Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика

Андреев Петр Харитонович

Конец апреля. Бои идут на канале Гогенцоллерн. Мы наступаем в северном направлении. 28 апреля противник не выдерживает натиска нашей пехоты и начинает отходить. Теперь, видно, у немцев началась паника. А мы переправляемся на северный берег канала и преследуем отступающих. Нам меняют направление – поворачиваем строго на запад, на город Нойруппин. За сутки с 28-го по 29-е прошли 20 километров от канала до реки Хафель. Но противник не оказывает существенного сопротивления и не смог остановить наши передовые батальоны и на Хафеле. За три дня продвинулись от Хафеля до Нойруппина, на 40 километров, и 1 мая уже вели бои за Альтруппин и Нойруппин.

Перед нами была система озер, тянущихся

с юга на север. Небольшой городок Альтруппин на восточном, а более крупный – Нойруппин на западном берегу большого озера. Справа, метрах в шестистах, еще одно озеро. Между ними проложено два канала. В городе Альтруппин противник долго удержаться не смог. Оборона его была построена на западном берегу, в Нойруппине. 1 мая бои идут за переправы на каналах, а с наступлением ночи началось отступление противника, немцы стали покидать город. Очень быстро были организованы переправы через каналы, и мы вошли в Нойруппин. Это был последний немецкий город, занятый нашей дивизией с боями.

Ночью все три дивизиона нашего артиллерийского полка и штабная батарея сведены в одну колонну. По машинам распределены батальоны пехоты (батальоны были настолько обескровлены, что на машину приходилось не более семи человек стрелков), и колонна двинулась на запад, преследовать отступающих. Задача – не дать противнику закрепиться.

Пока полк выстраивался в колонну, наступила на редкость темная ночь. Наша штабная машина управления 1-го дивизиона была головной. Движемся без света на малой скорости. Выехали на окраину города, и колонна остановилась. Команда по колонне: «Командиры и начальники штабов дивизионов – к командиру полка!» Ждем дальнейших указаний. Наконец вернулись командир дивизиона и начальник штаба. Команда: «Андреева и Уткина – к командиру дивизиона!»

Покидаю насиженное место в кузове. Уткин на мотоцикле ждет у кабины. Старшина Уткин – автомеханик дивизиона. Еще где-то на границе Польши приобрел мощный немецкий мотоцикл без коляски и никогда с ним не расставался. Получаем приказ. Колонна двигаться вслепую не может, поэтому, чтобы исключить внезапное соприкосновение с противником, на нас двоих возлагается задача – двигаться на мотоцикле не менее чем в одном километре впереди колонны. Дополнительно к нашему обычному оружию – пистолету ТТ и револьверу системы «наган» – нам выдали по автомату. Получили инструктаж по связи с колонной и нашим действиям в случае встречи с противником и тронулись в путь.

Дорога – не автострада, но довольно широкая, с асфальтовым покрытием, в хорошем состоянии. Судить о ее состоянии могу по тому, что на всем маршруте, даже ночью, мы не попали ни в одну колдобину. Проехали километра полтора. Все тихо. Справа и слева – безлесные поля. Деревень нет. Повернули обратно. Встретили колонну, она тоже продвинулась с полкилометра, доложили и снова вперед.

На втором отрезке пути впереди деревня. Снизили и так небольшую скорость. Не въезжая в деревню, заглушили двигатель и, приведя автоматы в боевую готовность, осторожно, все в напряжении, вошли на улицу. Держась поближе к стенам домов, прошли до перекрестка. Мертвая тишина. Даже собака не залаяла. Решили, что, поскольку нас не встретили на восточной окраине, значит, в деревне военных нет. Возвращаемся к мотоциклу и без остановок проезжаем деревню до западной окраины, разворачиваемся и едем встречать колонну. Доложили.

Командование меняет тактику. Теперь мы должны возвращаться с докладом от населенных пунктов. Меняем тактику и мы. Решили, что незачем нам кататься взад-вперед вдвоем. В следующей деревне Уткин оставляет меня и едет навстречу колонне один. Я нахожу углубление между воротами двора и домом и замираю. Возвращается Уткин, сажусь на мотоцикл. В третьей деревне

также все спокойно. Уткин уезжает с докладом. Я остаюсь, но теперь уже не жмусь в темный уголок, а решаю проверить, есть ли в доме люди. Обнаруживаю ступени входа в подвал дома и спускаюсь. Дверь открыта. Вошел. Прежде чем пользоваться фонариком, прикрыл дверь. В луч фонаря попал выключатель. Надавил кнопку, и загорелись две лампочки. На бетонном полу помещения, думаю бывшей мастерской, грудами лежала старая обувь и одежда. Подобрал для себя пару офицерских хромовых сапог (мои дышали на ладан) и брюки мадьярских кавалеристов. Подняться в жилые помещения не успел, услышал приближающийся мотоцикл. В четвертой деревне я чувствовал себя еще более раскованно, но все двери, куда я пытался войти, были на запоре, а ломиться в закрытые двери в мои планы не входило.

Наконец стало быстро светать, и надобности в нашей разведке маршрута движения уже не стало. Я с сиденья мотоцикла перебрался в кузов головной машины «Студебеккер». Зона видимости расширилась. Все чаще то справа, то слева, на расстоянии нескольких сот метров, стали виднеться группы немецких солдат. Колонна сначала останавливалась, мы их рассматривали через бинокли, пытаясь разгадать их намерения, и, видя, что они на нас не нападают, двигались дальше. А затем и вовсе перестали обращать на них внимание. Некоторые группы вели себя совсем мирно. Горели костры, а вокруг сидели солдаты в нательном белье. Только в одном месте встретилась группа, не сложившая оружия. Из кустарника, справа по ходу колонны, застрочил пулемет. Колонна остановилась. Солдаты, покинув машины, залегли в канавах. В это время была приведена в боевое положение пушка, и первым же выстрелом пулемет был уничтожен.

Теплый солнечный день. Смотрим вокруг и удивляемся, как они, наши враги, обращаются с землей. Везде пашни. Земли выровнены. Проложены канавы. Полевые дороги вымощены камнем, а кое-где и заасфальтированы. Нет ни межей, ни кустарников, ни чертополоха. От скотных дворов в поле проложены узкоколейки, по которым на вагонетках вывозится навоз и сваливается в кучи, где он перепревает, а затем вносится в почву. Все как у нас на Родине, только в точности до наоборот. Делимся впечатлениями шепотом, только с близкими доверенными людьми.

В населенных пунктах из всех окон выставлены древки с белыми флагами. А где их не оказалось – через окна вывешены простыни или полотенца. Людей не видно.

Въезжаем в расположившийся на очень живописном холме, весь в зелени, городок. Справа большой сад, обнесенный забором. Слева, за полем, в километре от нас, виден лес. Из леса наперерез нам движется с громадным кузовом, полным солдат, газогенераторная автомашина. Останавливаемся в двухстах метрах от перекрестка. Соскочив с машины, с автоматами бежим наперерез немцам. Машина у перекрестка останавливается. Немецкие солдаты поднимают руки. По команде немцы покидают машину. В кузове остается несколько десятков фаустпатронов и автоматы. Оружие забираем. Немецких солдат сажаем в их же машину, к ним садятся два автоматчика в кузов и один в кабину, машина ставится в строй нашей колонны и двигаемся дальше.

В этот день нам стало ясно, что немецкие солдаты и офицеры поняли, что для них война проиграна, и, как высокодисциплинированные люди, прекратили сопротивление. Посчитав огневую силу этих сдавшихся в плен солдат, мы пришли к выводу, что, окажи они сопротивление, могли бы уничтожить как минимум половину нашей колонны, то есть половину полка. К счастью, они приняли правильное решение, они уже поняли, что их даже большой успех в этом бою уже не будет иметь никакого значения для их армии и для их страны. Сохранили тем самым и наши жизни – их противника, и свои сохранили.