Высокая ставка
Шрифт:
— Ладно, Джо. Ладно. Забудь о том, что я сказал.
Тем временем снова появился официант. С профессиональной ловкостью и проворством он расставил тосты, масло и чашки на белоснежной скатерти и удалился. А Карл с хозяйкой отеля, весело смеясь, покинули веранду.
— Этого отеля прежде здесь не было, — заметил Джованни, жуя тост.
— Что?
— Этого отеля здесь не было. Их тоже не было. — Он указал изуродованной рукой в сторону примыкающих друг к другу живописных маленьких гостиниц. — Мне было лет семь или восемь, когда отец впервые привез меня сюда. Еще до
— До несчастья, которое произошло с вами?
— Да. — Джованни отпил шоколада из чашки. — Всего этого и в помине не было. Крошечная деревушка: одна или две гостиницы, вот и все.
— Ну а горы. Разве их тоже не было?
Джованни расплылся в улыбке. Ему нравилось, когда Марко вот так его поддразнивал. Другие никогда не делали этого, возможно, из-за его физического уродства, — он вдруг понял, что это очень приятно.
— Да, сеньор Толедано, горы, конечно, были. Только не такие, а совсем маленькие. — Он показал рукой. — Игрушечные.
Оба дружно рассмеялись. Сэл подул на шоколад и сделал глоток. День выдался чудесный, ярко сияло солнце. Здесь часто менялась погода, и стоило набежать тучам над вершинами гор, как становилось холодно и темно. Сэл пил маленькими глотками шоколад и смотрел на погруженного в воспоминания старика.
— Помню, — продолжал Джованни, скользя взглядом по крышам домов и узким улочкам, — помню, как бегал здесь. Мы приехали в самый канун Рождества, и я видел, как запрягали лошадей в — как же они называются — дай Бог памяти, — одним словом — специальные снежные повозки...
— Сани.
— Да, да, сани. Бегу, бывало, изо всех сил, цепляясь за... за... сани, и мчусь по деревне. Я тогда бегал быстрее всех. — Он сокрушенно покачал головой, словно укоряя Бога за то, что сыграл с ним такую жестокую шутку. — Трудно поверить, правда?
Сэл, не зная, что на это сказать, промолчал.
— Я смотрел на спускающихся с гор лыжников, — продолжал Джованни, — высоких и стройных, и твердил отцу, что хочу быть похожим на них, высоким и сильным. Я так мечтал ходить на лыжах! — Джованни устремил взгляд в пространство. — А отец только смеялся. Он был большим человеком, мой папа, но война все отняла у него. Лучшего друга я никогда не имел. — Старый калека отпил, еще немного из чашки и проникновенно взглянул на Сэла.
— Изабель рассказала, в прошлом году вы потеряли отца.
«Прости, папа, я виноват перед тобой».
— Да, это так.
— Очень сочувствую вам. Примите мои соболез...
— О чем болтают два старца, — спросила, склонившись над балюстрадой террасы, Изабель. Она появилась неожиданно, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с нежным румянцем на смуглых щеках. — Вы должны смотреть на меня! — От нее исходил пьянящий аромат осени и яблочного сидра.
— Надеешься, что толпа зрителей будет следовать за тобой по пятам, — шутливо заметил Сэл.
Изабель бросила быстрый взгляд на отца, скорее лукавый, нежели застенчивый, и мягко проговорила:
— Вовсе не по пятам. — Она перегнулась через перила, привлекая к себе Сэла, и поцеловала, впившись губами в кончик его языка. Изабель захватывала его
— Изабель! — Джованни не сводил с нее укоризненного взгляда, а она в ответ только смеялась.
— Ну! — Изабель отпустила перила и теперь стояла на поросшей травой земле, плавно уходившей вниз к сказочному городу с площадкой для мини-гольфа.
— Смотрите же на меня! И чтобы не отвлекались ни на минуту!
— Можешь в этом не сомневаться! — крикнул Сэл ей вдогонку.
— Смеется точь-в-точь как мать, — прошептал Джованни и перекрестился.
Изабель направилась к мавританской крепости, где Эрик прохаживался между двумя минаретами, едва доходившими ему до пояса. Она оглянулась, помахав рукой, и опять крикнула:
— Наблюдайте за мной! — Для Сэла и Джованни ее голос прозвучал далекой музыкой.
— Она во всем похожа на мать, — продолжал Джованни, пристально глядя на Сэла. — Вы любите ее, Марко? И она вас тоже?
Сэл Д'Аморе. Он был смущен. Они с Изабель ни от кого не скрывали, но и не афишировали своих чувств, их любви ничто не угрожало.
— Джованни, я слишком стар для...
— Я женился на ее матери, когда мне было пятьдесят три, а ей — восемнадцать.
«Но я-то помоложе», — с удовлетворением подумал Сэл.
Джованни достал из кармана сигару и попытался ее раскурить. Это было непросто. Настоящий ритуал.
— Марко, — сказал он наконец, — я должен поговорить с тобой.
«О, черт, неужели ему предстоит мужской разговор из серии каковы-твои-намерения-в-отношении-моей-дочери? Такого с ним еще не бывало. Впрочем, все в жизни бывает впервые».
Джованни положил сигару на скатерть и снял с цепочки, подвешенной к поясу, золотой перочинный ножичек.
— Знаешь, Марко, моя Изабель, мать Изабель... я с ней не прожил и года. — Старик тщетно пытался своими скрюченными пальцами открыть ножичек. — Всего одиннадцать с половиной месяцев. — В глазах Джованни отразилось отчаяние. То ли при воспоминании о безвременной кончине жены, то ли из-за неспособности справиться с перочинным ножом. Тогда Сэл взял его у Джованни и легко извлек лезвие. — Всего одиннадцать с половиной месяцев, — повторил Джованни. — Это было как... — Он попробовал щелкнуть пальцами, но они не повиновались. — Это была жизнь, настоящая жизнь. Потом все кончилось.
Сэл обрезал кончик сигары.
— Да, Джо, я понимаю.
Джованни улыбнулся и подался вперед всем своим маленьким, уродливым телом.
— Какая это была женщина, мама миа! — Глаза калеки озарились счастливым блеском. — Знаешь, я помню каждое мгновение нашей любви. Каждое! Ты улыбаешься, Марко, но это правда. Никогда больше я не испытывал ничего подобного. Никогда. Меня спасла Изабель.
Сэл протянул сигару Джованни, тот взял ее как-то неловко. И продолжал:
— Изабель унаследовала от матери и красоту, и смех, и огонь души... — Сэл зажег спичку, Джованни сунул в пламя зачищенный кончик сигары, долго раскуривал.