Выстрелы над яром
Шрифт:
Что делается сейчас дома? Наверно, детвора попряталась от дождя, сидят в хате, в сенцах и в открытые двери или окно смотрят, как дождь поливает двор. Только один Янка мокнет где-нибудь под ольхой вместе с Маргаритой. Гремит гром, а он так боится грозы…
Дождь шел сильный. В ручье поднялась вода. Можно будет даже потом, когда засветит солнце, поплавать в широких и глубоких местах ручья.
— Золото с неба падает, — говорит старый крестьянин, сидя на койке. Узловатые руки свои он положил на худые колени.
— Золото, — хмыкнул Семка и лег на
— Действительно, Язэп Иванович, дождь отличный, — поддержал крестьянина плотогон. — Только не согласен с вами насчет золота. Что золото — металл, без него можно обойтись.
— Оно, конечно, золото есть не будешь, — ответил крестьянин, — только так говорится. Внушили себе люди, что золото — самое большое богатство. Э-э, сколько людей за золото пошло на каторгу и на тот свет. Великое искушение эти деньги и золото. Вот расскажу вам про случай в нашей деревне. Недалеко она от города. Когда-то, еще до революции, жил у нас один хлопец. Земли ему родители после преждевременной смерти оставили мало, да и та сплошной песок. Кинулся туда-сюда парень, наконец посчастливилось ему устроиться кучером у какого-то богатого купца в городе. Заколотил Левон досками окна своей убогой хатенки и поселился у своего хозяина. Надеялся хлопец накопить денег, прикупить земли, жениться и жить как человек. Работает год, два… пять лет, а деньги медленно копятся. Купец хоть и богатый, бывает, за вечер прокутит и проиграет в карты столько, сколько Левону не заработать и за весь год, но копейки лишней бедному человеку не даст.
Горничной у купца работала красивая девушка Марыся. Круглая сирота, тихая, смирная. Полюбил ее Левон. Жениться решил, но опять же, где взять денег.
Марыся каждый день убирала кабинет купца. Открыла однажды ящик стола, а там деньги. В жизни столько не видела. Несколько таких бумажек, и они бы могли пожениться и счастливо жить с Левоном. Как на беду, и Левон заглянул из сада в открытое окно, чтоб полюбоваться невестой.
«Ух ты, сколько денег!» — удивился он, и глаза его запылали недобрым блеском. Марыся быстро закрыла ящик.
«Возьми несколько бумажек, — сказал Левон. — Купец не обеднеет».
«Что ты, что ты!» — испугалась девушка.
«Да он и не заметит, подумает, что в карты проиграл. Возьми и дай мне, а я спрячу».
Семка повернулся лицом к крестьянину и начал внимательно слушать. Его косые глаза загорелись любопытством. Видно, он одобрил решение Левона.
— Уговорил-таки девушку Левон. Взяла она несколько бумажек, или, как они называют, купюр, и передала их Левону. Тот сунул деньги в карман и исчез.
Ходит по богатым хоромам Марыся ни жива ни мертва. Услышит голос хозяина и дрожит как осиновый лист.
Проходит день, второй. Все спокойно. Левон подбадривает Марысю:
«Деньги надежно спрятаны. Даже если и схватится — где доказательства? Отпирайся — не брала, и все. Ты из дома не выходила. Даст бог, не спохватится».
Купец, однако, спохватился. Сумму Марыся взяла изрядную. Позвал горничную.
«Ты не брала из стола деньги?» — спросил
«Нет», — опустила стыдливо глаза девушка.
«Врешь, вижу, брала».
Ясно же, если человек честный, видом себя выдаст. Что оставалось делать Марысе? Плакать. Стыдно все же было, совесть мучила. Но не признавалась.
Вызвали следователя из полиции.
«Напрасно, девушка, отпираешься, — угрожал тот. — Никто, кроме тебя, в доме не мог взять деньги. Вернешь деньги, хозяин простит тебя и еще вознаградит».
Марыся не признавалась. Тяжело ей было и стыдно. Ведь украла же.
— А купцу-обдирале было не стыдно? — возмутился плотогон. — Не мозолем же заработал эти деньги. Да, грабеж для богачей был в то время узаконен.
— Так-то оно так, — согласился крестьянин. — Сдирать три шкуры с покупателя, брать проценты за товар, взятый в кредит, да еще подсунуть ему гнилой товар — это не считалось грабежом, а взять награбленные деньги бедному человеку — это уже преступление.
Допрашивали и Левона. Но напрасно.
«Ничего, — успокоил купца следователь. — Они такие деньги нигде не разменяют, а сунутся в банк — тут им и тюрьма».
Не добившись ничего, купец уволил горничную и кучера. Полиция установила за ними негласную слежку.
Привел Левон Марысю в свою бедную хату. Начали они жить. Денег больше тысячи, а есть нечего. Да и староста время от времени будто о здоровье справиться заходит, а сам смотрит, что едят, на чем сидят, не пахнет ли лишним рублем. Левон попытался разменять одну бумажку. Попросил одного знакомого — разменяй в банке, а я тебе за это заплачу. Тот смекнул — дело нечисто, взял бумажку, пошел. Подходил ли он к кассе, нет ли — неизвестно. Может, только на лестнице покрутился. Видит Левон, бежит тот человек, будто за ним волки гонятся. «Беги!» — крикнул. Левон в одну сторону, человек в другую, и пропала та бумажка.
— Эх, деревня, — вздохнул Семка. — Мне б такие деньги. Погулял бы.
— Ну, Левон не о гульбе, а о жизни думал, — ответил наставительно Язэп Иванович. — Спрятал он те деньги, чтоб и жена не знала где. Так как Марыся уже уговаривала Левона отнести их и вернуть хозяину. А тут ребенок родился. Кидается Левон туда-сюда, чтоб заработать копейку. Никто не берет на работу. Полиция предупредила частников, чтоб не брали такого-то. Ну хоть милостыню иди просить. Только и жил тем, кому покосит, кому помолотит, дрова поколет.
Зашел как-то староста в хату Левона с урядником. Сели, начали разговаривать с хозяйкой.
«Чайком бы, Марыся, угостила пана урядника», — сказал староста, показывая на самовар, который, покрывшийся паутиной, стоял за печью. Чай сами хозяева никогда не пили. Вот так и стоял без дела, как память о родителях Левона.
«Пожалуйста», — захлопотала Марыся. Стерла пыль с самовара, налила воды. Всыпала горячих угольев из печи в трубу самовара.
А непрошеным гостям не до чая. Им это просто зацепка. Посидеть, оглядеться. Когда женщина выйдет за водой, можно и под кровать, и в шкаф заглянуть.