Выбор ведьмы
Шрифт:
В глубокой рваной ране на груди Горпыны шевелился кончик черного корня.
— Нет! — Ирка схватилась за сковородку, вскочила, метнулась к мешкам у стены: скорее, скорее, ячмень, изгнать…
«Не получится, дочь. Или ты меня уж вовсе за щенка держишь…»
Отросток в груди Горпыны задергался, и ее тело начало рывками подниматься… не поджимая ног, не сгибая позвоночника, как садятся куклы. Лицо с закрытыми глазами безошибочно повернулось к Ирке, а сведенные яростной гримасой губы зашевелились, исторгая
«…чтоб опять на твое заклятие попасться? Не переводи зерно на глупости…»
Нет! Не надо, только не Горпына… Ирка медленно повернулась, до боли сжимая рукоять сковородки в кулаке. На ощупь та казалась шершавой, Ирка почувствовала под пальцами что-то вроде мелкого песка и поняла, что это засохшая Горпынина кровь. Горпына открыла глаза, пустые и неподвижные, тоже как у куклы.
«О! — речь прервалась, будто обладатель голоса вдруг увидел Ирку со сковородкой, губы Горпыны судорожно дернулись. — Быстра».
Ирка криво усмехнулась и как ракеткой по мячу вмазала по своему огненному шарику сковородкой. Огонек разлетелся и осыпался затухающими искрами, сковородку окутало зеленое пламя. Ирка стиснула рукоять сильнее, и пламя с ревом вспыхнуло, точно факел! Ирка удовлетворенно улыбнулась, поднимая сковородку в боевую позицию.
«Не понимаю, почему ты противишься. — Отросток в груди по-прежнему шевелился, губы Горпыны дергались, а чужой голос гудел как в бочку. — Ты моя дочь, и мне нужна твоя кровь. — И добавил: — Если бы ты еще на Хортице шагнула на мой алтарь, давно бы уже была в моем Лесу и мне не пришлось гоняться за тобой по двум мирам!»
Вот что на это сказать, а?! Кровь нужна — и все! И совершенно непонятно, почему дефицитный донор еще не на алтаре! И все это — с невозмутимой невинностью щенка, писающего на коврик. Типа: ну а чего такого-то, если мне надо? Все точно как говорила о богах Криза. Ирка шумно выдохнула… и вдруг захохотала, мотая головой и размахивая пылающей сковородкой так, что чуть по лбу себя не съездила. Вот вынь ему кровь да положь! Ну или полей… На алтарь… Ой, не могу!
«Не понимаю, почему ты смеешься?» — монотонно повторил голос.
— Где тебе… ты у нас чистая собачье-божественная душа, не замутненная черным человеческим юмором, — стараясь не смотреть на мертвое лицо Горпыны с шевелящимися губами, Ирка смахнула слезы. — У вас, у богов, с животными много общего — никакого внимания к чужим интересам, только к себе! Захотел косточку — подать косточку, захотел чужой кровушки — подать немедленно кровушку…
«Человек говорит мне, как заботиться о других?» — в лающем голосе, вырывающемся из уст мертвой Горпыны, вдруг зазвучали горько-ироничные интонации.
У Ирки даже слезы высохли. Это… что? Тот, кто создал Мертвый лес, напал на деревню, заставляет говорить
«Твоя кровь не чужая — она моя! Хортова кровь! Благодаря мне она течет в твоих жилах! — продолжал гудеть голос. — Я же не собираюсь забирать ее всю».
— А вот с этого места поподробнее! — процедила Ирка. — Зачем, сколько литров и каким образом, а то никто из твоих… подручных… так ничего толком и не объяснил!
«Кто может предсказать точный ход обряда? — равнодушно сообщил голос. — Выбирайся из человеческой деревни и иди в Лес. Не бойся, мои слуги тебя пропустят. Поторопись».
Горпына замерла, будто израсходовавшая батарейку игрушка. В воцарившейся тишине отчетливо слышались звуки кипящего за дверью боя.
«Почему ты еще здесь?» — Тело женщины опять дернулось.
— Ты забыл пообещать, что оставишь деревню в покое.
«Зачем? — На мертвом лице женщины так и застыли ужас и ярость, а в чужом голосе звучало удивление. — Потом снова возвращаться и начинать все заново?»
— Идея отвянуть от деревни совсем не рассматривается? Хотя куда тебе отвянуть, твой Лес и так… гербарий пересушенный. Короче, не договорились, — подвела итог Ирка.
«О чем… не договорились?» — теперь в голосе звучало крайнее изумление.
— Ни о чем. Ты не смог мне предложить ничего такого, ради чего стоило бы куда-то тащиться, тем более в Мертвый лес! — отрезала Ирка.
Молчание опять зависло в амбаре — плотное, будто туго набитая перьевая подушка.
«Предложить?» — ошеломленно повторил голос. Попугай, а не пес!
Отросток, червяком шевелившийся на груди мертвой Горпыны, рванул вверх… Ирка не успела отпрянуть — он мазнул ее по покрытым засохшей кровью губам — Ирка услышала что-то вроде блаженного чавканья — если, конечно, корни могут чавкать… Из груди Горпыны осьминожьими щупальцами полезли десятки отростков. Они истончались в нити, обвивая тела погибших, вонзались в глаза, уши, ноздри мертвецов, проникали под кожу, в вены…
«Нитки — хищная нечисть, так вот откуда она берется…» — заторможенно подумала Ирка.
Скрюченные пальцы Горпыны вдруг сжались. Рывками она начала поднимать руку… Знакомое, чуть резковатое скуластое лицо исчезало — проваливался нос, истончались губы, сужались в узкие щелки глаза, и сквозь редеющие и осыпающиеся волосы пробивались хрящеватые уши летучей мыши. Мертвецы поднимались медленно, еще неуверенно, но с каждым следующим движением обретали уже знакомую Ирке неестественную гибкость. Корни Мертвого леса перекраивали людей, их чернота растворялась в белизне человеческой кожи — на Ирку раскосыми глазами уставилась почти одинаковая четверка серокожих.