Взятие Вудстока
Шрифт:
– Вы говорили, что в городе соберется двадцать–тридцать тысяч человек, – снова завелся вожак. – А получилось совсем другое. Их уже полмиллиона. Идите, взгляните на 17Б! Вы, евреи, загребате безумные бабки. Вы надули нас и просто так вам это с рук не сойдет! Если вы думаете, что фестиваль все–таки состоится, так знайте, это пустые мечты. Больше мы никаких хиппи на 17Б не допустим.
В контору вошел папа – с бейсбольной битой в руке, а прямо по пятам за ним и Вильма во всей красе ее шести футов и двух дюймов. И тут же грянул ее голос:
– Что это здесь происходит, хотела бы я знать? – задав этот вопрос, она с силой хлестнула плеткой по полу.
– Вы незаконно вторглись в пределы чужих владений! – рявкнул я. – Пошли отсюда к чертям собачьим! Немедленно!
Вильма, словно только того и ждала, еще раз хлыстнула плеткой по полу.
Впечатление было такое, точно кто–то крикнул: «Бомба!». Хорошо еще папа с Вильмой успели отскочить в сторону – иначе чихуахуа, брызнувшие из двери конторы, просто затоптали бы их.
Я немедля бросился к Майку Лангу, моему белому рыцарю в золотых кудрях, – он собирался ехать к Ясгуру и уже сидел на мотоцикле. Я рассказал ему о последней новости.
– Пустяки, дружок, – сказал Майк. После чего слез с мотоцикла, вошел в свой офис и позвонил кому–то из своих партнеров. А переговорив с ним, сказал. – Пустяки, Эллиот. С их дерьмовым барьером мы как–нибудь справимся.
Выйдя со мной из офиса, Ланг попросил подождать его пару минут. А затем направился к комнатам, которые занимали люди из сетей вещания – «Эй–Би–Си», «Си–Би–Эс» и «Эн–Би–Си». Пробыв там несколько минут, он вышел наружу и подошел ко мне.
– Послушай, Элли, как ты насчет того, чтобы выступить сейчас по «Эн–Би–Си»? – спросил он. – Комната 102. Скажи всей стране – пусть едет на фестиваль. Скажи людям, чтобы ничего не ждали. Расскажи о том, что здесь творится. Расскажи об этих прогнивших политиканах, дружок, об их заслоне. И скажи, что фестиваль жив–здоров и состоится непременно. Скажи, что здесь рождается новая нация – нация Вудстока. Говори своими словами и постарайся, чтобы люди поняли – надо ехать сюда. Хорошо, Элли?
Замысел Майка я понял сразу. Чем больше людей соберется на фестиваль, тем меньше шансов помешать ему будет у городского совета – да и у губернатора штата тоже.
– Хорошо, – ответил я.
Мы вместе направились к комнате 102, и путь этот показался мне длиной в милю. Собственно говоря, работники сетей провели в «Эль–Монако» уже пару недель, появившись сразу после моей пресс–конференции. Люди из «Эн–Би–Си» заняли комнату 102, одну из первых десяти, которые мы построили, когда начали расширяться, решив, что изначальных меблированных комнат нам будет мало. Перед появлением этих людей мы обставили ее дешевой мебелью, выброшенной за ненадобностью тремя моими сестрами, и выкрасили стены купленной на гаражной распродаже пастелью. Работники «Эн–Би–Си», взглянув на комнату всего один раз, выкинули из нее всю мебель, покрасили стены в черный цвет и установили в ней огромные блоки радио–и телеоборудования, микрофоны, мониторы, множество телефонных аппаратов, а затем опутали комнату кабелями.
Я постучал в дверь, нас с Майком впустили внутрь. Мне показалось, что я попал в какой–то другой мир. Вдоль стен комнаты тянулись ряды электронной аппаратуры, с полдюжины техников в наушниках с микрофонами жали на кнопки и подкручивали ручки настройки. Руководитель всей этой компании подозвал меня к столу, на котором стоял микрофон.
– Присядьте перед микрофоном, Эллиот, – сказал он. Кто–то надел мне на голову наушники. Майк устроился в глубине комнаты.
Я понял, что сейчас мне предстоит обратиться к миллионам людей, и внутренне задрожал. На миг у меня обмякли ноги. Справлюсь ли я? Вся моя жизнь вела меня сюда, к этому микрофону. Мечты о моем будущем, мечты о фестивале давили на меня, как тяжкий груз. Само существование Вудстока, все то, что он значил для людей, было в опасности.
Через несколько минут началась программа, в которой я должен был выступить, и один из сидевших рядом со мной людей объявил, что сейчас состоится прямая передача из Вудстока.
– Рядом со мной находится Эллиот Тайбер, владелец мотеля «Эль–Монако», в котором остановились на это время мы и многие из организаторов фестиваля. Что вы хотите сказать нам, Эллиот?
Где–то в глубинах моего мозга произошло сразу два события. Во–первых, меня покинула ясность зрения и все, что я видел перед собой, как–то размазалось. А во–вторых, все мое тело омыла волна энергии, а на кончике языка заплясали слова, полившиеся из моего рта с силой, которой за секунду до того во мне не было.
И я сказал всей стране, что Вудстокий фестиваль музыки и искусства начнется, как и ожидалось, пятнадцатого августа – всего через четыре дня! Я пригласил всех и каждого немедленно приехать в Бетел. Не ждите ничего, сказал я. Отправляйтесь в путь и получите место на ферме Ясгура.
Потом я сказал, что городской совет Бетела пытается отменить фестиваль. Но этого, заверил я, не будет.
– Помешать нам законным путем они не могут, – пояснил я. – У нас есть все необходимые разрешения, мы ведем подготовку к концерту. Поэтому они решили перегородить шоссе человеческим барьером, чтобы никто не мог добраться до Бетела. Нам нужно, чтобы вы приехали сюда и помогли фестивалю. Если какие–то люди попытаются остановить вас, просто объезжайте их или поставьте машину у дороги и дальше идите пешком. Идите в Бетел, на ферму Ясгура. Мы ждем вас, организаторы фестиваля решили, что каждый, кто приедет на него сейчас, сможет увидеть и услышать концерт бесплатно.
– Это нечто большее, чем просто фестиваль музыки и искусства. Это рождение новой нации – нации Вудстока. Мы выступаем против войны. Мы чтим свободу, музыку и гражданские права всех людей. Приезжайте к нам и вы станете частью нации Вудстока!
Закончил я рассказом о том, как доехать от Нью–Йорка до Уайт–Лейка.
Прекрасный ветер, наполнявший мои паруса, вдруг резко спал. Я поднялся из–за стола, ощущая огромную усталость человека, только что выбравшегося из драки.
Разумеется, я не мог знать, слышал меня кто–нибудь или не слышал никто. Обратной связи, разговоров со слушателями у нас не было, – я просто говорил в обтянутую металлической сеткой штуковину и надеялся на то, что люди, живущие во всех концах страны, услышат меня, что они отправятся в Бетел.
Кто–то из техников показал мне на пальцах: «все окей»; Майк одарил лучезарной улыбкой:
– Круто. В самую точку. Это было прекрасно.
В тот вечер на шоссе 17Б наступило затишье. Да, конечно, машины в Бетел шли, однако число их сильно сократилось. И я окончательно понял: никто меня не услышал.
Ближе к ночи в танцевальный бар набилось изрядное количество людей – послушать игру двух музыкантов из Бомбея. Они играли на загадочных струнных инструментах, я решил, что это ситары. Ночь была тихой, настроение у всех благодушным. Я же горестно отметил, что поток идущих в Бетел машин выродился до тощей струйки.