Выкорчеванная
Шрифт:
— Но… — начала я, но прикусила губу. Он впервые посмотрел на меня, саркастично приподняв одну бровь. Я неуверенно уточнила: — Но потом, вас же все равно отправили сюда?
— Нет, — ответил он. — Я сам решил остаться. Король был совсем не в восторге от моего решения. Он предпочитал держать меня под присмотром, а его наследники старательно добивались моего возвращения. Но она… меня убедила. — Он вновь отвел взгляд, уставившись в окно через всю долину на Чащу. — Тебе приходилось слышать о городке под названием Поросня?
Название было смутно знакомо.
— Булочница в Двернике говорила, что ее бабушка была из Поросни. Она пекла отличные
— Так, так, — нетерпеливо сказал он. — А ты знаешь, где это?
Я беспомощно пыталась сообразить: ведь я даже едва знала это название.
— Может это где-то в Желтых болотах? — предположила я, наконец.
— Нет, — ответил он. — Поросня находилась в пяти милях дальше по дороге от Заточек.
Заточки находились всего в двух милях от выжженной границы с Чащей. Это был последний городок в долине, последний бастион борьбы с Чащей. Так было всю мою жизнь.
— Ее поглотила Чаша? — прошептала я.
— Да, — сказал Дракон. Он поднялся и сходил за громадным журналом наблюдений, в котором он делал заметки в тот день, когда появилась Венса с известием о Касе. Волшебник положил его на стол и открыл. Все страницы были разлинованы тонкими линиями на строки и колонки, в которые были вписаны аккуратные записи как у счетовода, вот только в строчках значились названия населенных пунктов, имена людей и числа. Сколько пало перед скверной, сколько исцелено, сколько погибло. Все страницы пестрели записями. Я протянула руку и перевернула страницы назад. Пергамент не пожелтел и чернила сохранили черный цвет. Страницы чуть похрустывали от сохранявшего их волшебства. Чем дальше я пролистывала назад, тем меньше становилось записей и нижи цифры жертв. В последнее время случаев становилось больше и масштабнее.
— Поросня пала в ночь гибели Вороны, — сказал Дракон. Он перевернул толстую стопку листов до момента, где вел записи кто-то другой, менее упорядоченно. Каждый случай был описан скорее как рассказ, буквы были крупнее, а проведенные линии чуть расползались.
«Сегодня прибыл гонец из Поросни. У них лихорадка, заболело семеро. По пути нигде не задерживался. Он тоже болен. Настойка древогонки помогло унять лихорадку, а седьмое заклятие Агаты дало результат при очищении причины болезни. Для прочтения заклинания потрачено семь частей шафрана в весе серебра и пятнадцать частей настойки древогонки…»
Это была последняя запись этим почерком.
— Я как раз возвращался ко двору, — продолжил волшебник. — Ворона предупредила меня, что Чаща наступает… она попросила меня остаться. Я с негодованием отказался. Я считал, что это ниже меня. Она говорила, что графу уже ничем не поможешь, и я ей не поверил. Я торжественно пообещал, что найду способ; что смогу разрушить любую магию Чащи, какой бы она ни была. Я убеждал себя, что она просто старая слабая гусыня. Что Чаща растет лишь благодаря ее слабости.
Слушая его, я обвила себя руками и смотрела на огромный журнал наблюдений с пустой страницей, следующей за той самой записью. Сейчас мне хотелось, чтобы он замолчал. Я не хотела слышать, что было дальше. Открывая мне правду о своей неудаче, он пытался быть добрым со мной, а я могла думать только о Касе. «Кася!» — плакало мое сердце.
— Как я узнал потом… запыхавшийся гонец догнал меня на дороге… она отправилась в Поросню, забрав свои запасы с собой, и потратила силы, борясь с болезнью. Именно в этот момент Чаща нанесла удар. Ей удалось переправить несколько детишек в соседний городок… думаю, бабушка вашей
— Даже спустя полдня, когда я добрался обратно, я еще сумел пробраться сквозь деревья. Они посадили очаговое дерево прямо в ее тело. Она была еще жива, если можно так выразиться. Я сумел подарить ей чистую смерть, но это все, что мне удалось сделать до вынужденного бегства. Деревня погибла, а Чаща расширила свои границы.
— Это было последнее крупное расширение, — добавил он. — Я замедлил распространение, заняв ее место, и с тех пор сдерживаю… более или менее. Но она все время старается.
— А если бы вы не вернулись? — поинтересовалась я.
— Я единственный волшебник в Польне, обладающий достаточной силой, чтобы ее сдержать, — без малейшего следа заносчивости, скорее, как данность, ответил Дракон. — Каждые несколько лет она испытывает мои силы на прочность, а раз в десять лет или около того, предпринимает попытки посерьезнее… как в случае с нападением на твою деревню. Теперь Дверник от границы Чащи отделяет всего одна деревня. Если бы ей удалось убить меня там или поразить скверной, и посадить очаговое дерево… то к тому времени, когда сюда прибудет новый волшебник Чаща поглотит и твою деревню и Заточек, и окажется на пороге восточного перевала у Желтых болот. А оттуда, как только представится шанс, распространится далее. Если бы я позволил им прислать вместо Вороны более слабого волшебника, сейчас бы была потеряна уже вся долина.
— Именно это случилось в Росии. За последние десять лет они потеряли четыре деревни, и две до этого. В следующей раз Чаща доберется до Кивской губернии, а потом… — он пожал плечами: — полагаю, узнаем, умеет ли она расти в горах, чтобы выбраться за перевал.
Мы сидели в полном молчании. В его словах я видела, как Чаща медленно, но неотвратимо ползет по моему дому, по долине, по миру. Глядя с Башни вниз, я представляла бесконечные ряды темных осаждающих деревьев. В каждую сторону, куда ни посмотри, пугающий шелестящий океан, движимый ветром, и ни одной живой души. Чаща поглотила всех до единого и затащила под свои корни. Так же, как поступила с Поросней, и с Касей.
По моим щекам, медленными ручейками, покатились слезы. Я была слишком опустошена, чтобы разреветься по-настоящему. Солнечный свет постепенно гас, а волшебные лампы еще не зажглись. Лицо волшебника стало непроницаемым, теряясь в тенях, а по глазам в закатном свете ничего невозможно было прочесть.
— Что с ними случилось дальше? — чувствуя пустоту внутри, спросила я в тишине: — Что было с ней?
Он повернулся:
— С кем? — переспросил он, выныривая из своих грез. — А, с Людмилой? — он помолчал. — Когда я был при дворе в прошлый раз, — наконец сказал он: — я сказал ей, что с ее мужем ничего невозможно сделать. Я привел с собой еще двух придворных чародеев, чтобы подтвердить, что его скверна не излечима. Прежде всего оба были потрясены тем, что я позволил ему прожить так долго… и я позволил одному из них его умертвить. — Он пожал плечами: — По случаю они пытались раздуть из этого скандал… среди волшебников зависть обычное дело. Они предложили королю отправить меня сюда в изгнание в наказание за сокрытие скверны. Полагаю, они думали, что король отменит это наказание, но приговорит меня к чему-нибудь еще — полегче, больше чтобы пожурить. Когда я объявил, что собираюсь сюда сам, это всех потрясло, не важно, кто что при этом подумал.