Я, бабушка, Илико и Илларион
Шрифт:
«Илларион, дорогой, что с тобой? Тебе плохо?»
«Прочь от меня, не прикасайся!» – оттолкнул он меня. Поглощенные перебранкой, отравленные зловонием, мы ослабили бдительность. Вдруг на балконе Илико что-то загрохотало, упало, покатилось и разразилось истошным воплем:
«А-у-у, держи его, держи! Вы зайдите снизу, вы – отсюда, остальные – оттуда! А-у-уу!!.»
Опрокинув плетень лобовой атакой, мы галопом выскочили на дорогу. Грянул выстрел.
«Еще подстрелит нас, косой черт!» – пробормотал Илларион, взваливая на плечо мешок с мукой.
«Не бойся, пока он будет
«Черта с два! Ружье-то двуствольное!»
«А ты почем знаешь?»
«Да я же ему одолжил свое!»
«Ну, тогда пеняй на себя!»
«Бери мешок, дурак! Бежим!»
Я подхватил свой мешок и собирался было последовать за Илларионом, как раздался второй выстрел. Илларион выронил ношу, странно согнулся, одной рукой ухватился за меня, другой – за мягкое место и издал вопль, от которого задрожали стекла в доме Илико. Я поспешил зажать ему рот. Илларион извивался, словно ужаленный, вертелся волчком, приседал, вытягивался – словом, выделывал такие трюки, которым позавидовал бы любой акробат. Пришлось бросить мешки и взвалить раненого себе на спину…
…Тетя Марта смеется до слез. Потом, обессиленная, перекатывается со стула на кушетку и машет мне руками – замолчи, мол. Но остановить меня не так-то просто…
«…Зурикела, дорогой, не оставляй меня, не срами на старости лет! – молил меня Илларион, скрипя от боли зубами. – Ох, Илико Чигогидзе, попадись ты только мне в руки! Уж я разделаюсь с тобой!.. Зурикела, спаси меня, умираю!..»
«Соль-то каменная?» – спрашиваю я.
«Смеешься, негодяй? Издеваешься? Ну, погоди, доберусь я до вас обоих, мерзавцы!.. О-о-о, боже, будет ли конец моим мучениям?.. Горю!..»
«Потерпи, скоро рассосется…»
«Когда же это будет?! Всадил в меня, косой черт, пуд соли!»
Я осторожно опустил Иллариона на землю, уложил лицом вниз, спустил с него штаны и осмотрел рану.
«Плохи мои дела? – простонал Илларион. – Дотяну до утра?»
«Ну что ты, Илларион!» – успокоил я его.
«Зурикела, сынок, подуй на рану, авось полегчает!» – взмолился Илларион.
Битый час сидел я подле него, дул на рану и проклинал Илико. Потом кое-как, с большим трудом дотащил Иллариона до дому, уложил на кушетку и наложил на посиневшую рану мокрое полотенце. Затем я сбегал к себе домой, привел бабушку и больше не отходил от кряхтевшего и стонавшего друга.
«Видишь, видишь, Ольга, какую он со мной выкинул шутку? – сокрушался Илларион, впиваясь зубами в подушку. – У-у, одноглазый дьявол, доберусь я до тебя! Доберу-у-сь!..»
«Неужели он не знал, что это ты?» – спросила бабушка.
«Упаси боже! Если бы он меня узнал, лежал бы сейчас ваш Илларион с пулей в груди…»
«Поделом тебе! В другой раз будешь умнее. А ты о чем думал, прохвост? – вдруг накинулась на меня бабушка. – Раздевайся сейчас же и ложись спать. Постираю вашу вонючую одежду, авось высохнет до утра, а нет – так валяйтесь в постели… Лодыри!..»
Легли мы только на рассвете.
…Было совсем светло, когда на дороге показался Илико. Я первым заметил его из окна и затаил дыхание. Илико нес на спине два мешка с мукой. Мешок побольше он сбросил у ворот Иллариона,
«Илларион!.. Илларио-о-н!.. Ты что, не слышишь, дорогой?»
Илларион молчал, как могила.
«Зурико! Зурикела-а-а!» – не унимался Илико.
«Чего ты разоряешься, косой черт! – откликнулась бабушка. – Чуть свет будишь мне ребенка! Что хотел?»
Илико, который больше всего на свете боялся моей бабушки, сразу же смягчил голос:
«Ничего, дорогая Ольга, я хотел только узнать, дома ли Илларион».
«А мой Зурикела сторожем к нему приставлен, что ли? Пойди и сам посмотри!»
Илико с минуту молчал, словно сил набирался, а потом разразился:
«Где ты, носатый дьявол?!. Выйди, покажись!.. Не смеешь?.. Вор! Разбойник!.. Нашел себе занятие – воровать чужую черешню!.. Бесстыдник!.. Ну, каково лежать в постели? Не нравится?.. А может, подбавить еще немного соли? Не хочешь? Выходи, говорю тебе, покажись!.. Не можешь ходить? Так тебе и надо, бандюга! Будешь знать, как обворовывать честных людей!..»
«В чем дело, Илико, за что ты его так проклинаешь?» – спросила бабушка.
«За что? Задумал, понимаешь, прошлой ночью моей черешней полакомиться. И получил по заслугам. И он, и его дружок!»
«Какой еще дружок?»
«Не знаю! Пусть сам скажет!..» – уклонился Илико от ответа.
«Погоди, может, это был вовсе не Илларион?!»
«Да если б это был не он, разве простил бы мне столько ругани! И потом, с чего это ему вдруг приспичило стирать свою сорочку и брюки? Вон! Развесил на перилах! Скажите, пожалуйста, разбогател, смену имеет! Вставай, выходи, носатый, и забирай свою муку, пока я не передумал!.. Разбойник!..»
Илико с видом победителя зашагал по дороге. Пройдя несколько шагов, он остановился, обернулся к бабушке и громко спросил:
«А все же, где этот прохвост Зурикела? Или он не слышит меня?»
«Что тебе от него нужно?» – сказала бабушка и взяла в руки палку.
«Ничего особенного, дорогая… Просто хотел спросить, долго ли он тащил вчера на спине носатого дружка?..»
Не вытерпев больше, я с хохотом выбежал на двор.
Смеялась бабушка, смеялся Илико. Не смеялся лишь бедный Илларион, он по-прежнему лежал, уткнувшись носом в подушку, и скрипел зубами…
…Я закончил свой рассказ. Тетя Марта встала, поцеловала меня в лоб и налила чай. Потом открыла шкафчик, достала банку орехового варенья и положила мне на блюдечко два черных шарика.
– Ну и уморил ты меня, Зурикела! Дай бог здоровья тебе, и твоей бабушке, и твоему Илико, и твоему Иллариону!..
– Это я завтра утром съем, тетя Марта, – сказал я и взял блюдечко.
– Ешь сейчас, а на утро возьми вот это! – ласково сказала тетя Марта и придвинула ко мне банку с вареньем.
Сегодня произошло чудо: Софья встретила меня в постели. Она, наверное, долго ждала меня, но я засиделся у тети Марты до двух часов ночи. Софья чуть приоткрыла один глаз, взглянула на меня и, убедившись, что это я, снова закрыла. Я быстро разделся и лег рядом с ней. Прошло несколько минут. Софья молчала. Наконец я не вытерпел и спросил: