Взлетная полоса
Шрифт:
— Ирочка! — обрадовался Владимир. — Так давайте воспроизведем классическое разделение труда: вы отправляетесь за покупками и обеспечиваете себя и меня, как говорит наш начпрод, пищевым довольствием, а я крушу эту тару и выбрасываю ее в место сбора вторсырья!
— А что я вам куплю?
— Я скажу. Колбасы. Десять сантиметров по двадцать в диаметре, двадцать — по десять и метр сосисок. Любых. А впрочем, что ни купите — за все спасибо.
— И вы будете сыты?
— Вместе с Зандой.
Ирина не сдержала улыбки.
— Ваша жена будет самой счастливой женщиной на свете.
— Так почему бы вам не занять эту должность?
Ирина добродушно прищурила глаз.
— Боюсь, что столько счастья я просто не вмещу. А разделение труда — это выход из
— В таком случае возьмите эти знаки самовыражения, — протянул ей Владимир деньги.
— Зачем так много? — удивилась Ирина.
— Их не обязательно тратить все, — успокоил ее Владимир.
Ирина ушла. А он быстро переоделся в спортивный костюм Сергея и принялся за дело.
С тех давних пор как Ирина вместе с Сергеем и Юлей побывали в гостях у Владимира в Есино, видеть ее, встречаться с ней стало самым большим и постоянным желанием Кольцова-младшего. Все свои взаимоотношения с братом Владимир с тех пор старался строить так, чтобы в них хоть какое-нибудь участие принимала и Ирина. Надо ли было переговорить с Сергеем по телефону, Владимир в первую очередь звонил Ирине, узнавал, где Сергей, как его найти, а потом уж выходил на брата. Требовалось ли что-либо передать Кольцову-старшему — это тоже не обходилось без Ирины. Он старался увидеть ее и безо всяких поводов. Такое случалось, когда они втроем, а иногда и вместе с Юлей где-нибудь ужинали, заваливались на чашку кофе к Ирининому брату-художнику, в его творческую мастерскую, или ходили в театры. Владимир был бы рад видеть ее чаще, но у Ирины всегда находились какие-нибудь причины для отказов. Она и впрямь сильно была занята. Владимир это знал: четыре раза в неделю она после работы ходила в институт, два раза посещала какие-то курсы совершенствования языка при одном министерстве. Свободным у нее практически оставалось лишь воскресенье, да и то относительно. В Москве Ирина жила одна, родители — мать и отец — работали в Ленинграде. И в этот день у нее, естественно, немало набиралось всяких дел по хозяйству. Этот год и эта весна у нее были особенно напряженными, так как летом она заканчивала всю свою учебу. Получала диплом в институте, справку на курсах и могла искать себе любую, связанную с французским и английским языками работу. Владимир все понимал. Но легче ему от этого не было. Ни изменить, ни исправить в создавшейся ситуации он не мог ничего. Однако невесело на душе у него было даже не из-за того, что он редко видел Ирину. В конце концов, до государственных m* ,%-.[так в исходнике] не так уж было и далеко. Можно было и подождать той поры, когда Ирина все сдаст и будет гораздо свободней. Но что сулила ему эта ее свобода? Владимир с каждой встречей увлекался ею все сильней. А она оставалась все такой же, какой он увидел ее при их знакомстве: непосредственной, приветливой, отзывчивой. Но не более. Похоже было: исчезни он с ее горизонта, перестань ее звонить, напоминать о себе, — и она его тут же забудет, будто и не знала никогда. Но, появись он опять, она снова будет приветливой, дружески внимательной. Получалось так, что в какой-то степени младший брат повторял в личном плане историю старшего. С той лишь разницей, что если отношения Сергея и Юли были более или менее определенны, то у Владимира с Ириной они даже не были выяснены. А выяснять их, несмотря на бесспорную решительность и твердость своего характера, Владимир не хотел, предпочитая волнующую сладкую неопределенность ясной и быстрой развязке.
Что поделаешь, так уж видно на роду было написано обоим Кольцовым в чем-то быть первыми, не умеющими отступать и уступать своих позиций, а в чем-то не по времени робкими и даже по-детски беспомощными. Впрочем, и этому можно было найти объяснение: братья ни в чем не искали для себя выгоды, ни в делах, ни в жизни не ловчили, как щитами, от житейских перипетий своими сильными характерами не закрывались.
Когда через час Ирина вернулась, квартиру уже нельзя было узнать. Теперь ту стену, к которой ближе подходила дверь лоджии, от пола до потолка закрывали стеллажи
Как Владимир успел сделать все это — для Ирины осталось тайной. Но что ее поразило больше всего, так это чистота, немыслимая обычно в квартирах при такой работе.
— Когда же вы успели вынести весь мусор? — с удивлением спросила она.
— А я и не думал его выносить, — продолжая долбить кирпич, признался Владимир. — Я его в шкаф засунул. Все равно пока там пусто.
— Вот оно что? Тогда давайте я его вынесу…
— Нет уж, Ирочка. Не о том забота, — категорически запротестовал Владимир. — Берите-ка в руки сковородку и вставайте к плите. А я тем временем навешу этот шкаф да соберу стол. И мы с вами по-человечески поужинаем. Надеюсь, вы догадались купить чего-нибудь этакого, категорически запрещенного в наших гарнизонах?
— Нет, не догадалась…
— Зря. Но, на счастье, я нашел это кое-что у бывшего танкиста. Для аппетита нам хватит.
Ирина приняла и это предложение. В конце концов, ужинать было надо. Но прежде чем начать готовить, она решила накормить Занду и спросила Владимира:
— А что ест эта красавица?
— Да, в общем-то, все. И в то же время ничего. Черный хлеб она любит.
— Правда?
— Я тоже долго удивлялся. Мясо есть не станет, а кусок черняшки утащит с собой. Потом врач объяснил: кислотности у нее не хватает.
— И у них такое бывает? — еще больше удивилась Ирина.
— Абсолютно все как у нас. Памятник-то в Колтушах собаке стоит, а не шимпанзе и не корове.
— А шоколад она будет есть?
— Дайте немного. Только учтите, она к тому же еще порядочная дрянь. С рук, может, и возьмет кусочек. А на пол положите, даже нюхать не будет.
— С рук, конечно, с рук. Пусть ест на здоровье! — обрадовалась Ирина и, достав из сумки плитку шоколада, отломила от нее дольку и протянула Занде. Лайка с удовольствием съела лакомство. Потом еще, еще:.
Когда Владимир повесил на стенку облицованный белым пластиком шкаф и расставил у стенки возле холодильника стулья, Ирина закончила выгружать та стол то, что принесла к ужину. Владимир глянул на закуску и заморгал, будто не веря собственным глазам. И было чему дивиться. На столе, в целлофановом пакете, пересыпанные мелкими ломтиками жареного картофеля, красовались котлеты по-киевски, стояли два стакана еще теплых, расточавших аппетитнейший аромат грибов в сметане, лежала завернутая в пергамент икра и лососина с лимоном, пара припудренных мукою свежих калачей и бутылка боржома.
— Это откуда же все? — едва выговорил он.
— Из ресторана.
— Да?
— Конечно же не в магазин отправилась я ради такого случая. Ведь отмечаем что-то вроде новоселья!
— Какой же вы тут нашли ресторан?
— Не тут, а на Ленинском, — поправилась Ирина.
— Как же вы тогда так быстро обернулись?
— Взяла левака.
— Так сразу и нашли? — снова усомнился Владимир.
— Разве это проблема? Стоит только проголосовать — и желающих познакомиться хоть пруд пруди.
— И вы смело подсаживаетесь?
— К двоим — никогда. А к одному — к кому угодно. Во-первых, водитель занят рулем. А во-вторых, не зря же я целый год занималась самбо. Еще неизвестно, кому кого надо бояться, — засмеялась Ирина.
— И все-таки, Ирочка, мало ли что…
— Ерунда. Я по натуре не трусиха. Другое дело, когда в качестве расплаты просят телефон. Тогда я пасую и даю номер зоопарка. И говорю: попросите Эльвиру. Есть там такая очаровательная бегемотиха.
— И-го-го! Вы, Ирочка, самая необыкновенная девушка на свете! — выразил свой бурный восторг Владимир. — А завтра вы мне сможете помочь? Люстру еще надо повесить: