Высокая ставка
Шрифт:
— Желаете виски? — спросил он. Как ни странно, с немецким и английским акцентом. Сэлу показалось, что они ровесники.
Сэл опустился на стул и лишь тогда ответил:
— Да, пожалуйста.
— Закажи три виски, если не возражаешь, — обратился немец к Эрику, глядя лишь на него.
Эрик вскочил и ринулся сквозь толпу к бару. Карл положил сигарету в пепельницу и тотчас вытряхнул еще одну из пачки, лежавшей на столе среди пустых бутылок и скомканных салфеток.
— Эрик в восторге от того, что слышал сегодня, — сказал немец, небрежно держа незажженную сигарету в слегка согнутых длинных пальцах.
— А поразить Эрика не так-то легко... — Карл говорил как немецкий актер, произносящий шекспировский текст.
Сэл быстро, чересчур быстро извлек из кармана кассету и протянул Карлу. Карл снисходительно улыбнулся и с покровительственным видом принял ее из рук Сэла. Потом сдвинул несколько бутылок в сторону и на освободившееся место осторожно положил кассету, рядом с пачкой «Мальборо». После чего, словно забыв о кассете, взял книжечку спичек с гостиничной маркой.
— Вы... — Он отломил одну спичку.
— Марко. Марко Толедано.
Карл без конца вертел в руках спичку и сигарету. Уж не ждет ли он, чтобы он дал ему прикурить. Черта с два. Не дождется.
— Вы американец?
— Нет, канадец.
Наконец Карл чиркнул спичкой и, держа ее своими длинными холеными пальцами, поднес к сигарете. Сэлу тоже хотелось курить, но он постеснялся вытаскивать сигарету из кармана, как какой-нибудь землекоп.
— Эрик сказал, что речь идет о женщине.
Сэл кивнул:
— О девушке. Конечно, о девушке.
Карл выпустил изящную струйку дыма.
— А каково, собственно, ваше участие в этой записи? Вы менеджер исполнительницы?
Сэл подумал, прежде чем ответить. Он понимал, что от этого зависят его дальнейшие отношения с Карлом. Наконец он сказал:
— Я не только менеджер. Я — автор и продюсер.
— Ах, вот оно что. — Карл словно прозрел. — Прекрасно. — И умолк. Дымок от повисшей между пальцами сигареты «Мальборо» лениво струился вверх.
За соседним столиком толстяк-коротышка, совершенно пьяный, в берете и в просторном по моде костюме, казалось, сейчас свалится со стула. Он громко разговаривал сам с собой, потом вдруг разразился бранью на каком-то непонятном языке и смахнул на пол бутылки со спиртным и пивом. Не переставая ругаться, он с трудом поднялся на ноги, но не угомонился. Никто не обращал на него внимания.
— Население Соединенных Штатов — двести пятьдесят миллионов человек, — сказал Карл Дидерих. Сэл не понимал, к чему он клонит. — Население же Континентальной Европы значительно превышает триста миллионов, — продолжал он, с аристократическим высокомерием попыхивая сигаретой. — На европейском рынке есть первоклассные хиты, и я мог бы приобрести их, однако в Штатах они не пользуются надлежащим спросом. Вам не кажется это несправедливым, мистер Толедано?
Сэл не знал, что ответить, и ограничился лаконичным «угу».
— Моя продукция расходится миллионными тиражами во всех странах мира, американцы же способны купить какой-нибудь один хит, и то не всегда. — Он вопросительно взглянул на Сэла и продолжал: — Вы, американцы, ужасно провинциальны.
— Я — канадец.
Дидерих снова закинул ногу на ногу, теперь уже левую на правую, и продолжал:
— Ваша протеже американка?
— Нет,
— О-о-о!
Непонятно, что хотел сказать Дидерих этим "о".
— ...но поет она, как истинная американка.
— А-а!
Опять, черт возьми, непонятно.
Поколебавшись с минуту, Сэл выложил свою козырную карту:
— Она — дочь Джованни Джемелли де Жанейро. Карл задумался.
— А, знаменитый туфельный магнат. Зачем ему этот грязный бизнес?
— Деньги могут помочь? — уже без обиняков спросил Сэл.
Дидерих криво усмехнулся.
— Вы попали в самую точку, Марко. Это единственное, что папаша не в состоянии ей купить. Иначе весь мир слушал бы только пластинки с голосами любовниц миллионеров.
Вернулся Эрик, неся три высоких бокала, на четверть заполненных жидкостью янтарного цвета без льда. Он поставил бокалы на стол и выразительно взглянул на Сэла, словно спрашивая: «Ну, как, дружище?»
Сэл отпил виски. Скотч. Нормально. И продолжал гнуть свою линию:
— Почему вы не хотите прослушать кассету?
Карл снисходительно улыбнулся, водя пальцем по краю бокала.
— Послушаю, Марко, послушаю. Значит, ваша протеже — дочь Джемелли де Жанейро?
Эрик был ошеломлен.
— Это правда, друг? Потрясающе!
— Но она не хочет воспользоваться своей фамилией для того... для того... — Сэл пытался жестами объяснить, что он имеет в виду, — в общем, для того, чтобы добиться успеха.
— А-а, значит, у нее свои принципы, — заметил Карл таким тоном, словно никогда в жизни не слышал большей глупости. — Ну и сколько же лет этой самоуверенной особе?
— Почти семнадцать.
Для Эрика это был второй шок за какие-нибудь полминуты.
— И такой голос?! Невероятно!
В этот момент смуглая рука с накладными ногтями легла на плечо Карла Дидериха. Сэл поднял голову и увидел женщину редкой красоты. Высокая, стройная, элегантная, с широкими скулами и темной кожей. Типичная уроженка Эфиопии. Ей можно было дать на вид и тридцать, и все пятьдесят. Держалась она с изысканной аристократичностью, как и подобает женщине, знающей себе цену. Платье из серебряной парчи, с глубоким вырезом, открывавшем почти целиком упругие темные груди, плотно облегало ее стройную фигуру. Поверх платья было накинуто меховое манто.
Глядя сверху вниз на Карла, который держал ее руку, лежавшую у него на плече, в своей, она спросила:
— Как долго ты здесь пробудешь?
— Не долго, — ответил он. — Жди меня в номере.
Она перевела взгляд на Эрика и наконец остановила его на Сэле. От Карла не укрылось, что на какую-то долю секунды в ее глазах вспыхнул живой интерес, но она тотчас его погасила.
— Не заставляй меня ждать, — сказала она Карлу и, даже не взглянув на Сэла, ушла. Сэл смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе. Он не удивился произведенному на нее впечатлению. Именно так женщины обычно на него реагировали. Да, она красива. Очень красива. Но внешность в женщине далеко не все. Самая красивая женщина, как и любой человек, может оказаться злой, вероломной, наконец, никуда не годной в постели. Но сейчас он, по крайней мере, знает, что Дидерих — не педераст и на этот счет ему нечего беспокоиться. А то ведь мало ли чего можно ожидать от этих пижонов.