Взорвать Манхэттен

Молчанов Андрей Алексеевич

А дальше злой дух, кто эти мыслишки нашептывал и к авантюризму подзуживал, вел уже свою работенку по накатанной колее… Вот кто все детально, долгосрочно и без осечек спрогнозировал! А мне бы и одной осечки хватило для полного счастья, и дорого бы я за эту осечку дал! Но пистолет “глок” на нее, увы, не сподобился…

Дело же было так. На выходные я с подругой Татьяной поехал на дачу. Дача у меня папина, в советские времена построенная, удобства на улице, участок десять соток, и выходит участок на край глубоко заболоченного леса. Сначала идет ивняк, потом болото, а потом уже болото в лесу. Еще с незапамятных времен поставил папа в пролет забора, выходящего на эти безлюдные хляби, огромный толстенный щит из обитого жестью бруса. На щит крепились мишени, и я, малолетний стрелок, лупил по ним из духовушки, постигая азы стрелкового мастерства; потом, сообразно моему растущему возрастному цензу, папа - отставной полковник милиции, доверил мне находившийся в его владении мелкокалиберный пистолет, и под родительским контролем я начал осваивать навыки пулевой стрельбы.

Затем я отслужил в армии, папа умер, пистолет куда-то задевался, а щит как стоял, так и остался стоять. А бумажный рулон поясных мишеней хоть и покрылся легкой плесенью, и пожух, валяясь без дела на шкафу в одной из дачных комнат, но дошло до него: заставил меня развернуть его злой дух!

Летние выходные, благословенная пора! Вся Москва рвет колеса на природу. Железнодорожные и автомобильные.

Мама сослалась на плохое самочувствие, оставшись в Москве, и решили мы с моей подружкой Татьяной позагорать на природе вдвоем. Тем более я пребывал в краткосрочном отпуске. “Глок” я только что привез из Чечни, и на дачу его взял не без повода: спрятать в тайнике. Тайник оборудовал еще батя, там он держал мелкашку и два кавказских кинжала, оставшихся мне в наследство - хорошие клинки еще девятнадцатого века, - боевые, без украшательских изысков. Куда вот мелкашка делась? Но эта пропажа, похоже, так и останется загадкой.

Тайник, в общем-то, прост: стены гаража секционные, двухслойные, заполненные пенопластом; одна секция со съемной панелью. Но хрен догадаешься, что панель можно снять! Тем более, надо открутить восемь ржавых болтов. Там-то, за этой панелью, в промасленной мешковине и хранятся мои боевые трофеи. Вот спроси: а зачем? А вот и отвечу: на всякий-разный случай… А на какой? А вот на всякий!

Туда было предназначено кануть и “глоку”, но сначала “глок” должен был выстрелить!

Танька - баба заводная, с характером авантюрным, - рыжая и голубоглазая бестия, - отчего-то испытывала к оружию абсолютно неженскую страсть и вцепилась в этот «глок» мертвой хваткой, после чего заныла: мол, дай хоть разок стрельнуть, любимый…

Мне было жаль дорогих импортных патронов, но парочкой из них я решил пожертвовать, - как не уступить даме в предвкушении ее ответных услуг? И, развернув увядший рулон с мишенью, прикрепил его на щит.

Нужно заметить, что до момента приготовления к прицельной стрельбе, мы угостились шашлыками и разнообразными спиртными напитками у нашего соседа по даче дяди Левы, и находились в легкой степени опьянения, чем все и сказано.

Татьяна изготовлялась к стрельбе, палец ее уже давил на спуск, когда скрипнула глухая входная калитка, возле которой я оставил грабли; затем услышался короткий мат, мы с Таней синхронно обернулись, и прежде, чем я понял, что к нам притащился по неведомому поводу сосед дядя Лева, наступивший на долбанувшие ему по лбу грабли, щелкнул затвор “глока”, выбросив гильзу, и сосед, вновь повторив нецензурное слово, вывалился навзничь за пределы двора.

Меня обдало как горячечным жаром. Я выбил “глок” из руки Татьяны и поспешил к поверженному телу. На рубашке дяди Левы расплывалось кровавое пятно.

Далее события понеслись вскачь. Страх и растерянность сменились некоторым облегчением, когда выяснилось, что пуля навылет пробила край грудной мышцы, и опасности для жизни ранение не представляет. После моя подруга, работающая медсестрой в военном госпитале, отзвонила знакомому хирургу, с истерикой в голосе описала ему произошедший кошмар, присовокупив, что сегодня точно не ее день, не Татьянин; хирург срочно прибыл к пострадавшему, оказал необходимую помощь, оставил нам столь же необходимые медикаменты для дальнейшего лечения и отбыл обратно.

Дядя Лева - крепкий милицейский пенсионер, сослуживец покойного папаши, произведенные над ним процедуры, перенес относительно спокойно, хотя не без злобных матерных комментариев, конечно. Мужик он язвительный, вредный и жадный, но долгое наше соседство сыграло свою положительную роль: автора выстрела он не рассмотрел, вину я взял на себя, а сдавать меня он не собирался, хотя сразу же заявил о необходимости денежной компенсации.

Размер компенсации уточнился на следующее утро, когда мы с Татьяной, проведя незабвенную ночку, явились под его испытующие очи.

– Десять тысяч долларов, - вместо приветствия молвил дядя Лева.

Сторговались на пять. Как раз пять тысяч трофейных долларов, изъятых с трупа одного из бандитов, я привез из командировки. Но потратить их мне была теперь не судьба.

Я рассчитался с соседом, полагая, что лучше было съездить на эти деньги не на дачу с кривобокой печкой, а на какие-нибудь острова с кондиционерами и джакузи, и отправился с Танькой в дом, где нас ждала постель с измочаленными за ночь простынями.

А потом минуло воскресенье, а заодно и мой отпуск, и я вновь отправился в беспокойную Чечню.

Там-то меня дядя Лева и достал!

Под вечер, когда я культурно отдыхал с друзьями, поедая баранину под гитарный перезвон и стук стаканов, позвонила Татьяна. И с первых же ее слов я понял, что вляпался в глубокую яму с дерьмом до краев…

Нет, дядя Лева не намеревался нарушить наш добрососедский договор, ни в коей мере не намеревался! Однако, навестив сбербанк, куда понес свой гонорар за бытовое ранение, был в данном учреждении задержан, препровожден в отделение милиции, где ему доходчиво объяснили, что пять тысяч долларов, которые он пытался сдать на ответственное и взаимовыгодное хранение, оказались высококачественной фальшивкой, и теперь следует объяснить природу происхождения данных нехороших дензнаков.

Тут дядю Леву, заслуженного милиционера, отсидевшего в обезьяннике с хулиганами, проститутками и бомжами, понесло в даль признательных показаний без намека на тормоза. И я его понимал. Сначала граблями по башке, потом пуля едва ли не в сердце, а после подстава с американскими тугриками!

В общем, дядя Лева сдал меня, что называется, по описи. И радостные менты, прихватив умную собачку, тут же нагрянули ко мне на дачу, и без особых временных затрат, как поведала Татьяна, обнаружили мой сверхнадежный тайник со всем огнестрельным арсеналом.

– Макс, - прочувственно сказала мне подруга, - прости, конечно, но мне пришлось подтвердить: стрелял ты… Случайно, естественно…

– Ну, так оно и было, - подтвердил я, понимая, что разговор вполне могли фиксировать, а неприятностей Таньке я не хотел.

– И что теперь?
– спросила она.

– Теперь у меня просьба, - ответил я.
– Колбасу мне в камеру носи твердую, долгоиграющую. И такой же сыр.

– И ты еще шутишь!

– Это не шутки, Танечка. Это как раз очень важная вводная.