Высокий, царственный и сварливый
Шрифт:
Её волосы были собраны в хвост. Я никогда не видел, чтобы они были так собраны. Мне так сильно захотелось прикоснуться к ним. Заправить пряди, обрамляющие её лицо, за уши и коснуться двух элегантных кос. Они сходились у неё на затылке, где были перевязаны лентой для волос, оставляя остальную часть её волнистых волос распущенными и собранными в низкий хвост.
Холодный ветерок, трепавший белый шелк её юбки вокруг голых икр, придал её щекам и носу восхитительный румянец. И её серовато — карие глаза невероятно ярко сверкнули за длинными, накрашенными тушью ресницами, когда она улыбнулась мне. Это было сногсшибательно.
Я
— Ты собираешься что — то сказать или просто будешь палиться на неё?
Я чуть не выпрыгнул из собственной кожи от насмешливого тона Джиджи, как будто она выкрикнула эти слова. Её тонкие красные губы изогнулись в ухмылке, прямые белые волосы развевались на плечах, когда она понимающе покачала головой. Мамина усмешка была такой же проницательной, хотя в её чернильно — чёрных глазах была теплота, которая смягчила её веселье. С горящими щеками я прочистил горло и снова потянул себя за ухо.
— Да, — прохрипел я. — Кэнди, Тревор и Зейн здесь, и я хотел представить их Эсмеральде.
— Ну, не забудь действительно говорить, когда будешь представлять им Эсмеральду.
Вау. Спасибо за это, Джиджи.
— Хотя, я полагаю, пускать слюни на неё перед всеми — это один из способов объявить, что она твоя девушка, — добавила она, дразняще изогнув бровь. — Но это заняло у тебя достаточно много времени, не так ли?
Я её любимый внук. Вероятно.
Стиснув зубы, я дернул себя за ухо, пытаясь избавиться от смущения, пока мама и Эсмеральда смеялись надо мной. Мы с Эсмеральдой сказали нашим семьям, что официально встречаемся всего пару часов назад; нам даже удалось быстро поболтать по — семейному перед завтраком. Шехрияр и его мать, Катия, тоже были там. В какой — то момент, когда моя влиятельная семья окружала Эсмеральду, Шехрияр и дядя Арш тоже пришли к некоторому взаимопониманию.
Я должен признать, что, видя, как моя семья приветствовала её и так быстро создала для неё свой собственный мини — фан — клуб, мне было чертовски приятно. Они уважали её, восхищались ею и без всякого вежливого притворства. Но это было взаимно. Она была такой же с ними. И было так приятно видеть её с ними. Как будто ей суждено было стать частью моей семьи. Частью меня.
Моя единственная жалоба заключалась в том, что моя семья использовала наши отношения в качестве оружия, чтобы дразнить меня сколько душе угодно. Я представляю экспонат А.
— Спасибо, Джиджи, — проворчал я, и неохотная улыбка тронула мои губы. — С этого момента я не забуду регулярно вытирать уголки рта, — Джиджи подмигнула, чертовски гордясь собой, когда я положил руку на поясницу Эсмеральды. — Теперь мы свободны?
— Конечно. Идите, — сказала мама, нежно положив ладонь на руку Эсмеральды. — Иди, развлекайся.
Люди смотрели, как я через сад ухожу с Эсмеральдой от своей семьи. Я не особо обращал внимания на любопытные взгляды, но я скользнул рукой по её спине к талии, по — хозяйски сжимая её.
Моя Бэббл. Моя Эсмеральда. Мой человек. Моё сердце.
Прошлой ночью она была такой храброй, доверив мне бремя, которое так долго несла. И после того, как она посмотрела на меня, словно испуганный маленький олененок, ожидающий не чего иного, как смерти, будь я проклят, если когда — нибудь буду избегать её на людях. Я не собирался давать ей повод сомневаться в том, что мне, чёрт возьми, наплевать на её незаконнорожденность. Обстоятельства её рождения, которые она не могла контролировать, ничего для меня не значили. Я бы никогда не стал думать о ней хуже из — за этого и не хотел бы, чтобы она была какой — то другой.
Эсмеральда положила маленькую ручку мне на грудь и начала водить большим пальцем взад — вперед по моему белому джемперу.
— Тебе не холодно без куртки? — спросила она.
— Холодно, но снизу у меня термофутболка, — честно пробормотал я, потому что это дало мне повод обнять её мягкое тело еще крепче. — Будь рядом и согрей меня, пожалуйста.
— Конечно, сэр, — промурлыкала она.
Яростная искра вожделения пронзила мой пах.
— Бэббл, — низко прорычал я сквозь стиснутые зубы. Как паршивка, которой она и была, она хихикнула и прижалась теснее. Я не так долго мог сохранять хмурый вид, когда её восторг был таким заразительным.
Мы быстро добрались до арочной решетки из роз, ведущей к закрытому пространству, в котором собрались мои друзья. Следуя за Эсмеральдой вниз по единственной каменной дорожке, я нырнул с головой под голые переплетающиеся ветки. Зейн, Тревор и Кэнди смеялись вместе с Пьером со стеклянными бокалами в руках, когда заметили нас.
— А, он вернулся с нашей принцессой, — сказал Пьер, улыбаясь Эсмеральде, когда остальные трое подвинулись, освобождая нам место в кругу.
— Привет, Пьер, — сказала она, и в её голосе послышался легкий смех.
Может быть, это из — за того, что белая толстовка, джинсы и кроссовки Пьера делали его рубиново — красные глаза ещё более сияющими, чем обычно, но мне захотелось наклониться и выколоть ему глаза за то, что он посмел взглянуть на неё. И почему он так улыбается ей?
— Ты не шутил насчет всей этой истории с ревностью.
Моё внимание переключилось на Зейна, самого высокого из нас пятерых, потирающего загорелой рукой свою темную бороду. Солнечный свет блеснул на серебряном обручальном кольце у него на пальце. Он посмотрел на меня с любопытной искоркой веселья в карих глазах, отчего кровь прилила к моему лицу.
Зейн, отец двоих маленьких детей, был самым новым пополнением в нашей группе, став нашим другом в университете, но он был единственным, кто лучше всех понимал меня. Я предполагал, что это потому, что мы оба были старшими детьми в наших семьях, и он был будущим генеральным директором сети отелей своей семьи.
Пьер рассмеялся.
— Я говорил вам, а вы, ребята, мне не верили, — он пошевелил бровями. — Зверь превратился в принца, но наш принц превратился в ревнивого зверя.
Я уставился на него, дергая себя за горящее ухо. По другую сторону от Пьера Тревор усмехнулся и покачал головой. Его дразнящая, ленивая усмешка не давала мне возможности встретиться взглядом с его шоколадно — карими глазами, когда тысячи горячих иголочек поползли по моему лицу.