Выстрелы в Сараево(Кто начал большую войну?)
Шрифт:
Оба мы с тревогой смотрели на уходивший вдаль город, окутанный дымом и пламенем пожаров, возникших в результате вражеской бомбардировки. Последние газеты, вышедшие в Белграде до начала бомбардировки, были наполнены статьями о надвигавшейся всеевропейской войне. Мой сосед по купе не мог примириться с этой мыслью.
— Не может быть, — говорил он мне, — чтобы из-за этой глупой истории на Балканах разгорелась война в Европе. Нам, немцам, нужен мир и только мир, для того чтобы производить и торговать…
Не могу сказать, что я отнесся к нему с полным доверием. Война между Россией и Германией не была для меня неожиданностью. Я уже давно читал труды немецкого историка Трейчке, который откровенно рассматривал всех славян, и русских в том числе, как «навоз для германской нивы». Мне знакомы были также «творения» одного из руководителей военной мысли Германии генерала Бернгарди, писавшего о том, что Германия оставит побежденным только одни глаза, для того чтобы они могли оплакивать свой позор [210] .
210
Верховский А. И. Указ. соч. С. 19–20.
Между тем в книге «Россия на Голгофе» АИВ утверждает, что 1 августа он уже был в своем полку!
Ю. Сербский: — Книга «На трудном перевале» увидела свет в 1959 году в сильно искаженном виде: была переработана и сокращена почти в три раза. Иначе ее отказывались печатать. Зная это, нужно осторожно относиться к тексту (поди разбери, какие даты были в первоначальном варианте). Вышла она только благодаря сыну генерала, Николаю Александровичу: он переписывал ее несколько раз по требованию Военного издательства (Военгиза). Сама рукопись, вероятно, пропала. Во всяком случае, так считает наша родственница Л. А. Верховская (сейчас монахиня Зосима), которая навещала Исхака Файзвахманова, воспитанника Николая Александровича, в начале 1990-х.
Н. А. Верховский (1910–1985) был очень активным человеком. С рукописью его отца приключилась детективная история (достаточно сказать, что с осени 1941-го по середину 1944 года она пролежала в сарае под дровами, где была спрятана домработницей-немкой), но я не удивляюсь, ибо все, что связано с АИВ, окутано какой-то гоголевской мистикой. Николай Александрович работал санитарным врачом в Архангельске, затем в Москве — терапевтом, зав. отделением и главврачом поликлиники, наконец, главврачом по обслуживанию дипкорпуса; женат не был. Воспитал троих беспризорников. С семьей одного из них, вышеназванного Исхака, прожил как отец и дед много лет — с 1960 года до своей кончины.
Его брат, Игорь Александрович (1918–1984), стал крупным экономистом. Во время паники в Москве 16 октября 1941 года, оставшись один в автохозяйстве, возглавил его и до конца войны работал на этом предприятии. После войны преподавал в Московском инженерно-экономическом институте, защитил кандидатскую диссертацию. Затем перешел в научный институт, был пионером в области статистики автотранспорта. На пенсию вышел в должности зам. начальника отдела транспорта Госплана СССР, скончался в Москве. По нашим сведениям, в его семье никакого архива не было, а то, что было, хранилось у Николая Александровича и часть у второй жены его отца — Натальи Сергеевны Веревкиной (1885–1977).
Ей тоже пришлось претерпеть как «члену семьи изменника родины». Александр Иванович был ее вторым мужем. Под арестом— с сентября по декабрь 1937 года, а в июне 1938 года начались ее лагерные страдания: сначала в мордовской Потьме, затем под Джезказганом. До ареста работала микробиологом в лаборатории Зильбера, которая описана его братом, писателем В. Кавериным, в романе «Открытая книга». Вернувшись в 1957 году в Москву, поступила в НИИ стройматериалов, стала кандидатом химических наук. Оставила воспоминания о 30-х годах.
Автор: — Помянем этих достойных людей добрым словом… Да, книгу «На трудном перевале» почти наверняка переписывала чужая рука: это даже из Лондона заметил эмигрантский историк Г. Катков: «Кое-где книга неуклюже обработана официальным марксистским редактором» и представляет собой «смесь подлинных воспоминаний, надуманных рассуждений, легенд и категорических объяснений…». Верховский для него — «характерная фигура авантюриста эпохи русской революций» [211] . Тем не менее эпизод с отъездом из Белграда аутентичный, редактор его пощадил, сохранив колоритную мизансцену в вагоне, но… это выдумка!.. Да и не мог Верховский 1 августа покинуть Белград поездом в северном направлении: поздно вечером 28 июля сербские четники (из отряда воеводы Йована Стойковича-Бабунского) спешно взорвали Савский железнодорожный мост, и Артамонов слышал взрыв, направляясь в Ниш.
211
Катков Г. М. Дело Корнилова. М. 2002. С. 227, 228.
Ю. Сербский: — Верховский был отправлен в Сербию из Финляндского полка, куда и вернулся. Вот его первая запись в «России на Голгофе» (полное название: Россия на Голгофе. Из походного дневника 1914-18 годов):
1 августа. Выборг. Штаб 3-й Финляндской бригады. Германия объявила нам войну. Вся страна бросилась к оружию. Кипит, поспевает срочная работа мобилизации. Спешно прибывают люди, лошади, повозки. Сбрую, снаряжение выносят из складов и кладовых. Полки постепенно переходят на боевое положение. Перед нами война. Бодро на сердце.
Кризис разрешился войной раньше, чем все того ожидали. Конечно, это случилось по желанию и к прямой выгоде Германии.
Книга вышла в 1918 году в Петрограде, в 5-й государственной типографии, с сокращениями. Неизданная часть сохранилась, и только за недостатком времени я пока не выпустил ее в свет. Уже придумал название: «Октябрьские тезисы генерала Верховского».
Автор: — Из приведенных строк следует, что Верховский не хотел войны и понимал ее гибельность, ибо отлично знал соотношение сил. В тот же день он записывает:
Слишком рано пробил великий час испытаний нашего народа! Неготовые, идем мы на врага, вооруженного до зубов, бороться за свое существование, бороться за лучшее будущее нашей Родины, которая под гнетом германского милитаризма никогда не сможет выпрямиться во весь свой богатырский рост.
Немногие даже среди нас, военных, твердо знают, что нам с Германией не равняться силами. Германия одна в первую голову разворачивает около 70 корпусов да австрийцы дают не менее 35, в то время как мы едва ли сможем выставить на первое время более 50 при 30 французских и 5 английских… Нам и нашим союзникам придется выдержать первый удар страшной силы. Огромное преимущество германцы имеют в блестяще развитой технике и особенно в численности и калибрах артиллерии, которой они всегда придавали решающее значение.