничего не знает.
– Где вы встретили этих двоих?
– В Вилетта ди Негро, у Археологического музея.
– Мы нашли там тело некоего Эспозито… Рокко Эспозито. Вы были вместе?
– Это мой дядя, – срывающимся голосом проговорил Альдо.
– Как же получилось, что его убили, а вам удалось бежать?
Альдо обрисовал сцену, упомянув о смутном предчувствии, заставившем его держаться чуть поодаль.
– Вы оба приехали в Геную вчера вечером?
– Да.
– И зачем же?
– Работать.
В подтверждение своих слов Альдо показал письмо от генуэзского предпринимателя.
– И вы намерены оставаться здесь?
– Нет, теперь, когда Рокко убит, лучше вернуться в Неаполь.
Инспектор встал.
– Разумное решение… потому что, откровенно говоря, что-то в этой истории мне не особенно нравится… У вашего дяди не взяли даже кошелек. Странно, правда? Вам крупно повезло, приятель, что на вас нет досье в полиции… До свидания.
Это посещение встревожило Альдо. Настоящие дикари эти генуэзцы, как, впрочем, и все северяне. Молодому человеку не терпелось оказаться на виколо Сан-Маттео, среди своих. Полицейский, кажется, чертовски хитер, и если служащий «Альберто Бьянко» расскажет о звонке, изменившем место встречи, то страж порядка непременно явится сюда, и тогда уж Альдо точно придется рассказать всю историю. При мысли об этом Гарофани прошиб холодный пот. Ему стало страшно.