Я буду любить тебя вечно
Шрифт:
Я повалился на колени, стараясь схватить и поцеловать руку следователя, при этом вопя во все горло:
– Не виноват я! Истинный Бог - не виноват я! Готов даже землю есть в подтверждении этого!
– Да не кричите вы так!
– Брюквин отодрал свою руку от уст плакавшего мужчины.
– Всполошите весь дом. Сядьте, успокойтесь и расскажите все по порядку.
– Что рассказывать?
– сквозь всхлипывания произнес я.
– А то, что в этом доме служила горничной Варвара Спиридоновна, собирающаяся в скором времени уйти на покой, по выслуге лет. Но в том году в доме Мозенз случилась кража - украли столовое серебро. Кто - неизвестно, но кража произошла по халатности
Поэтому змей искуситель в образе вас, господин Шиповский, стал нашептывать престарелой прислуге, над которой навис ужас Дома призрения, что вот если бы госпожой в этом доме была Аника, то она бы так жестоко не поступила, а наоборот. Говорили вы иносказательно, но эта женщина вас прекрасно поняла, а вы ее. В недомолвки стали играть. Когда она попросила достать яду, то вы, без всякого сомнения, приносите ей мышьяку.
– Она попросила, чтобы потравить крыс в подвале!
– истерично кричу я, задыхаясь, словно уже веревка сдавила мне шею.
– Если бы я знал, для чего, то…
– Все вы прекрасно знали, что, и для чего. Главное, что чужими ручками, свои можно не пачкать. Ведь вы мне на допросе не сообщили, что достали мышьяку для Варвары Спиридоновны, а ведь этим могли спасти мадемуазель Анику.
– Я не думал… не предполагал, -ною со страху.
– Все вы думали и предполагали, сударь. А не сообщили - забоялись, что привлекут Вас, как соучастника. В этом вы были правы - обязательно привлекли бы!
«Им все известно? Что ж, так даже лучше!» - подумал я, и мгновенно успокоился.
Мне стало чрезвычайно стыдно своего поведения, когда ползал на коленях перед этим господином. Терять было больше нечего - впереди меня ожидали тюремные нары и неизвестность. Наказание всегда страшно не только само по себе, а ожиданием и невозможностью его миновать. Деньги есть, их достаточно, чтобы заиметь лучшего адвоката, который спасет от виселицы. Впрочем, почему виселица? Ведь сам следователь признавал, что исполнителем была только старая горничная, а сам он был не больше, чем соучастником. Дай Бог, может, и каторги удастся миновать!
– Вы все знаете - честь вам и хвала, -хладнокровно говорю этому господину и смотрю ему прямо в глаза.
– Я готов следовать за Вами на участок, но по дороге я бы попросил вашего соизволения заехать к нотариусу и адвокату.
– Желаете распорядиться вчерашним карточным выигрышем, и на него купить себе жизнь?
– ехидно улыбнулся Брюквин.
– Эту историю доподлинно знаю только я. Имею же письменные свидетельства Варвары Спиридоновны, где она указывает на Вас, как на главного инициатора и организатора отравлений. Она же, мучимая совестью, не в пример вам, - он укоризненно посмотрел на Михаила, - неделю, как удавилась в уборной лыбедской богадельни. Поэтому вы даже каторгой не отделаетесь - виселица и только виселица! Разве вы не хотите встретить на небе свою возлюбленную? У вас не пропало желание ехать в участок?
– Что вы хотите от меня?
– я чувствую, что начался торг.
– Самую малость: в обмен на вашу драгоценную жизнь - тридцать тысяч рублей наличными.
– Но это все,
– возмущаюсь я .
– Может быть…
– Никаких может быть. Тридцать тысяч - и вы получаете в обмен жизнь и свободу.
Надеюсь, мне не стоит предупреждать, что в случае, если кому-нибудь станет известно о содержании нашего разговора, вы потеряете гораздо больше, чем я?
– Согласен, - глухо соглашаюсь и достаю из-под кровати сверток с деньгами, которые этим утром не один раз пересчитывал, не веря своему счастью.
– Хорошо. Положите их на стол, а сами сядьте на кровать. Туда, подальше отодвиньтесь, - холодно сказал Брюквин и достал из кармана револьвер.
– Еще раз предупреждаю - резкое движение, и я стреляю. Не испытывайте судьбу - в последнее время вы ее достаточно искушали.
– Он с удовольствием пересчитал купюры и сунул их во внутренний карман, отчего сюртук стал некрасиво топорщиться. Встал, спрятал револьвер в карман.
– Ну что ж. Благодарю вас, а вы меня. Сделка состоялась. Да-с. Всего хорошего. Рекомендую не идти за мной следом, а то я бываю очень нервный. Вы меня хорошо понимаете?
Вот и прекрасно. Честь имею, надеюсь, наши дороги больше не пересекутся, - с этими словами Брюквин исчез за дверью.
Несмотря на потерю денег, я почувствовал облегчение, словно Брюквин снял камень лежащий у меня на душе.
«Да, я потерял деньги, но зато обрел свободу», - подумал я и пересчитал деньги, которые у меня остались. Сто тринадцать рублей в ассигнациях. Меня покоробило то, что в этом числе присутствует и число тринадцать, но потом решительным жестом поделил деньги на три кучки. «Пятьдесят оставлю «дома», двадцать три возьму, чтобы достойно отметить первый день свободы, когда не нужно вздрагивать от каждого пристального взгляда или проходящего мимо полицейского, а сорок возьму на игру. Теперь можно не шататься по тайным притонам Демеевки, а пойти в солидное заведение, и там вновь попытать счастья», - подумал я и решил незамедлительно это исполнить.
Через пятнадцать минут мне удалось перехватить извозчика, усаживаясь в коляску, я небрежно бросил:
– На Эспланадную, к мадам Лятушинской.
Я решил сегодня не искушать судьбу картами, зная на горьком опыте, что фортуна оборачивается лицом не слишком часто, а больше задом, поэтому намерился навестить известный публичный дом, где надеялся встретить знакомых по университету.
Как я и предполагал, в зале встретил своих бывших однокурсников по университету:
Яна Стальского и Ивана Матушевского, были в их компании еще два отдаленно знакомых «техника»*, которые, заметив его приход, замахали руками: то ли приглашая за стол, то ли отгоняя от себя наваждение. Судя по глазам Яна, тот вошел в самую последнюю степень опьянения, в которой, сколько бы дальше не пил, хуже не становится. Не в лучшем состоянии находился и Иван. Это не помешало им вспомнить, что я вроде как бы и умер, но не испугаться появлению «живого мертвеца». Я пробрался к их столу и шутливо продекламировал:
__________________________
* «Техник» - студент Киевского политехнического института.
– Dum vixi, bibi libenter. Bibite voz qui vivitis*.
__________________________
* (лат). Жил покуда, пил я вволю. Пейте, кто остался жив.
За столом на мгновение воцарилась тишина, насколько это было возможно при бурном веселье за другими столами и вовсю наяривающем на пианино тапере. Ян побледнел, Иван стал бороться с тошнотой, которая грозила вырваться блевотиной прямо на стол, «техники» с круглыми от ужаса глазами неистово, бесконечно крестились.