Взыскующие неба
Шрифт:
– Огня дают тому, кто просит, - возразили с другого конца.
– Питер и Андра несли свой огонь сами, не дожидаясь просьб. Будем нести и мы...
"Как это просто, оказывается, - думал Гильдас.
– Не каждый способен попросить огня. Посветить тому, кто сбился с пути и блуждает во мраке, позвать его к своему костру - это закон, и смерть пойдет по пятам за тем, кто его нарушит. Позволивший путнику сорваться в пропасть будет проклят в горах, на холмах и на пустошах. Это обычай нашей земли, он всем нам хорошо известен, и мы его блюдем и учим ему детей. Отчего же я вдруг забыл о нем, отчего решил схорониться со своей светильней, дарованной мне от Господа, за крепкими стенами Байла, словно в сундуке? Немногих бы обратили Христовы ученики,
Ему стало вдруг и стыдно, и весело. Господи! Как легок его подвиг по сравнению с испытаниями апостолов, и даже от этого легчайшего труда он хотел уклониться. Ни смерть, ни мучения не грозили ему в Скаре. Он хотел сбежать в Байл, к друзьям и единомышленникам, потому что испугался пренебрежения, ожидавшего его дома, потому что был обижен и сердит на сородичей, не желавших немедленно пойти с ним одним путем. Не они гневались на Гильдаса, как язычники на апостолов, а он на них! За то, что они были к нему равнодушны и даже подтрунивали иногда, за то, что не признавали в нем носителя единственной великой истины, словно не замечали света, которым, как казалось Гильдасу, должно было сиять лицо любого, добровольно принявшего слово Йесы, Божьего Сына. Он впервые задумался: так ли был ярок этот свет, если даже ближайшие соседи и Брега не обращали на него внимания? Мимо жарко горящей светильни не проходят безучастно...
Нет, он вернется в Скару и будет для них как апостол. Если не словом - он не златоуст - то всей жизнью своей. Свет, который дарован ему, он понесет всем, и в первую очередь Кромальхаду, с его ненасытимой жаждой знания и мечтой о крыльях, таких, какие некогда обрел Сын Человеческий, возвращаясь в свое блаженное небесное королевство, и какие сулил Он всем остальным, исполнившим до конца свой долг здесь, на опасной, мятежной и бесконечно любимой земле.
Ибо здесь был рай.
Гильдаса не было дома две недели.
Кромахи тосковал.
Он сам не сознавал до сих пор, насколько он, оказывается, привык к Гильдасу, к тому, что друг все время рядом. В свите Морриган и в Доме Нуаду у Кромахи не было друзей, кроме верных ворон. Были те, с кем вместе он пировал или охотился, но не более... За долгие годы изгнания, которые Кромахи провел в горах после стычки с Ураганом, никто не навестил его. Остальные, конечно, боялись гнева Нуаду - ведь Крылатый угодил в опалу - но все-таки, думалось Кромахи, если бы у него были настоящие друзья, они не испугались бы немилости Старейшего. Фиах и Фиахна, например, не испугались. Нуаду, конечно, попросту не было до них дела, но Кромахи не сомневался: даже если бы Старейший гласно запретил его навещать, Фиах и Фиахна все-таки прорвались бы к нему, невзирая на запрет. А кроме них...
Может быть - думал Кромахи - Иной народ не умеет привязываться душой к тем, кто наполовину не их крови. Он-то видел, как шумно и беззаботно веселились в Доме Нуаду, как клялись в вечной дружбе, как отправлялись на поиски приключений и, бывает, как мстили друг за друга... Одному ему не удавалось найти себе товарища, пускай его и не сторонились открыто. "И там тоже принимают в свой круг только посвященных", - с горечью думал Кромахи. Порой ему было больно и досадно, что Гильдас отказывался открыть тайну, которая делала его таким спокойным и уверенным. Кромахи казалось: только бы вызнать этот секрет, и тогда он тоже перестанет мучиться. Нестерпимо было стонать от боли, не смея даже обмолвиться о причине своих терзаний...
И вот Гильдас ушел - ушел туда, где были его друзья, такие же люди, как он сам, и, вместо того чтобы поскорее вернуться, наоборот, задержался, как назло. Он ведь знал, что Кромахи ждет его в Скаре! Может быть, Гильдас и сделал это назло, нарочно, чтобы наказать Кромахи за то, что тот не пошел в Байл вместе с ним? Или он попросту позабыл о нем, как только оказался среди своих... точно так же, как позабыли о Кромахи прежние приятели, когда Нуаду отправил его жить в лесную хижину на земле злополучного ирландского короля? Да, конечно, зимой, вскоре после появления Кромахи в поселке, Гильдас тоже уходил на какой-то свой праздник, но ненадолго - и тогда Кромахи еще было все равно...
От тоски он перестал есть - так отказывается от пищи животное, когда хозяин пропадает надолго. "Так ему и надо, - сердито думал он.
– Пусть Гильдас пожалеет, что не остался здесь". Кромахи провел без еды три дня, а потом понял, что ему не позволят умереть. Если он совсем перестанет выходить из дому, если слишком долго не будет показываться на глаза соседям, они встревожатся и придут его навестить. Скара невелика, в ней все на виду. Тогда соседи узнают, что он чуть не умер от голода, заждавшись Гильдаса. И, когда Гильдас вернется, они ему расскажут...
Еще чего!
Человеческий разум возобладал над повадками животного. Кромахи побоялся показаться смешным. "Какой позор", - с отвращением думал он, представляя испуганных соседей на пороге, а себя - ослабевшего от голода, простертого на кровати, но живого. Поэтому на третий день, пускай и без всякого желания, он заставил себя съесть лепешку - только одну, лишь бы хватало сил таскать ноги и делать вид, что он угрюм ничуть не больше обычного. Соседи видели его возле дома и не сомневались, что сумрачный "уксх мак" жив и здоров. Хорошо, что никто не интересовался им сверх меры и не заводил лишних разговоров; только Брега как-то раз принесла Кромахи меду и сухих трав. Иногда она перебрасывалась с ним на ходу парой слов через изгородь, хотя никогда не вела долгих бесед... Кромахи не мог понять, боится она его или сторонится просто так, на всякий случай.
Однажды ночью, спустя неделю после ухода Гильдаса, его охватил страх. А вдруг с Гильдасом что-то случилось по пути, вдруг он провалился в болото, сорвался с утеса или угодил в плен к ненавистным Комгаллам? О Комгаллах из Уски, не знавших жалости ни к старикам, ни к детям, Кромахи уже достаточно наслышался в Скаре. Даже если Гильдас всего-навсего захворал и остался в Байле набираться сил, разве он не нуждался в помощи? Кромахи так живо вообразил себе Гильдаса - слабого, больного, может быть окруженного недругами - что чуть было не сорвался с места в то же мгновение. Ведь он еще не истратил ни одного раза из тех, что дозволил ему Нуаду. Он чуть не полетел разыскивать Гильдаса... но все-таки велел себе оставаться в Скаре. "Вот глупо будет, - говорил внутренний голос, - если ты помчишься к Гильдасу, которому не требуется никакая помощь. Хуже того, может быть, ты застанешь его в кругу друзей, веселого, ликующего, и окончательно убедишься, что вовсе и не нужен ему...".
О том, что тогда станется с ним, Кромахи не решался думать.
Наутро вернулся Норри, сын Коиннина, который отправился в Байл вместе с Гильдасом. Он сказал, что Гильдас решил остаться в Байле до праздника Тарнти, иначе Троицы, в честь трехликого бога, явившегося своим ученикам.
– Долго ждать?
– спросил Кромахи.
– Столько дней, сколько пальцев на одной руке, а может быть, и больше, - ответил Норри.
Тогда Кромахи убедился, что Гильдас забыл о нем.
В тот вечер он впервые за долгое время явился в дом князя и сел рядом с Энгусом. На него взглянули с удивлением - Кромальхад нечасто являлся на пир, да и то словно по принуждению, чтоб не показаться неучтивым. Впрочем, ему были рады. Дункан, по своему обыкновению, дружески хлопнул Кромальхада по плечу, и тот даже не поморщился... Новопришедшему подвинули блюдо с мясом, протянули кубок, и до глубокой ночи Кромальхад терпеливо слушал похвальбы и нестройные песни, которые прежде казались ему такими грубыми. На следующий вечер он пришел опять; Дункан издал удивленный возглас и поспешно отодвинулся, давая ему место рядом с собой. Энгус, не склонный к бурным проявлениям радости, сказал насмешливо: