Выстрелы в Сараево(Кто начал большую войну?)
Шрифт:
Сегодня был приглашен на офицерский бал в присутствии Наследника… Масса офицерства и дам. Дамы одеты очень нарядно, офицеры — опрятно, но платье сшито плохо.
Бал начался сербской пляской коло, которую наследник открыл с женой военного министра, затем хозяин собрания с м-ме Гартвиг и прочие.
Коло длилась минут 10. Затем пошли остальные танцы.
Наследника, видимо, предупредили обо мне. Ибо он неожиданно подошел ко мне и минут 10 говорил со мной, разговаривал по-русски. Но разговор длился более того, что принято у особ Высочайших, но того же характера: где служил, почему, зачем приехал, почему в Сербию, а не в другое место. Надолго ли и т. д. В конце он сказал: «Надеюсь, что скоро увидимся». Сегодня я поехал, по совету Гартвига, просить аудиенцию.
Про наследника говорят все в один голос, что он великолепно держал себя на войне. Был на самых опасных местах и много раз появлялся даже в цепи во время боя.
Про принца Георгия, наоборот, Гартвиг говорит, что он все время просидел здесь и раз только выехал под Битоль, да и то все время просидел в голубятне, спрашивая, могут ли сюда долететь пули. На балу он умудрился зло обидеть посланника. Он рассказывал с нескрываемым озлоблением, что Германия набросится на Францию, уничтожит ее и повернет на Россию, где выходцы из Финляндии, Польши и Туркестана помогут нашему поражению. Посланник через Пашича потребовал извинения принца Георгия.
Автор: — Что же получается: новоприбывший русский капитан Генерального штаба — в Сербии без году неделя — свободно ходит по сербским штабам в штатской одежде (!), ему показывают секретные документы. У него добрые отношения с престолонаследником, с Р. Путником, да, наверно, и с Аписом. А за кого он себя выдавал?
Ю. Сербский: — Это пока загадка… Постепенно я склоняюсь к мысли, что Александр Иванович имел на руках какой- то важный документ или располагал какими-то особыми полномочиями, о чем стало известно сербским верхам — впрочем, это лишь предположение, вытекающее из дневника. Сии полномочия исходили от Генштаба — это точно, но, читая между строк, можно предположить, что и еще от кого-то. По логике вещей этот кто-то наверняка снабдил АИВ еще и некоей «программой», с которой должны были считаться и люди в нашем посольстве, и сербы… Верховский мог числиться и в разведке, если он действительно (по приказу Генштаба) замещал Артамонова. Все военные агенты — разведчики. Если предположить, что АИВ присутствовал в Сараеве в день убийства, то сомнений о его участии в подготовке покушения не останется. Во всяком случае, он был вполне информирован о том, что готовилось, и об этом я как-то обмолвился в одном петербургском журнале…
Сидя в кресле Верховского и набирая Сербский дневник, я как бы равняюсь на его мнение. Мне думается: а вдруг он подойдет и треснет мне линейкой по голове, приговаривая, что я совсем заврался и что все было совсем не так…
Автор: — В тот роковой день в Сараеве, по многим сведениям, находился и Раде Малобабич, главный агент Аписа. 12/25 июля, на свою беду, он появился в Белграде, где у него была назначена конспиративная встреча с Аписом, и тем же вечером был схвачен сербской полицией. Тем временем Апис ради этого свидания даже отказался эвакуироваться вместе с остальными офицерами генштаба в Крагуевац. Но в кафане «Империал» он напрасно ждал своего агента… «В то время сербы открыто очищались от тех людей, которые слишком много знали», — отмечает шеф австрийского разведывательного бюро Макс Ронге [147] . О том же свидетельствует большой друг и соратник сербов Арчибальд Райс:
147
Ронге Макс. Разведка и контрразведка. М., 1939. С. 93.
Только раз я видел третьего расстрелянного (после Салоникского процесса. — И. М.), Раде Малобабича, и вот при каких обстоятельствах: Летом 1915 года я был в Нише. Прогуливаясь с полицейским Лазаревичем [148] по тюремному кругу, я тут заметил бородатого человека, руки и ноги которого были закованы тяжелыми цепями. На вопрос, кто этот закованный, Лазаревич ответил, что речь идет о весьма опасном австрийском шпионе, которого полиции удалось арестовать в Белграде и который много знает о Сараевском покушении [149] .
148
Вероятно, речь идет о Васе Лазаревиче, секретаре министерства внутренних дел — прим, редакции «Историјског гласника». Лазаревич Васа (1875–1941) — сербский полицейский функционер, редактор журнала «Полиция» (1910-41).
149
См.: Стојановић Дубравка. Рудолф A. Рајс о Солунском процесу // Историјски гласник, Београд. 1984, № 1–2. С. 104. Райс Арчибальд (1875, по другим данным 1876–1929) — швейцарский криминалист и публицист, капитан сербской армии; похоронен в Белграде.
Согласно Сербскому дневнику, Верховский жил на частной квартире. Вероятно, так оно и было до отъезда Артамонова в отпуск. Но 6/19 июня капитан заселился в его жилище, надо полагать, как гарант неприкосновенности личного сейфа хозяина квартиры. И, наверное, даже спал на его кровати. Едва вернувшись домой, загулявший отпускник вдруг узнает по телефону от В. Н. Штрандмана — буквально случай помог! — что сразу после вручения ультиматума (т. е. 10/23 июля или чуть позже) Верховский сдал сейф на хранение в дипмиссию и исчез. Внезапно бежал в Россию!.. Сам же Штрандман со всем составом дипмиссии тоже эвакуировался — и уже в Нише!.. А тем временем и Малобабича сцапали (но об этом Штрандман благоразумно умолчал, хотя нос к носу столкнулся с ним в поезде — того стражники тоже везли в Ниш).
Эпизод с Малобабичем для Штрандмана не слишком приятный и, естественно, в его мемуарах о том ни слова. Василий Николаевич лишь упоминает, что встретил Артамонова в Нише (временной столице Сербии) 17/30 июля, куда тот прибыл накануне.
Что же заставило Верховского бежать? И почему не в Ниш, а на берега Невы?..
Ю. Сербский: — Если сербские верхи избавлялись от ненужных свидетелей, то можно считать, что АИВ избежал гибели… Тут уж было не до изначальных планов. Ведь как следует из его личных бумаг, капитан с Высочайшего соизволения направлялся в Сербию на вполне конкретный восьмимесячный срок, т. е. до конца августа 1914 года. Старательно изучал язык. Для изучения сербо-турецкой (1912) и сербо-болгарской войн (1913) это было необходимо.
Автор: — Но после предъявления ультиматума Александр Иванович, как я полагаю, неожиданно понял, что кое- кому в Сербии он встал поперек горла и, пожалуй, пора убираться восвояси. Стоит напомнить, что Апис враждовал с правительством радикалов, у него были скользкие отношения с престолонаследником; и не совсем уравновешенный Верховский мог тоже кому-то насолить, тем паче что, скорее всего, запутался в этих балканских интригах. И поддержки ждать было неоткуда.
Беглец так спешил, что без согласия Артамонова передал секретный сейф на попечение первого секретаря русской дипмиссии Штрандмана, а тот, удирая в Ниш, просто бросил его на произвол судьбы! По возвращении в Белград Артамонову пришлось вскрывать сейф при помощи слесаря. То есть попросту взломать, ибо ключи увез с собой ненадежный, а лучше сказать, неблагонадежный Штрандман. Понятно, что, повернись обстоятельства иначе, сейф мог стать легкой добычей австрийцев. Можно себе представить, как бы они позабавились добытыми сведениями!..
Впрочем, судя по мемуарам Штрандмана, часть тайной переписки русских дипломатов все-таки попала в руки австрийцев, но расшифровать ее им не удалось. Гартвиг, оказывается, имел дурную привычку использовать секретные письма и телеграммы как закладки к своим книгам! Вот как описывает это Василий Николаевич:
Одновременно с работой над шифровкой я планировал мобилизацию царской миссии и ее перевод на новое место, которое еще не было окончательно определено. Часть политического архива, главным образом то, что относилось к текущим делам, с самыми важными документами и шифрами, приблизительно двадцать томов, вместе с консульским архивом находилась в процессе упаковки. Все остальное надо было сжечь. Меня особенно беспокоила очень большая библиотека покойного посланника. Он имел привычку в книги с политическим содержанием, имеющие отношение к отдельным темам, вставлять тайные телеграммы и либо оригиналы, либо копии писем. Эту часть работы взяла на себя его дочь, но, конечно, ей удалось пересмотреть только небольшое количество книг, поскольку отправление архива нельзя было произвести позднее передачи сербского ответа на ультиматум. В итоге нам оставалось приблизительно 24 часа времени. Итак, часть библиотеки осталась непроверенной, и многие книги, которые не было возможности отправить, попали позднее в руки австро-венгерской армии вместе с некоторыми телеграммами и письмами тайного содержания. Это все же не имело практического значения, так как наша шифровка была «непроницаемой». Нам удалось упаковать главную и важную часть архива и переписки покойного посланника и на следующий день отправить ее вместе с архивом миссии поездом в Ниш, куда и было наконец решено ехать правительству и дипломатическому корпусу.