Выход за предел
Шрифт:
– Повезло, – мелькнуло у меня в голове, и я даже не мог представить, как мне, действительно, повезло.
Мужчина вышел, сказал «Следующий» и протянул мне мою же записку обратно. Поблагодарив, я развернул ее и прочитал: «Обед с 13 до 14, ожидайте. Сафрон». На часах было 12:30. Через полчаса из двери вышла женщина, а за ней совсем еще молодой мужчина выше среднего роста, модно одетый шатен, с кожаным ридикюлем в руке, как у доктора, и сказал: «Перерыв на обед, товарищи, извините, придется подождать, – потом посмотрел
Я бросился за ним. Выйдя на улицу, Сафрон спросил:
– Что, меломан Славик, вас привело ко мне?
– Я привез лик старинный, хотел бы у вас проконсультироваться, уважаемый Сафрон, – сказал я и собрался открыть свой дипломат.
– Не торопитесь так, Славик, у нас еще 55 минут, – произнес Сафрон.
Мы вышли на Пречистенку и подошли к кафе.
– Вы голодны? – весело спросил он.
– Нет, я пирожков наелся на Неглине, – ответил я.
– С бульончиком? – опять весело спросил Сафрон.
– Да, – ответил я, и мы зашли в кафе.
– Зравствуйте, Сафрон Евдокимович, сюда пожалуйте, – встретил нас официант и повел куда-то.
Пройдя по коридору, мы оказались в маленьком уютном кабинете, с сервированным белоснежным столом.
– Как обычно, – сказал Сафрон. – А гость пирожков наелся. Ему чай. Или кофе?
– Мне бы кофейку, – ответил я.
Официант ушел, а мы уселись за стол.
– Ну, вот. Теперь показывайте свой лик, Славик, – с доброй улыбкой сказал Сафрон.
Я достал икону и, развернув, протянул ему. Наступила тишина. Сафрон молча смотрел на икону, а я – на него.
– Невероятно! – вымолвил взволнованный и даже потрясенный увиденным Сафрон.
С трудом оторвав взгляд от лика Спасителя, посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
– Что вы хотите узнать об этом шедевре?
– Ну, я даже не знаю. Сколько он примерно стоит? – ответил я, заметно волнуясь.
Не отводя взгляда своих умных глаз от моих, Сафрон произнес:
– Бесценен! Этот лик бесценен! Ему нет цены!
И опять наступила тишина (ни наш Славик, ни Сафрон и предположить не могли, что точно те же слова были сказаны в забытом уже 1939-м году отцом Сафрона, заключенным Евдокимом Васильевичем Опетовым начальнику Тобольского Губчека Семену Оскаровичу Забегай – деду Славика из Харькова).
– Понимаете, Сафрон, – взволнованно, путано заговорил я, – у меня очень больна мама. Встал вопрос жизни и смерти. Я простой хоровик, дирижер из Харькова, руковожу там камерным женским хором. Я должен ей как-то помочь, спасти ее. Я обязан.
– Этот лик, скорее всего, времен расцвета Византийской империи, выполненный, предположительно, венецианскими мастерами не менее тысячи лет тому назад, – тихо проговорил Сафрон, глядя на икону. – Ему нет цены.
В дверь постучали, Сафрон накрыл белой крахмальной салфеткой икону
– А как же мне быть, Сафрон Евдокимович? – вдруг вспомнив отчество, спросил я.
– Вы дирижер-хоровик, а интересуетесь, я смотрю, рок-музыкой, – вдруг неожиданно, глядя на дно моего дипломата, произнес Сафрон.
– Да, интересуюсь, – ответил я. – Этот диск Хендрикса я не знаю и еще не слушал, а очень хочется. Как-то этот альбом остался для меня неизвестным. Даже странно.
Достал пластинку и протянул Сафрону.
– Не совсем странно. Этот альбом собран из студийных, забракованных Хендриксом вещей и выпущен уже после его смерти звукачом студии, который сохранил материал. Это незаконный, но не менее ценный альбом, – проговорил Сафрон, разглядывая диск.
– Я про него слышал, но у меня его еще нет, – задумчиво продолжил он.
– Возьмите, – вдруг ни с того ни с чего сказал я.
– Нет-нет, зачем же? Я не об этом, мне привезут, – ответил Сафрон и через паузу, подняв глаза на меня, спросил: – Вы мне доверяете, Вячеслав?
– Конечно, – ответил я.
– Вы же меня совсем не знаете, как вы можете доверять незнакомцу? – опять тихо спросил Сафрон.
– Вы же коллекционер, как и я, вас все знают на Неглинке, вся Москва вас знает, и я знаю это откуда-то, – опять волнуясь и глядя на Сафрона, ответил я.
– Откуда-то… – произнес тихо Сафрон, а потом добавил: – Вы можете мне оставить Лик на неделю? Я попытаюсь что-то сделать для вас и вашей мамы.
– Конечно, могу, – ответил я и уставился на Сафрона.
– Тогда через неделю здесь же, в час дня, Ваше превосходительство. А теперь ступайте. Мне надо еще отобедать – я же не ел пирожков на Неглинной.
Мы пожали руки, я неуверенно положил пластинку в дипломат и ушел. Странно, но я нисколько не волновался, не переживал все это время. И через неделю в районе часа дня стоял возле кафе с дипломатом. Сафрон появился на тротуаре все так же элегантно одетый, с саквояжем в руке и в красивом шелковом шарфе на шее. Подошел, улыбнулся и сказал: «Здравствуйте, Вячеслав». Пожал мне руку, и мы вошли в кафе. Уже в кабинете, заказав официанту еду, а мне кофе, он произнес:
– Пятьдесят тысяч за минусом моих 10 процентов комиссионных вас устроят?
– Сколько? – промолвил я осипшим голосом, чуть не свалившись со стула.
– Пятьдесят тысяч советских рублей за минусом комиссионных, – ответил спокойно Сафрон.
– Вы шутите? Это же неслыханная сумма! Это же целое состояние! Это же… – и я замолчал, глядя с испугом на него.
– Это спасение вашей мамы. Купите кооперативную квартиру где-нибудь в Ялте, перевезете ее туда, а там санатории, врачи толковые из кремлевки, климат хороший, воздух морской – там Чехов лечился, – сказал он весело.