Взлет и падение Лысенко. История биологической дискуссии в СССР (1929-1966)
Шрифт:
Так, например, Презент акцентирует внимание на том, что Н. К. Кольцов говорил о возможности разведения человеческих пород по законам Менделя. Но он умалчивает о том, что Н. К. Кольцов говорил об этом в фантастическом плане, как о теоретической возможности, которую могли бы использовать марсиане, если бы они завоевали землю и если бы эти марсиане оказались существами более высокого порядка, чем человек, и относились бы к людям земли, как к домашним животным (в духе Уэльсовской «Борьбы миров»). Кольцов приводил эти чисто фантастические соображения лишь для того, чтобы проиллюстрировать тот 128 очевидный факт, что с точки зрения наследственности человек как живое существо подчиняется тем же законам, как и остальной животный мир
Обвинение ученого в расизме основывается И. И. Презентом
В евгенических статьях Н. К. Кольцова есть ряд ошибочных и просто устаревших мыслей. Однако в них нет ничего человеконенавистнического. Более того, Н. К. Кольцов как евгеник первым в СССР начал очень важные исследования по медицинской генетике и сделал ряд замечательных открытий о наследовании некоторых заболеваний крови. Эти исследования Н. К. Кольцова представляют собой очень крупный вклад в медицину и биологию. Следует отметить, что сам «Русский евгенический журнал», несмотря на ряд неудачных статей, имел весьма прогрессивное направление. Это был один из первых в мире журналов по генетике человека, и в нем впервые были описаны десятки ранее неизвестных наследственных болезней. К настоящему времени медицинской генетикой изучены сотни патологических состояний, передающихся по наследству, между тем в СССР работы по наследственности человека были почти полностью прекращены [30] . После ареста крупнейшего медицинского генетика профессора С. Г. Левита и ряда его сотрудников был ликвидирован Медико-генетический институт. Фактическое запрещение в СССР исследований по генетике человека имело очень вредные, до сих пор еще полностью не учтенные последствия, и прямая ответственность за это лежит на тех «критиках», которые всю генетику человека как науку вульгарно отождествляли с расизмом и фашизмом (роковую роль в этом сыграли и некоторые философы, в частности Э. Кольман, опубликовавший в журнале «Под знаменем марксизма» (1936. № 11. С. 64–72) погромную статью под заголовком «Черносотенный бред фашизма и наша медико-биологическая наука»). Крайне резко выступал всегда против генетики человека и И. Е. Глущенко.
30
Первое руководство по медицинской генетике было издано на русском языке только в 1964 году.
Н. К. Кольцов, к счастью, не был арестован, хотя травля ученого имела явно провокационный характер. Эта многолетняя травля ускорила кончину ученого, лишившегося к концу жизни созданного им института, журнала и доброго имени, которым он очень дорожил и которое несомненно следует восстановить.
Н. К. Кольцов — ученый и патриот
Николай Константинович Кольцов умер в 1940 году, и в последующие годы, как мы видели, лысенковцы сделали все возможное, чтобы опорочить и предать забвению его имя и его поистине колоссальный вклад в развитие советской биологии. Но в разгар травли ученого, не прекращавшейся и после его смерти, в период, когда Лысенко и его окружение заняли все ключевые посты в сельскохозяйственной науке, ученик и друг Н. К. Кольцова профессор Б. Л. Астауров напечатал блестящую статью «Памяти Николая Константиновича Кольцова» (Природа. 1941. № 5), проникнутую такой невыразимой болью и столь ярко и убедительно показывающую обаятельный облик и жизненный путь этого выдающегося ученого и патриота, что мы не можем не привести здесь аз нее хотя бы три небольших выдержки. Написать и опубликовать тогда такую статью мог только мужественный и принципиальный человек (последующий путь проф. Б. Л. Астаурова не был, как известно, усыпан розами): «Николай Константинович Кольцов был одним из наиболее прогрессивных профессоров царской России. Его огромная популярность в студенческой среде объяснялась не только блеском лекторского дарования, не только его глубокой человечностью, любовью к молодежи и неизменной готовностью пойти навстречу студенческим нуждам, — студенты видели в нем непримиримого, глубоко принципиального врага всякой косности, казенщины, рутины и обскурантизма».
«Его перу принадлежит полная скорби и возмущения книга «Памяти павших», посвященная студентам — жертвам кровавых событий 1905 г. Вышедшая в день открытия первой Думы, книга в тот же день была конфискована…»
«Николай Константинович был полной противоположностью тем ученым, которые уходят от жизни в тишину своих лабораторий. Общественно-научная организационная деятельность была его подлинной стихией — атмосферой, без которой он не мог дышать и творить. Эта его черта в сочетании с кипучей энергией, широтой интересов, огромной эрудицией, с умением привлечь и заразить своим оптимизмом и энтузиазмом молодежь и с редким по остроте чувством нового в науке обусловили то, что он стал признанным создателем экспериментальной биологии в нашей стране, творцом многих школ и направлений в целом ряде отраслей.
Теперь перед лицом небывалого размаха исследовательской работы в Стране Советов нам трудно представить, что такие широкие русла исследований, как эндокринология, физико-химическая биология, генетика, экспериментальная биология, не говоря уже о ряде более мелких ручейков, ныне поглощающих труд десятков и сотен ученых, разрабатывающиеся во многих лабораториях и даже специальных институтах, у истоков своего появления в пределах нашей Родины теснейшим образом связаны с инициативой Н. К. Кольцова, возникали при его личном участии или под его сильнейшим влиянием».
Так оценил Б. Л. Астауров труды Н. К. Кольцова, и это была достойная оценка, сделанная человеком, которому дороги слава и честь отечественной науки.
Книга Н. К. Кольцова «Памяти павших», изданная в 1906 году на средства автора, действительно была конфискована и уничтожена цензурой. Однако часть тиража сохранилась и дошла до нас. С волнением перелистывал я в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина страницы этой обличительной книги, смелости которой могли бы позавидовать некоторые профессиональные революционеры.
На титульном листе книги значилось:
Н. К. Кольцов
Приват-доцент Московского университета
Памяти павших
Жертвы из среды московского студенчества в октябрьские и декабрьские дни
Доход с издания поступает в комитеты по оказанию помощи заключенным и амнистированным.
1906 год
На втором листе в траурной рамке опубликован список 36 погибших студентов, из них 15 неизвестных.
Сто страниц книги представляли собой точно документированное описание зверств царского самодержавия при подавлении восстания 1905 года. Для иллюстрации характера этого документа мы приведем лишь две типичные выдержки.
«Московский университет, — писал Н. К. Кольцов во вводной части своего очерка, — всегда играл выдающуюся роль в освободительном движении. Каждый год вырывал из университетской среды новые жертвы — принимавших то или иное участие в этом движении. И профессора, и студенты изгонялись, заточались в тюрьмы, уходили в ссылку… Кто подсчитает, сколько сотен, сколько, может быть, тысяч жертв было вырвано из среды Московского университета за последние десятилетия? Есть ли возможность сохранить их полный список для истории?
Начиная с конца 1904 года, репрессии против московских студентов за участие в освободительном движении принимают особенно мрачный, кровавый характер…»
Заканчивая первую часть своей книги, Николай Константинович Кольцов писал:
«Когда после пресненского разгрома москвичи, взволнованные от пережитых ужасов, в страхе перед призраком надвигающейся реакции ходили по улицам города, кое-где попадались продавцы газет, предлагавшие новое издание— листок со стихами, первая строка которых произносилась вполголоса: