Выстрелы в Сараево(Кто начал большую войну?)
Шрифт:
Это сообщение вызвало сильнейшее замешательство: все присутствующие дали выход своему негодованию в возгласах «неслыханно», «мерзко», «возмутительно» и тому подобных выражениях. Как только общество немного успокоилось, слово взял посланник Гизль, что далось ему с видимым усилием:
— Столь ужасна эта клевета, — сказал он, обращаясь ко мне, — и я благодарю вас, что вы дали мне возможность убедить вас в бессмысленности этого наглого подозрения. Я уже говорил вам, что покойный отказался от предложенного угощения и от сигарет. Как вы видите (при этом посланник указал на пепельницу), эти два сигаретных окурка— остатки русских сигарет, которые выкурил Гартвиг. Тем самым опровергается само подозрение в том, что я мог ему дать отравленные сигареты.
Баронесса Гизль постаралась успокоить своего супруга; я же выразил мнение, что влиятельные фигуры в Сербии, конечно, не примут это всерьез. Фатум в этом деле — та злая случайность, что Гарт вига именно в этом помещении настигла смерть; в широких же народных массах в любом случае укрепится вера в то, что Гартвиг умер неестественной смертью [228] .
Уже 30
228
Duљan Lonearevin. Jugoslaviens Entstehung. Wien. 1929. S. 569–574.
Гартвигова улица.
Вчера в 5 часов пополудни в зале заседаний белградской общины состоялось торжественное заседание в честь покойного Гартвига.
— Мы пригласили вас, чтобы отдать почести и воздать хвалу неумираемому Николе Гартвигу, — такими словами председатель г. Несторович открыл торжественное заседание.
— Слава ему! — поддержали члены общины, вставая.
Открыв заседание, председатель отметил заслуги покойного Гартвига перед Сербией и огромную потерю, которая одинаково велика как для Сербии, так и для России.
Завершив речь, председатель и члены общины стоя отдали почести покойному Гартвигу, восклицая: «Слава и хвала Гартвигу! Вечная ему память среди сербов!».
Вслед за председателем о заслугах покойного Гартвига говорили несколько членов общины, после чего было решено в его честь Белградскую улицу назвать улицей Николы Гартвига. В то же время решено направить телеграмму в Петроград, выразив боль от потери человека, великого и для России, и для Сербии.
Заседание завершилось в 6 часов возгласами: «Вечная память Николе Гартвигу! Слава ему!».
Гартвиг был похоронен на белградском Новом гробле, в присутствии высших сербских политических и общественных деятелей. На похоронах была и делегация крестьян из разных сербских краев, приехавших, чтобы отдать почести дипломату, которого они любовно звали «Никола Хартвич».
Но разразилась война, и о Гартвиге благополучно забыли. Вспомнили лишь 16 лет спустя при весьма пикантных обстоятельствах. 18 февраля 1930 года a Белграде от разрыва слепой кишки неожиданно умер 46-летний германский посол Адольф Кестер, имевший крайне левые, даже большевистские взгляды. И — о, чудо! — уже 21 февраля та же белградская община решила дать одноименной улице имя Кестера. Так бы и произошло, но тут недовольство выразил один из старых членов общины, напомнивший о том, что Белградская улица уже переименована, да воз и ныне там. В итоге именем Кестера назвали участок улицы короля Милутина, пролегающий рядом с германским посольством.
Остается только гадать, чем так прельстил Кестер белградскую элиту: своим ярко выраженным большевизмом или щедрыми алкогольными угощениями?..
Узнав об этом конфузе, король Александр приказал срочно переменить таблички на Белградской улице, присвоив ей, наконец, имя русского дипломата. Историк и переводчик Йован Качаки, отметив, что надгробный памятник ему был поставлен лишь в 30-е годы, горестно добавляет:
Никто сейчас не вспоминает Н. Г. Гартвига. Его могила на Новом гробле десятилетиями была в запустении. Община города Белграда все-таки переименовала Белградскую улицу в Гартвигову, но это не отвечало интересам немецких завоевателей, и во время Второй мировой войны они вернули ей старое название. После войны коммунисты дали ей имя одного из своих вождей, Бориса Кидрича, а с их уходом возвратили название Белградской, так что, вольно или невольно, образ Н. Г. Гартвига вытеснен из народной памяти [229] . Александра Павловна Гартвиг, оставшись вдовой уже в поздние годы, могла вернуться в Россию, где у нее было солидное имение: ее отец командовал Санкт-Петербургским гренадерским полком. Но она не оставила Сербию в тяжелый час и занялась распределением поступавшей из России помощи; посещала русские больницы в Нише, Скопье, Битоле. А ее дочь Людмила Николаевна подвизалась сестрой милосердия в Иверской больнице в Белграде [230] .
229
См.: Василиј Штрандман. Балканске успомене. Београд, 2009. С. 279–281. В оригинале: Basil de Strandman. Balkan Reminiscences; однако сама рукопись, найденная в архиве Бахметьева в США, на русском языке.
230
Н. Г. Гартвиг был дважды женат. От первого брака — дочь Людмила (1885–1931; служила при сербском дворе как наставница королевы Марии (на этой румынской принцессе король Александр женился в июне 1922 года). Имя первой супруги (?—1886) неизвестно. Вторая супруга — Александра Павловна фон Визин, урожденная Карцова (1863, Варшава — 15.12.1944, Белград), дочь военного историка генерала П. П. Карцова, внучка адмирала П. К. Карцова. Детей от второго брака (1903-14) не было. В. А. Артамонов считал жену Гартвига «львицей в отставке», которая, однако, сохранила свои зубы. (См.: Шевцова Г. И. Руска добротворна помоћ Србијиу ратовима 1912–1917, Београд, 2010, С. 71, прим.). На связь супруги Гартвига с русскими великими князьями и сербским престолом указывал Б. Симич: «Благодаря ее домашнему гостеприимству сербский Престолонаследник был одно время почти ежедневным гостем в доме Гартвигов». (Нова Европа. Загреб. 26.04.1928).
Очень бы хотелось, чтобы к июню 2014 года, спустя сто лет после смерти Николая Гартвига, беззаветного друга сербского народа, справедливость наконец восторжествовала. В Белграде должна быть Гартвигова улица! [231]
В заключение статьи предлагалось создать соответствующий оргкомитет. Мой старый друг Златомир Попович, много лет живущий в Берлине, только усмехнулся: мол, кому сейчас в Сербии до Гартвига!.. Действительно — кому? Белград и Косово-то предал в обмен на мифическую евроинтеграцию, предал Косовский завет и всех косовских мучеников — разве нужен Гартвиг тем, кто готов подавать горшки «еврочеловекам»?..
231
http://www.vidovdan.org/index.php?option=com_content&view=article&id=49283:u-beogradu-mora-da-postoji-harvigova-ulica&catid=40:tradicija<emid=75.
Да и в нынешней Москве, если разобраться, славянофильство явно не ко двору. От пресловутого панславизма тут давно излечились. Равно как и от общеславянской солидарности. Вместе с тем нельзя не признать, что известная близорукость и авантюризм Николая Генриховича сыграли дурную шутку и с ним, и со всей российской дипломатией. «Русский посол в Белграде Гартвиг непрерывно раздувал пламя вражды к Вене, а русский генеральный штаб вливал активность в своих коллег на берегах Дуная», — отмечал видный советский военный стратег Б. М. Шапошников [232] . Почти те же мысли двигали в двадцатые годы пером весьма осведомленного Марко, автора загребского журнала «Нова Европа»:
232
Шапошников Б. М. Мозг Армии. Кн. 3. М.-Л., 1929. С. 34.
У Гартвига постоянно присутствовала идея-фикс, противная русским традициям, — идея о том, что Россия рано или поздно должна скрестить оружие с Австро-Венгрией — и он как посланник в Белграде с первых дней начал вести политику на свой лад [233] . Директивам из Петрограда (правильно: Петербурга. — И. М.) подчинялся только на словах: каждое приказание Сазонова, которое расходилось с его концепциями, умело саботировал под предлогом того, что тому противится сербское правительство или Двор. Такая самостоятельная политика была бы заранее обречена на неуспех, если бы не была в полном согласии с официальной политикой Сербии; для этого существовали всего два пути: или Гартвиг полностью подчинится сербиянскому Министерству Иностранных Дел или, наоборот, Министерство подчинится ему. Кто знает самоуверенную и амбициозную Гартвигову природу, тому не придет в голову принимать в расчет первую из этих возможностей; остается, следовательно, вторая: Гартвиг берет наше Министерство Иностранных Дел в свои руки, что он быстро и сделал, нисколько не заботясь о протестах европейского общественного мнения. Во время Балканских Войн, когда Пашич, наломав много дров, уповал на то, что Россия вызволит его из тяжелого сербско-болгарского кризиса, Гартвиг уже был полный господин нашей внешней, а отчасти и внутренней политики… В действительности это была Гартвигова политика, и Пашич по всем важным вопросам был только «porte parole» Гартвиговых планов и решений [234] .
233
Сравните с рассуждением современного израильского писателя Михаила Хейфеца: «Уничтожение Дунайской империи («Заговорщика в Европе») стало его идеей-фикс. В петербургском МИДе шла в те годы борьба между двумя ориентациями — на Болгарию как главного союзника в регионе или на Сербию. Николай II и его министр Сазонов стояли за первую, Гартвиг — за вторую». Следом Хейфец цитирует американскую исследовательницу Барбару Джелавич: «Осторожной, прагматической политике двора и министерства он противопоставил безответственную, иррациональную концепцию, которая создавала большие затруднения правительству и компрометировала его». (Хейфец М. Цареубийство в 1918 году. М., 1992. С. 84–85). И другие историки утверждают, что посланник Гартвиг только и мечтал развеять Австро-Венгрию в прах. (См.: Исламов Т. М. Австро-Венгрия в Первой мировой войне. Крах империи И Новая и новейшая история. 2001, № 5).
234
Marco. Никола Харт виг. (Спољна политика Србије пред Светски Pam) // Нова Европа. Загреб. 26.04.1928. С. 266, 272.
Парадоксально, отмечается далее, но даже чисто внутренние переговоры о будущем коалиционном правительстве сербский премьер Пашич вел под водительством Гартвига в русской дипмиссии (так было в первых числах июня 1914 года).
Тайну псевдонима загребского автора раскрывает книга «Австрия между Россией и Сербией» маститого венского историка Ханса Юберсбергера [235] . Под именем Марко, оказывается, скрывался сам Божин Симич [236] , изрядно наследивший в истории шпионажа.
235
Hans Uebersberger. Usterreich zwischen Russland und Serbien. Zur sbdslawischen Frage und der Entstehung des Ersten Weltkrieges. Wen/Kuln 1958. S. 298, прим.
Юберсбергер Ханс (1877–1962) — австрийско-немецкий историк, основатель Венской школы восточно-европейских исследований, ректор Венского университета (1930-31).
236
Симич Божии (1881–1966) — сараевский заговорщик, член масонских лож «Брат» и «Побратим», активно участвовал в Майском перевороте (1903). В 1916-18 находился в Одессе в составе контингента сербских войск. Салоникский суд в 1917 году заочно приговорил Симича к 18 годам тюрьмы, и он долго скрывался в эмиграции в Австрии, Швейцарии, Франции. В середине двадцатых стал агентом ГПУ. Фамилия Симича значится среди официальных лиц, подписавших 5 апреля 1941 года советско-югославский договор о дружбе. После войны — посол Югославии во Франции и Турции.