Взятие Вудстока
Шрифт:
– О Боже, – сказал я, мгновенно протрезвев. – Они настоящие – или мы теперь фальшивые деньги печатаем?
– Они настоящие, – ответил Майк.
– Ладно, – согласился я. – Ты только маме моей этот пакет не показывай. Она способна прокрасться ночью в твою комнату и придушить тебя подушкой за сумму гораздо меньшую.
– Давай–ка сядем на мой мотоцикл и прокатимся. Мне нужна твоя помощь, – сказал Майк.
Ехать нам на «Харлей–Дэвидсоне» Майка пришлось недалеко – по 17Б до Уайт–Лейкского национального банка. Была пятница, около десятка местных жителей, главным образом фермеров, стояли в очереди к кассе,
Как только мы вошли в банк, фермеры обернулись и каждая пара глаз нацелилась на Ланга – на его голую грудь, длинные волосы, ступни в сандалиях. На лицах фермеров читалось отвращение.
Президент банка, Скотт Петерсон, полноватый мужчина в полосатом костюме, едва завидев Ланга, выскочил из своего кабинета и побежал в нашу сторону – консультантам 1980–х и 1990–х по менеджменту еще предстояло назвать то, что он в ту минуту проделывал, «упреждением ущерба». И сразу же стоявшие в очереди, словно заледеневшие поначалу фермеры, оттаяли и забормотали: «Грязные хиппи. Пидорасы обкуренные. Мы тебя еще достанем, Тайбер, и Ясгура тоже» Когда все закончится, подумал я, у переметнувшегося на нашу сторону Макса хлопот будет полон рот.
Я смотрел на стоявших в очереди местных жителей и поеживался. Ланг, безмятежный и нимало не испуганный, улыбался им. Скотта же наше присутствие явно расстраивало. Лицо бедняги побагровело, глаза нервно перебегали с его кормильцев–клиентов на двух придурков, ни с того ни с сего заявившихся в находившуюся под его началом тихую и более чем пристойную контору.
– Чем могу быть полезен? – спросил Скотт у Майка.
– Мы хотели бы открыть счет, – ответил Майк.
– Мы не ведем дел с… – Скотт оборвал сам себя посреди предложения, набрал воздуху в грудь, повернулся ко мне и спросил: – Мы можем поговорить с глазу на глаз?
Проведя меня в свой кабинет, Скотт заговорил:
– Мы уже четырнадцать лет ведем дела с вашей семьей. Банк помог вам с одной из ваших театральных программ. Помог защитить ваш кинотеатр, когда на него ополчился Комитет матерей. Банк даже купил вашу картину, вид Белого озера, – хотя то, что на ней изображено, ни на какое озеро не похоже, – и повесил ее у себя в вестибюле. Мы всегда стараемся помочь нашим клиентам. Но происходящее сейчас – это уже чересчур. Я не владелец этого банка. Я всего лишь президент его здешнего отделения. У меня есть свое начальство, а у начальства – принципы. Мы не ведем дел с подрывными элементами. Вы меня понимаете, Эллиот?
Я оглянулся на Ланга, тот поманил меня к себе. Когда я подошел к нему, он прошептал:
– Скажи этому чуваку, что у меня в пакете лежат двести пятьдесят тысяч долларов.
Я возвратился к президенту банка, собиравшемуся с духом, потребным для того, чтобы вышвырнуть нас обоих на улицу.
– Скотт, мой сотрудник мистер Ланг хотел бы открыть счет и положить на него двести пятьдесят тысяч долларов, которые он принес с собой вон в том пакете.
Ланг наклонил пакет и приоткрыл его – настолько, чтобы Скотт смог увидеть лежавшие в нем пачки зеленых.
Глаза Скотта вылезли из орбит.
– Вы позволите мне еще раз заглянуть в ваш пакет, сэр?
Ланг позволил, Скотт заглянул.
– С вашего позволения? – снова спросил он у Ланга. Майк кивнул.
Скотт выудил из пакета пачку пятидесятидолларовых банкнот, вытянул одну из пачки, поднес ее к свету. Рука его дрожала так, что бумажка плескалась в ней, точно государственный флаг на ветру.
Неожиданно посерьезнев, Скотт повернулся к фермерам и прочим местным жителям и закричал:
– Банк закрывается до двух пополудни! Немедленно!
И он решительно направился к десятку своих клиентов, ошеломленных услышанным и оставшихся стоять в очереди. Скотт брал их одного за другим за руку и провожал к двери.
– Что такое, Скотт? – возмущались они. – Мы пришли за нашими деньгами.
– Возвращайтесь через пару часов, и мы обналичим ваши чеки, – отвечал Скотт. Наконец он буквальным образом вытолкал из банка последнего фермера и запер за ним дверь. После чего вздохнул, разгладил свой костюм и поспешил, протянув перед собой руку, к Лангу.
– Я – Скотт Петерсон, президент Уайт–Лейкского национального банка, – сказал он. – Чем могу служить, мистер …?
– Ланг, – сказал изрядно позабавленный увиденным Майк. – Майк Ланг.
Скотт отвел нас в свой кабинет и спросил у Майка, каких услуг ждет он от банка. Майк ответил, что хочет открыть несколько счетов, в том числе, предназначенные для персонала Вудстока зарплатный и позволяющий обналичивать чеки. Завтра утром, сказал он, сюда подъедут менеджер и бухгалтер его компании. Скотт побледнел.
– Завтра суббота, – сказал он. – А по субботам банк, разумеется, не работает.
Майк повернулся ко мне:
– Элли, в Монтичелло тоже, по–моему, есть банк, верно? До него отсюда всего минут пятнадцать езды, я не ошибаюсь?
Скотт, взволновавшись, немедля развил кипучую деятельность: сорвал с телефона трубку, набрал номер своего головного офиса и потребовал, чтобы ему дали какого–то человека – главного управляющего, решил я.
– Нет, черт возьми, это важно, – сказал он тому, кто находился на другом конце линии. – У меня здесь Тайбер из «Эль–Монако» и люди из Вудстока. Им нужно открыть несколько счетов, а систему платежей они хотят обговорить завтра. Да знаю я, что завтра суббота, осел. У них с собой двести пятьдесят тысяч наличными, это начальный вклад. Да, «Эль–Монако». Какой еще банкрот? Этот человек пришел сюда с владельцем «Эль–Монако». Хорошо, перезвоните.
Положив трубку, Скотт обратился к Майку с елейным вопросом:
– Вы представляете какую–то корпорацию? Откуда у вас эти наличные? То есть, каков источник происхождения ваших замечательных наличных?
Майк ответил ему обворожительной улыбкой, а затем спросил у меня:
– Скажи, Элли, это ведь тот самый банк, который грозится отобрать у тебя «Эль–Монако»?
– Отобрать? – встревожено залопотал Скотт. – Отобрать? Нет–нет–нет. Мы и не думали никогда отбирать «Эль–Монако». Мы с ним ведем дела вот уже двадцать лет. Мы же соседи, мистер Ланг. Видите ту картину в вестибюле? Банк купил ее на первом ежегодном Фестивале музыки и искусства в Уайт–Лейке, который проводится в «Эль–Монако».