Я буду любить тебя вечно
Шрифт:
– По всей видимости, он разыграл представление с выкапыванием корня, смазанного флуоресцентным веществом, которое светилось. Сама собака была отравлена рассчитанной дозой яда, который действует через определенное время, но до конца довести этот спектакль не дали вы своим бегством. Сейчас они рыщут по всей Лысой горе, разыскивая вас, и если найдут, то вам, как и нам, не поздоровится.
– Но я держал в руках этот корень, - упорствовал Роман, - в земле он светился, а в руке погас. Я почувствовал, что он ж и в о й, и именно он помог мне сбросить с себя дурман наркотика… Подтолкнул на действия, на которые в обычной обстановке я вряд ли смог бы самостоятельно решиться.
Роман вопросительно взглянул, но у нее видно не было желания продолжать диспут на эту тему. Помолчала, а когда пауза стала совсем невыносимой, сказала недовольным голосом:
– Ну, знаете, у Дэвида Копперфильда фокусы гораздо похлеще этих, но он не провозглашает себя официально волшебником… - она вновь на мгновение замолчала, и добавила:
– А впрочем, расскажу вам еще одну историю, связанную с Лысой горой. Журналист не только носится, как оглашенный, в поисках информации, не только роется в грязном белье, но и работает в библиотеках и архивах.
Ее звали Анна Мозенз. Друзья и близкие называли Аника. Она была из семьи обрусевших немцев, но очень бедных. После смерти отца ее взял к себе в семью дядя, брат покойного отца. Она поступила в университет, вскоре у нее появился жених, приятный молодой человек, но также без средств и перспективы. Можете представить себе брак бесприданницыиждивенки и человека без будущего, - девушка горько усмехнулась.
– Вдруг заболевают с небольшим интервалом обе дядины дочери-близнецы, почти ровесницы Аники, и вскоре друг за другом уходят в могилу. Мать от горя кончает жизнь самоубийством, по крайней мере, тогда так решили. Заболевает дядя, душеприказчики подготовили завещание, в котором практически в с е состояние он завещает своей племяннице - Анике. Его здоровье ухудшается с каждым днем. Однажды домашний врач берет для консультации с собой своего коллегу. Тот ставит неожиданный диагноз - отравление мышьяком. Вмешивается полиция, проводят эксгумацию трупов обеих дочерей - такое же заключение: отравление мышьяком.
Много странных моментов есть и в смерти матери, возникает подозрение, - не помог ли ей кто-нибудь в этом. Подозрение падает на Анику. Ее заключают в тюрьму. Она в ужасе, не может понять, как ее могут подозревать, - ведь это была ее семья, ее сестры, ее родной дядя. А как она любила его жену! Следствие приходит к выводу, что у нее должен быть сообщник. Подозрение падает на ее жениха, от ареста его спасает смерть, - он кончает жизнь самоубийством. По крайней мере, обнаруживают некоторые детали одежды на берегу Днепра, тела не находят. Розыск вывел на бродяг, польстившихся на его одежду. Они помнят, что было письмо, но его так и не нашли. Превратности судьбы. Начинается процесс. Не выдержав душевных мук и унижений от окружающих, кончает жизнь самоубийством ее мать.
Аника сломлена, подавлена, но не признает себя виновной. Приговор суда - виновна, смерть через повешение. Она гордо отказывается от апелляции. «Я не виновна, чтобы просить о снисхождении», - заявляет она своему адвокату. Целый год провела в застенках Киевской губернской тюрьмы и была казнена на следующий год после казни убийцы Столыпина. До самых последних минут жизни твердо заявляла о своей невиновности…
Немного пофантазируем: может, все эти отравления было не ее рук дело, и она о них просто не знала? Возможно, только ее жених являлся причиной всех этих смертей?
Тогда предположим, что, боясь ареста, он покончил с собой и оставил покаянное письмо, в котором снимал вину с Аники, и только злой рок не дал этому письму дойти по назначению!
Хотя, возможно, он вовсе и не покончил с собой, а, инсценировав самоубийство, длительное время скрывался в дальних краях, а повторить свое покаяние не давал страх за свою жизнь - узнают, что он жив, разыщут и по-настоящему казнят!
Тогда он пронес воспоминания о невинно загубленных им душах через всю жизнь, вздрагивая во сне, когда они снились и взывали о мщении! А может, это мщение и свершилось в годы гражданской междоусобицы, руками солдат, безразлично какой армии и какого флага, когда его, визжащего и трясущегося за свою никчемную жизнь, тянули к стенке, чтобы расстрелять!
Возможно, тогда, осознав, что спасения нет, он слезно просил, чтобы его покаянное письмо о загубленных душах и опороченном имени любимой куда-нибудь передали. Но куда, и кто будет этим заниматься? И снова его покаяние не дошло по назначению, а в бесстрастных судебных делах давних лет значится Анна Мозенз, отравительница двух своих двоюродных сестер, дяди, его жены, казненная в Лысогорском форте на Лысой горе, где, по преданию, через много лет может зацвести легендарная мандрагора. А, может быть, был еще кто-то другой?
– Она замолчала и вдруг резким, хриплым голосом, неожиданно перейдя на ты, скомандовала:
– Сказки можно и в другом месте рассказывать. Если ты можешь сам идти, то идем, и как можно быстрее. В любой момент здесь могут показаться сатанисты, и эта встреча сулит мало приятного!
Воспоминания о сатанистах заставили Романа быстро подняться… Он чувствовал себя вполне сносно для человека, терявшего три раза сознание в течении нескольких часов, но, в целом, ему было очень плохо: болела голова и подташнивало.
Они поспешили к выходу из туннеля, и в это время у противоположного выхода раздался вопль ярости.
– Они здесь! Уходят!
Они сбежали по наклонному полу прохода вниз, и оказались в уже известном ему темном овраге. Помня о крутых стенах оврага, Роман устремился вдоль него. Девушка бежала где-то рядом, не производя никакого шума, словно тень. Сзади доносился треск кустов, проклятия и угрозы расправы над ними при поимке. Роман обезумел от страха и прибавил ходу.
Наконец произошло то, чего подсознательно предполагал и боялся - в темноте с разбегу налетел на дерево, и свет померк в глазах. Он привычно окунулся в небытие четвертый раз, теперь с тоскливым ощущением возможности не вернуться из него. Откуда-то издалека, но словно и в нем, раздался грустный голос девушки: «Она была невиновна, эта Аника Мозенз.
Знай это, и если бы она могла бы чувствовать, ей от этого было бы легче…».
Очнулся снова в потерне. Болела голова, грудь, живот и тошнило. Роман закашлялся, боль сотрясала легкие, не было никаких сил вздохнуть. От сильного кашля его вырвало. Уже светало, но было еще довольно темно, так как снаружи моросил дождь. Воспоминания этой ночи снова нахлынули на него, и он был безмерно рад, что живой и, вроде, относительно здоровый, хотя и не очень. Сильно болела голова, что было совсем не удивительно после всех пережитых перипетий. Он теперь понимал боксеров, кикбоксеров, каратистов, очень им сочувствовал, потому что его могли понять только они. Их отправляют с ринга в сопровождении врачей после одного удачного нокаута, а за эту ночь ему их довелось перенести четыре!