Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
Шрифт:
19 августа
Для обеспечения безопасности во время проведения выборов в ночное время было израсходовано патронов 5.45 – 1600, 7.62 мм – 210, 13.7 мм – 25 и т. д.
«Будут мины – будут меры…»
Дмитрий Элизбарашвили, начальник штаба полка, майор:
– «Сдавай роту, езжай в отпуск, а там посмотрим…» – сказал мне в середине июля полковник Юдин. Вернулся из отпуска в середине августа, был там около месяца, еще не знал, на какую должность пойду, но знал, что на повышение. Полковник Юдин меня вызвал: «Ты начальник штаба полка», и отдал полковую печать. Оказалось, что как раз в этот день заболел начштаба полка Масленников.
До 1997 года я успел покомандовать ротами, потом стал ЗНШ полка, поэтому для меня войти в курс дел на новой должности было не очень сложно. Штабное дело знал, опыт был. Люди в аппарате штаба полка были разные. Зам. по тылу и зампотех – отличные специалисты, начальник инженерной службы капитан Бай, всего два года, как из военного училища, до этого был командиром инженерно-саперной роты – тоже специалист хороший, матерый сапер. В полку о нем только хорошие отзывы.
Началась рутина: засады, колонны, кормежка местного населения. Тогда полковник Юдин придумал полевые кухни для местного населения, ездили с ними в Танги. Местные жители с удовольствием выстраивались к ним с котелками. Но замполит полка очень жестко предупреждал местных жителей: «Будут мины – будут меры». Поэтому мин на дорогах было очень мало. Но саперам работы хватало: инженерная разведка на дороге Урус-Мартан – Алхан-Юрт у нас была ежедневно.
В этот период ВМГ полка в составе усиленного мотострелкового батальона два раза выезжала на несколько дней по недалеким окрестностям. Один раз на две недели ходил с ВМГ на Сунженский хребет вместе с зам. командира полка Рыжковым и комбатом Илюхиным. Потом ходили на юг Чечни, в горы, больше чем на неделю. Я вернулся в середине октября, а Олег Шатохин, штатный начштаба полка, уже в моем кунге сидит…
«Пропадает чувство опасности…»
Александр Московой, зам. командира батареи ГСАД, гвардии старший лейтенант:
– В дивизионе я исполнял обязанности артиллерийского корректировщика и полгода ходил с ВМГ в рейды. Выезды были несколько раз в неделю. Я и в батарее бывал редко, обычно на выездах.
Выезды проходили так: разведка идет в предгорье, с ней я, артиллерийский разведчик и мой радист. Брали с собой лазерный дальномер, буссоль – готовили данные для открытия огня. Свистят над головой снаряды – значит, летят дальше. В дивизионе всегда была дежурная батарея, от получения заявки до открытия огня было меньше пяти минут. По необходимости открывала огонь и вторая батарея, и весь дивизион.
Случалось видеть и результаты огня… Вижу, как взлетают двое бородатых… Бывали и курьезные моменты. У нас было два дальномера, лазерный и квантовый – его нельзя направлять на людей: от облучения может выгореть сетчатка глаз. Идет бой, вижу, как впереди, на расстоянии меньше километра бегают бандиты и нас обстреливают. «Ставь дальномер, – даю команду солдату, – снимай дальность!» Солдат был молодой, смотрит в дальномер и говорит мне: «Товарищ гвардии старший лейтенант, там люди бегают, а на людей же направлять такой дальномер нельзя!» – «Какие люди? Это звери бегают!»
Считать нашего противника профессионалами не могу. Чеченцы хорошо знали местность, как партизаны они были сильные, но их тактически грамотных решений не помню. Сила духа у них была действительно большая. Однажды едем через село на БМП, на обочине стоит пацан лет четырех-пяти и пальцем показывает мне по шее. Я на него автомат навожу, он прячется. Ему каких-нибудь четыре года, но он знает, что мы русские, что нас надо убивать, и если навели автомат, то надо прятаться. Их с детства учили, что русские – это не люди, иноверцы, их надо убивать.
К войне привыкаешь… Первые три месяца страшно. Потом война становится бытом, как будто так и надо. Постепенно притупляется и пропадает чувство опасности, исчезает страх. Это плохо, к этому нельзя привыкать. Бывало, что бой идет, и так все надоело – иду и начинаю блины печь… Предчувствия, что ранят или убьют, у меня не было. А вот сны снились постоянно. Про войну, что меня убивают, пуля в спину. Много раз…
Однажды я нашел щенка-кавказца, он всегда был со мной. Стреляю в бою, он рядом ползает, в тридцати сантиметрах от меня, и его убило. Так было жалко этого щенка, и не подумал тогда, что ведь в меня целились, а не в собаку.
«Что самое страшное…»
Алексей Аминов, заместитель командира взвода материально-технического обеспечения 1-го мотострелкового батальона, сержант контрактной службы:
– В полк, а это был мой второй контракт, я прибыл 10 сентября 2000 года. Прилетели на вертолете на ту же площадку, с которой улетал из 752-го полка, это между Урус-Мартаном и Танги-Чу. Сразу же встретил Колю Козлова – мы с ним вместе были в одном взводе 752-го полка. Обнялись, поздоровались. Пошли на построение. Коля мне посоветовал пока не становиться в общий строй. Приходит взводный, прапорщик Валера Рогов, он и забрал меня к себе. Во взвод пришли поздно ночью, толком ни с кем не познакомился, сразу лег спать. Утром Коля сказал взводному, что я готовый замкомвзвода, его зам. Морозов как раз уходил на дембель. Так я и стал замкомвзвода.
Узнал, что наш полк называют 245-й «пьяный безбашенный»…
Командиром нашего батальона в этот период был подполковник Илюхин. Он очень умело командовал, грамотно, хотя ему было всего 30 лет. Минометчики в честь его дня рождения вешали в небо знак полка… Он потом ушел от нас на повышение, и вместо него комбатом стал майор Тыкин, а НШ был капитан Грошев.
Где-то в эти же первые дни от полка уходила на задачу ВМГ. Почему-то не рано утром, как обычно, а ближе к вечеру, с обычным разгильдяйством, чуть ли не затемно. Я на этой ВМГ не был, так как еще не освоился.
В этот же день должен был выводиться «Заем» – штаб группировки, и духи, бородатые, видимо, готовили ему засаду. Но вместо колонны штаба духи начали пальбу по броне ВМГ. Наши в ответ расчесали их конкретно, даже «артуха» работала, и, как ребята рассказывали, так точно вела огонь, от кустов до посадок было метров сто с небольшим, и нас не накрывало. Молодцы, удивительно, обычно бывало наоборот. Были тогда у нас раненые. Помню, как фельдшер Ленка, наш Айболит батальонный, рассказывала удивленно: «Идет бой, я перевязываю парнишечку, подбегает боец, держится за руку. «Отстань, я занята, потом…» – «Подожду…» Я закончила перевязку, смотрю – он стоит и за локоть держится – с дыркой в руке был».