Высокие башни

Костейн Томас

Собираясь строить замок, Шарль ле Мойн пожелал, чтобы в нем повторялись архитектурные детали, присущие всем великолепным замкам Франции, — красивые круглые башни и высокие крепостные стены, прекрасные балюстрады и чудесные слуховые окна. Его здорово злило, что из-за оборонных целей он не сможет воплотить все свои желания. Однако он настоял, чтобы построить тайник со смотровой щелью. Над салоном находилась маленькая ниша, из которой можно было наблюдать за тем, что происходило внизу, через небольшую щель. Ниша была настолько тесной, что если вы находились там, то не могли даже пошевелить руками.

Жан-Батист тотчас же двинулся к ней. Он плотно прижался лицом к отверстию и увидел то, о чем ему говорил Анри. Столы и стулья были завалены отрезами материй. Пышная модистка занималась примеркой и без умолку говорила:

— Мадемуазель, прошу вас, не двигайтесь! Нет, нет, нет! Вот так!

Жан-Батист разглядел девушку и замер, словно громом пораженный.

Фелисите примеряла белое платье с квадратным вырезом и рукавами до локтя. Модистка стояла перед ней на коленях и прикалывала платье. Пять рядов, собранных в сборку, ленты с бантом посредине. Девушка небрежно заколола на макушке волосы, и казалось, что она только что вышла из ванны. У Фелисите было хорошее настроение и до Жан-Батиста донеслись ее слова:

— Мадам Фруто, что случится, если ленты не прикрепить на равном расстояние друг от друга?

У де Бьенвилля были весьма размытые понятия о женской красоте: личико в виде сердечка, трепещущие ресницы и глаза, напоминающие темные озера, в которых тонули отчаявшиеся поклонники. Он не заметил ничего подобного у девушки, которой примеряли белое платье. Обладательница стройной фигурки ничуть не походила на созданный им идеал, но он сразу начал ею восхищаться. Ее глаза были ясными, а взгляд — открытым. Ресницы — длинные, но они не трепетали. Чертами лица она напоминала камею и, судя по всему, никогда не пользовалась помадой и румянами. Так же ей не надо было подчеркивать свою красоту мушками, столь модными в то время. Фелисите так сильно отличалась от своей матери, что он начал сомневаться в том, что она и вправду ее дочь.

Модистка действовала быстро и решительно. Заметив, что на Фелисите плохо сидит юбка, она резко стащила ее с девушки, и тут Жан-Батист увидел, что у Фелисите есть еще много других достоинств.

Он понимал, что ему не следует больше подсматривать, и вообще не надо было сюда приходить. Молодой губернатор Луизианы выбрался из тайника и аккуратно задвинул на место панель, стараясь не производить шума.

Весь замок был уже на ногах, и де Бьенвилль решил не покидать комнаты. Он ходил из угла в угол, чувствуя себя очень неуютно в заточении. Вдруг раздался стук в дверь. Он осторожно открыл ее — на пороге стояла Фелисите.

— Мсье Шарль задерживается, — сказала она, поклонившись. — Жорж Катен, арендатор, находится при смерти. Мсье Шарль очень хорошо к нему относится и решил его навестить.

— Старик Катен собирался в могилу уже двадцать лет назад, — заявил Жан-Батист. — А вы, наверно, Фелисите Хеле?

— Да, мсье Жан-Батист.

— Не желаете войти? Вам, наверное, говорили, что мне нельзя показываться людям, и я вынужден сидеть тут.

Девушка вошла в комнату, прикрыв за собой дверь, но продолжала держаться за дверную ручку. На ней было простенькое синее платьице с широкой юбкой, и она выглядела совсем молодой.

— Мсье Жан-Батист, вам что-нибудь нужно? Меня попросили вам во всем помогать.

— Спасибо. Мне очень хочется побродить по Лонгею и поговорить со старыми друзьями, — он внимательно посмотрел на девушку, а потом внезапно произнес: — Фелисите, я знал вашу мать.

— Я… мне об этом известно.

— Я был отчаянно в нее влюблен. Настолько сильно, что Шарль, в чьи планы не входила моя ранняя женитьба, был вынужден все поломать и вмешаться в наши отношения. Наверняка это удалось ему без труда. Увлечение было только с моей стороны.

— Мсье Жан-Батист, я давно об этом наслышана. На мой взгляд, матери не стоило возвращаться во Францию.

— Я думал то же самое сначала. Позже я понял, что у нее была голова на плечах.

— Вы меня узнали бы, если бы вам не сказали, кто я такая? — взволнованно спросила Фелисите.

— Вы не похожи на свою мать. Однако я увидел вас и вспомнил, как она выглядела. Понимаете, мадемуазель, память с годами подводит, даже в отношении прежде любимых вами людей. У меня в душе остался смутный образ вашей матери. Но вдруг вы резко подняли голову, как это делала она, и перед моим внутренним взором снова возник ее облик!

— Странно, что я напомнила вам о моей матери, если вы говорите, что между нами нет никакого сходства.

Де Бьенвилль вспомнил прошлое и слабо улыбнулся.

— Никогда не забуду, как увидел ее в первый раз. Она выходила из церкви, и я сразу в нее влюбился. На ее лицо упала капля дождя, и она вскинула голову точь-в-точь как вы только что, — Жан-Батист неожиданно пришел в себя. — Теперь, когда я вспомнил ее лицо, могу сказать, что вы с ней кое в чем схожи. Она была темноволосой, а у вас светлые волосы. У нее — темно-карие глаза, а у вас — серые. Но у обеих одинаковый овал лица и форма рта.

У Фелисите сверкали глаза.

— Мсье Жан-Батист, я так счастлива, что немного напоминаю мать!

— Фелисите, вы должны быть счастливы тем, что являетесь сами собой. Мне не хотелось, чтобы вы выглядели по-иному.

Он не собирался больше вспоминать о своей романтической встрече с матерью, но она спросила:

— Пожалуйста, расскажите мне еще о том, как она выходила из церкви.

— Вряд ли я что-то смогу добавить.

— Что на ней было надето? Он попытался вспомнить.

— Плащ с капюшоном. Запамятовал, какого он был цвета, но я решил, что она была прекрасно одета. Она отошла от церкви, не желая попасть под дождь, и я последовал за нею.

— Естественно, мсье Жан-Батист.

— Дождь начался почти сразу, и она накинула капюшон на голову и побежала. Меня поразило, как грациозно она двигалась.

— И вы продолжали ее преследовать?

— Конечно. Я был в таком состоянии, что сопровождал ее до самого дома, куда она поспешно вбежала. Мне кажется, что она меня не заметила, и я промок до костей, когда наконец возвратился домой.

— Если бы вы были более решительным, — девушка покачала головкой. — Вам следовало, несмотря ни на что, жениться на ней, и тогда я стала бы вашей дочерью. Разве я не права?