Взятие Вудстока
Шрифт:
– Ты бы лучше мотал отсюда, и побыстрее, приятель, не то мне придется проделать пару дырок в твоем красивом костюмчике. И если я увижу тебя еще раз, буду стрелять без предупреждения. Усек?
Не знаю, что испугало гангстера сильнее – пистолет Вильмы или сама она. Он поднял руки вверх – брови его к тому времени уже доползли до линии волос – и выскочил в дверь.
Необходимость работать не покладая рук начала понемногу сказываться на мне. Я устал, но понимал, что не могу позволить себе отдыхать. Мне нужно было оставаться в самой гуще событий, потому что на кону стояло слишком многое – и для меня лично, и для фестиваля, который переворачивал всю мою жизнь. При этом я видел, что силы
И я испек немного печенья с гашишем. Обитатели мотеля хранили в холодильнике нашего бара огромный запас гашиша и марихуаны, я позаимствовал немного – но вполне достаточно, чтобы обторчаться. Я замешал гашиш в тесто, добавил туда же шоколадную стружку и поставил все минут на двадцать в духовку. Вуаля! Печеньица счастья! Вообще–то, о шоколадных пирожных с гашишем слышать мне уже приходилось, а вот ни с какими сведениями о печеньях с такой начинкой я до той поры не сталкивался. И мне было интересно, как они подействуют на моих родителей, если подействуют вообще.
Когда печеньица испеклись и остыли, я зазвал родителей в бар – перекусить. В те дни бар использовался скорее как укрытие от внезапно налетавших дождей, да место, в которое заскакивали по нужде проезжавшие мимо люди – в нем имелась вода и один из немногих в округе исправных общественных туалетов. Мама и папа уселись за свободный столик, я поставил на него блюдо с печеньицами и чашки с кофе. И на то, и на другое оба они так и набросились. А потом принялись угощать печеньем всех, кто находился в это время в баре.
– Ах, Элияху, какое вкусное печенье. Оно ведь кошерное, правда, Элияху? Ты же не хочешь, чтобы твоя бедная мамочка снова расстроила Бога?
– Я уверен, что это печенье осчастливило бы любого раввина, мама, – заверил ее я.
Поначалу мне казалось, что наркотик на них не действует – оба были такими серьезными, много работавшими, жившими в вечной тревоге, а то и в страхе людьми. И тем не менее, спустя недолгое время марихуана принялась творить обычное ее волшебство. Первым она проняла папу. Он вдруг начал похохатывать без всякой на то причины. И скоро все его тело уже содрогалось от смеха.
– Помнишь мальчишек, которые нам стены расписывали, какие они были смешные, когда я напустил на них хиппи, я думал, они описаются. Ты ведь видел их, Элияху? Видел, правда?
– Да, папа, видел.
Папа продолжал покатываться со смеху.
А миг спустя расхохоталась и мама. Да так, что я испугался, как бы она себе ребра не переломала.
– Что тебя так рассмешило, мам? – спросил я.
– Ты посмотри вокруг, – сказала она сквозь смех. – Какая кутерьма. И повсюду люди. Здесь, в комнатах, под домами, на крышах, в болоте, на фургонах. Скоро у нас из ушей люди полезут.
Отсмеявшись, они просто сидели за столиком, радуясь жизни. Я и вправду никогда еще не видел их такими спокойными. Я подтянул к нашему столику матрас и миг спустя мои измотанные, одурманенные родители соскользнули на него со стульев и заснули. Я перетащил обоих в уже ждавшую их постель, а затем тоже взял матрас, повалился на него и проспал целых три часа.
После того, как Майк Ланг перебрался из «Эль–Монако» на ферму Ясгура, я почувствовал себя осиротевшим. Да, через несколько часов свободных мест в мотеле снова не осталось, однако теперь движущей силой для меня были уже не деньги. Я полюбил приключения, а Майк доставлял их мне чуть ли не мешками. С его появлением у нас ожил весь Бетел. И я тоже. Жизнь моя никогда не была такой трудной – и такой опасной, – какой она стала после приезда Майка в город. Я никогда еще не проводил время так весело и знал, что этот опыт изменяет меня, хотя и не мог пока сказать – в какую сторону. А теперь Майк и его команда перебрались к Максу. Фестиваль состоится – уж об этом–то он позаботится, – но через несколько дней люди из «Вудсток Венчерз» уедут отсюда, а с ними и все мои новые друзья – геи, лесбиянки и «нормальные» люди. И Уайт–Лейк снова обратится в городок скучный и скучающий. Может быть, по мою душу и явится пара головорезов, однако с ними мне будет совсем не так весело, как с Майком, Вильмой и Жоржетой.
И я сделал единственное, что пришло мне в голову – попытался найти способ добраться до фермы Макса и посмотреть, как выглядит центр вселенной. О том, чтобы ехать туда машиной, нечего было и думать. Мне требовался мотоцикл, однако «Харлей» Майка был уже с ним, на ферме. Все, что мне оставалось, – попробовать тормознуть на шоссе какого–нибудь мотоциклиста и вот тут мне повезло. Я вышел на 17Б и сразу же увидел сидевшего на мотоцикле нью–йоркского полицейского – в зеркальных очках, белом шлеме и синей форме. Роста он был примерно с меня и находился, на мой взгляд, в отличной форме – худощавый, сильный. Руководствоваться я мог только интуицией, однако он показался мне симпатичным парнем, не одним из тех копов, что видят в каждом встречном насильника или убийцу. И я решил рискнуть.
– Здравствуйте, я – Эллиот Тайбер, один из тех, кто помог заварить всю эту кашу, – сказал и полицейскому. – Владелец вон того мотеля.
Полицейский кивнул мне и улыбнулся – видно было, что ему совершенно ясно: если он вытащит пистолет и пристрелит меня на месте, половина жителей Уайт–Лейка проникнется к нему искренней любовью. Улыбка его меня ободрила, и я рискнул пойти дальше:
– Знаете, я хоть и приложил руку к этой истории – а моя рука была лишь одной из многих, – но уже недели две не был на ферме, а мне очень хочется посмотреть, как там все выглядит перед началом концерта. Вы не могли бы подвезти меня до хозяйства Ясгура?
– Могу, конечно, – ответил полицейский. – Садитесь.
Я сел на заднее сиденье и полицейский тут же попросил, чтобы я обхватил его руками за талию.
– Если вы по дороге свалитесь, мне задницу оторвут, – пояснил он.
– Понял, – сказал я. Настал мой черед стеснительно улыбнуться.
Виляя между двумя потоками машин, мы добрались до фермы Макса меньше, чем за пятнадцать минут. И я в совершеннейшем изумлении замер на границе его владений. Четырнадцать лет я регулярно посещал его ферму, а теперь не мог узнать ее.
Меньше, чем за месяц Майк Ланг, Джон Робертс, Джоэл Розенман и Арти Корнфилд – с помощью нескольких сотен вудстокцев – возвели небольшой город, подобного которому я и вообразить–то никогда не смог бы. Природа создала на этой земле огромную чашу – совершенный амфитеатр. На южном его краю стояла сцена шириной в сотню футов. Над сценой были натянуты длинные полотнища брезента, защищавшие исполнителей и аппаратуру от непогоды. По обеим сторонам сцены возвышались огромные динамики, усилители и прочая электроника. А в середине сцены стоял квинтет микрофонов, ожидавших своих хозяев – Хэвенса, Джоплин, Долтри, Хендрикса, Баэз, Гатри, Слая, «Creedence», Кокера, Кантри Джо, Кросби, Стиллза, Нэша, Янга и многих, многих других. Подмостки, на которых держалась сцена, достигали высоты трехэтажного дома. За сценой, слева и справа от нее, раскинулось море палаток, перемежавшихся жилыми автоприцепами, грузовиками, автобусами и тракторами. Мили и мили кабелей и проводов тянулись со сцены к звуковой аппаратуре. Операторские и микрофонные краны вытягивали над огромной платформой свои роботовидные руки.