Высокие башни
Шрифт:
Судья с такой злобой глядел на Фелисите, что она должна была испугаться. Но девушка пошла дальше.
— По приказу его величества короля Людовика XIV сумму в двадцать ливров обязались выплатить молодому человеку, женившемуся в двадцать лет, и девушке, если она выходила замуж в шестнадцать, — она обратилась к людям, находившимся в зале. — Кто из вас вступал в брак в этом возрасте?
Послышались крики: — Я! Я! И я!
— Но никто не получил двадцати ливров! Друзья мои, я предлагаю отправить королю петицию и потребовать, чтобы вам сейчас заплатили причитающиеся
В зале раздался страшный шум, и судье вновь пришлось воспользоваться линейкой.
— Теперь, что касается остальных выплат, — продолжила Фелисите. — Если в семье десять детей, то по существующему положению им должны платить пенсии из денег, посылаемых в Канаду его величеством. Это составляет триста ливров в год! Более того, если в семье двенадцать детей, сумма увеличивается до четырехсот ливров в год! Мне хотелось бы узнать, сколько казна задолжала многодетным семьям Монреаля, если этот закон действующий? Мсье судья, представьте себе сотни людей, стоящих у ваших дверей и требующих деньги, если вы по-прежнему ссылаетесь на старые законы!
Правительство Новой Франции обанкротится и придется закрывать суды, потому что никто не станет платить королевским судьям.
В зале поднялась буря негодования. Судья напрасно колотил линейкой. Затем он сделал знак судебному исполнителю, стоявшему у входа. Тот вытащил изо рта незажженную трубку, ибо в зале судебных заседаний не позволялось курить, и широко распахнул двери.
— Все сейчас покинут зал! — заорал судебный исполнитель. Его никто не услышал, но все поняли, что он имел в виду, и в зале воцарилась тишина.
Судья довольно долго размышлял над тем, что предпринять. Наконец он с отвращением заявил:
— Дело Филиппа Жерара считается закрытым, — и поднялся с кресла.
Бенуа удалось протолкаться в зал суда, и он с интересом следил за происходившими там дебатами. Увидев Фелисите и Филиппа, покидавших вместе зал суда, старый законник покачал головой, и подумал: «Эта девушка слишком хороша для сынка де Марьи!»
Даже зимним днем пляс д'Арме, служившая для города рынком, кишела людьми. Они стояли группками, о чем-то спорили и бурно жестикулировали. Через площадь проносились сани с колокольчиками, и кучера громко кричали и погоняли лошадей. В тавернах стоял шум и гвалт, и когда открывались двери, оттуда доносились дразнящие запахи.
Фелисите и Филипп, не обращая ни на кого внимания, направились в сторону рю Се-Пол. Они долго молчали, а потом Филипп заметил:
— Судья не на шутку обозлился.
— Ну и что? Это отвратительный, злобный старик! К тому же он несправедлив. Надеюсь, что ни одна из его дочерей никогда не выйдет замуж!
— Ты очень смелая, и я тобой любовался.
Они долго шли до часовни и, не сговариваясь, вошли внутрь. Там были люди, стоявшие на коленях перед святынями, и старый сутулый священник. Фелисите и Филипп уселись на заднюю скамью. Потом молодые люди преклонили колени, перекрестились и потупили головы к молитве.
Через несколько минут Фелисите прошептала, не поднимая глаз.
— Филипп!
— Да, Фелисите?
— Я должна тебе кое-что сказать.
Она оставалась в том же положении. Так было легче говорить неприятные вещи, но девушка не могла подыскать правильные слова.
— Филипп, мне придется выйти замуж…
Юноша долго был недвижим, и Фелисите подумала, что, возможно, он ее не расслышал, но потом он ответил голосом, в котором звучала безнадежность.
— Я знал, что такое когда-нибудь случится! А теперь все произойдет очень быстро.
Дверь открылась, и пламя свечей затрепетало. Молодые люди подождали, пока мимо них пройдут верующие.
— Кто этот счастливчик?
— Сын де Марьи. Я выйду за него летом в Париже.
— Сын де Марьи!
Казалось, он хотел еще что-то добавить, но после длинной паузы передумал и снова потупился.
Старый священник шаркал ногами, идя с закрытыми глазами вдоль прохода. Он остановился возле них и шепотом предупредил:
— Никакой болтовни, молодые люди. Сюда приходят для молитв и преклонения, а не для разговоров.
Они могли бы объяснить ему, что пришли в часовню помолиться и вместе прочитать бесчисленное количество раз общую молитву, поскольку в будущем им уже не придется ее читать вдвоем. Но они просто встали и вышли на улицу.
Фелисите и Филипп остановились у кропильницы, не в силах расстаться. Им следовало много сказать друг другу, но они молчали. Да разве можно было что-то объяснить обычными словами! Молодые люди, наверно, так и распрощались бы, если бы Фелисите не нарушила молчание:
— Ты помнишь, как когда-то я сказала, что если семейству ле Мойн понадобится помощь, то даже девушка вроде меня должна быть готова помочь им любым способом.
— Помню, — Филипп принужденно улыбнулся. — Значит, ты собираешься помочь им таким способом?
— Да, Филипп, — шепнула она ему. Они долго молчали.
— Я решил бросить все и отправиться в Луизиану. Возможно, принесу там какую-то пользу, — заявил Филипп.
— Я уверена, — девушка с трудом находила нужные слова, — тебе там будет лучше.
И тут они простились. Фелисите повернула направо, а Филипп — налево.
Глава 14
Завтрак был почти готов, когда Филипп вернулся с прогулки к пристани. Он никогда больше не проходил мимо дома на рю Сен-Пол. С тех пор как они расстались с Фелисите после молитвы в маленькой часовне, юноша ее не видел.
Филипп огляделся, испытывая удовлетворение. Так бывает, когда покончишь с трудным делом. Комнаты опустели, и в углу лежали его вещи и вещи Бонне, запакованные в парусину.
— Завтра на рассвете! — объявил он Бонне, стоявшему с куском мяса в руках и вилкой.
Карп Бонне грустно взглянул на него и кивнул.
— Хозяин, я надеюсь, что мы не совершаем ошибку. Есть ли незамужние женщины в Луизиане? Вы говорили об этом? Но хватит ли их мне?
Филипп собирался ему объяснить, что его это абсолютно не интересует, но потом вспомнил то, что с ним случилось во время прогулки.