Я буду с тобой

Тоцка Тала

Парень сначала смотрит, как отжимаются мальчишки, а потом сам подпрыгивает, цепляется за перекладину и начинает мерно подтягиваться.

Мышцы ходят ходуном, перекатываются под кожей, а я восхищенно слежу, даже рот приоткрываю от восторга. Он кажется мне очень сильным, как тот атлет с плаката, что висит в спортзале. Нас туда водят на физкультуру, и я всегда останавливаюсь перед плакатом, чтобы получше рассмотреть.

– Тим Талер! – кричит Сонька Кошкина и лезет ко мне на подоконник.

Высунув язык, наблюдает за Тимуром,

а мне хочется спихнуть ее с подоконника и не только потому, что я ее терпеть не могу. Просто на Тимура могу смотреть только я, и мне непонятно, почему другие этого не понимают.

От той же противной Соньки я узнаю, что фамилия Тимура – Талеров, а называют его Тим Талер, потому что он никогда не улыбается. Или, наоборот, фамилию ему дали Талеров, потому что он не улыбался, Сонька или врет или сама не знает. Тимура подбросили – привели к калитке детского дома и бросили. Он маленький был, сказал, что Тимуром зовут, а больше ничего вспомнить не смог.

После того случая в актовом зале меня еще некоторое время дразнили невестой, а потом забыли, вот только я все помню.

Я стараюсь учиться, не все получается, но я стараюсь, сцепив зубы. Если это нужно, чтобы Тимур меня похвалил, я буду это делать. Но он больше не приходит даже, чтобы тренировать парней.

Каждое утро я здороваюсь с ранцем и каждый вечер желаю ему спокойной ночи. Конечно, я понимаю, что это неживая вещь, но мне так хочется думать, что он связывает нас с Тимуром, и я так думаю.

Перед Новым годом мы все пишем письма Деду Морозу, а воспитатель собирает их и складывает в мешок. Надо написать свое имя и нарисовать, чего хочется в подарок. Я не уверена, что есть Дед Мороз, но я знаю, что есть Тим Талер. И я пишу – я умею, меня мама учила – пишу Деду Морозу, пусть он не беспокоится и занимается своими делами, только обязательно передаст Тимуру Талерову, что я хочу игрушечного котенка. Маленького и беленького.

Конечно, лучше бы живого, но в детском доме никто не разрешит держать котенка, и я мечтаю хотя бы об игрушке. А потом случается самое настоящее чудо – я просыпаюсь утром первого января и вижу на тумбочке игрушечного котенка. Такого, о каком мечтала – маленького и беленького…

Флешбек. Я хочу быть с тобой. Глава 2

Десять лет назад

Горло обложено, в груди жжет, перед глазами пелена. Я болею корью, температура под сорок уже несколько дней, и мне страшно. У нас в детдоме многие заболели, но уже почти все выздоровели, одну меня отвезли в городскую детскую больницу.

Меня никто не проведывает – кому мы нужны, детдомовские. Хотя тут я несправедлива, наверное, воспитатели просто боятся заразиться, и я на них не обижаюсь. Может, потом, когда выздоровею, меня придет проведать Инна Андреевна, она меня любит. Кажется.

Очень хочется пить, но нет сил подняться. На тумбочке стоит остывший

больничный чай и теплая противная вода. Когда были живы родители, мама делала мне вкусный чай с малиной или лимоном, а если он остывал, грела его в микроволновке.

Я еще не знаю, что они умерли, мне только восемь лет. Два из них я живу в детдоме и до сих пор жду, что меня заберет кто-то из родных.

Скрипит дверь, слышатся шаги.

– Вот она, – медсестра говорит в нос, наверное, тоже болеет. – Только недолго, смотрите, а то будет мне, что я вас впустила. Она еще заразная.

– Я болел корью в таком же возрасте как она, – слышится знакомый голос, и меня начинает трясти уже не от лихорадки. – Долго болел, а ко мне приходил только наш сторож. Он тоже переболел корью и не боялся заразиться.

Тимур. Тим Талер, он пришел. Я пытаюсь разлепить глаза, и у меня немного получается.

– Доминика, привет, – он садится возле меня на стул в белом халате и в больничной маске. Все равно красивый. – Я пришел тебя навестить.

Я хочу сказать, что хорошо учусь, и что до сих пор ношу тот ранец, хоть он уже потрепанный. Но губы не слушаются, из груди вырывается сипение.

– Пить…

– Пить надо теплое, я тебе принес чай с малиной, здесь в больнице вечно такое дерьмо…

Чай льется в чашку, я чувствую его аромат. Меня аккуратно приподнимают вместе с подушкой.

– Давай же, пей, он сладкий.

Жадно глотаю восхитительно теплый – не горячий, теплый – чай и благодарно улыбаюсь. Но голубые глаза поверх маски смотрят с жалостью, и мне хочется плакать. Меня не надо жалеть, потому что, когда жалеют, потом не смогут любить. А я собираюсь за него замуж.

– Нн-не… нне… надо…

– Хорошо, я оставлю тебе чай, тут его целый термос. Попрошу дежурную медсестру, чтобы она помогала тебе пить. Тебе нужно много пить, чтобы выздороветь, – Тим говорит, а я бессильно откидываюсь на подушку.

От чая становится лучше, но мне хочется думать, что это от того, что его принес Тимур. Получилось разлепить веки, и я вижу на тумбочке большие оранжевые апельсины.

– Хочешь апельсин, Доминика?

Я поворачиваю голову на бок, на большее не хватает сил. Сейчас точно не смогу съесть ни кусочка, но смотреть на них приятно, и приятно, что Тимур Талеров, мой будущий муж, заботится обо мне.

– Смотри-ка, живой, – Тим с интересом рассматривает котенка, которого я привезла с собой в больницу. У него пока еще глаза, а не пуговицы. – Как ты его назвала?

– Лаки.

Это мой талисман, его зовут Лаки, потому что он приносит мне удачу. Очень хочется рассказать об этом Тимуру, спросить, почему он больше не приходит к нам, но не могу выговорить так много слов.

– Пора, – скрипит дверь, слышится голос медсестры, – ей пора делать уколы.

– Да, я уже ухожу, – Тим встает, а у меня текут слезы, – выздоравливай, Доминичка.