Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика
Шрифт:
В один из дней сентября начальник штаба дивизиона объявляет приказ об откомандировании меня для прохождения дальнейшей службы в распоряжение штаба полка. Являюсь в штаб полка. Первый помощник начальника штаба, капитан Попов, объявляет приказ по штабу о назначении меня на должность заведующего делопроизводством строевой части штаба полка. Думаю, что не без ведома подполковника Кавицкого, прослужив 4 года и 3 месяца в первом дивизионе, стал я штатным работником отдела штаба, находящегося в ведении подполковника. Теперь я всегда был у него под рукой.
Германия, 1945 г.
С переходом на службу в штаб полка жизнь моя резко изменилась. Не было физзарядки, строевой подготовки,
Улучшились и жилищные условия. Из казармы я переселился в офицерский особняк, в комнату на двух человек. Вместе со мной жил старшина штабной батареи – сверхсрочник. Штабная батарея – это батарея без пушек для хозяйственного обслуживания штаба полка с двумя взводами – разведки и топослужбы. Эти взводы всю войну занимались охраной штаба полка. В штабе я мучился от безделья – отлучаться было неудобно, так как один из заместителей начальника штаба все время был на месте, а другой дома отдыхал. Старшина был на редкость добрый и общительный человек. За несколько дней в подробностях узнал его интересную жизнь. Не могу удержаться, чтобы не рассказать один даже не самый занимательный из его рассказов – эпизод из его жизни.
В довоенные годы он служил сверхурочную службу в нашем полку в должности заведующего складом. Был женат. Жена служила медсестрой в медсанбате нашей 194-й дивизии и уже на фронте была переведена в армейский госпиталь нашей же 61-й армии. Выяснилось, что я ее знал. Когда я залечивал раны в армейском полевом госпитале в Латвии, она, как палатная сестра, меня перевязывала. Должен заметить, что, как и ее муж, очень добрая, внимательная и очень красивая женщина. Мы ее считали девушкой, настолько молодо она выглядела. Старшина, звали его Владимир, безумно ее любил, и любовь эта причиняла ему очень много переживаний. По службе у него дел было немного, и долгая совместная служба с заместителем командира полка по хозяйственной части позволяла ему часто навещать жену. Как медсанбат со штабом дивизии, так и армейский госпиталь всегда был если не рядом, то в непосредственной близости со штабом армии или штабом корпуса. Там же находились и склады боеприпасов, и продовольственно-вещевые склады. Поэтому с транспортом проблем тоже не было.
И вот что рассказал мне Владимир:
– В тылы шла полковая машина. Начальству доложился, получил добро, отпустили на сутки, через час был в госпитале. Подождал, пока жена освободится, поужинали, я кое-что привез, в том числе и бутылку, и завалились в постель. Жили они вдвоем в комнате, но подружка создала нам условия. Не успели нацеловаться, как стук в дверь – дежурный по госпиталю. Надо срочно явиться к полковнику «икс». У меня сразу сердце сдавило. Говорю: «Не пойдешь!» А Надя взмолилась: «Володя, да ты что, ты мне не доверяешь? Может, там что-нибудь случилось. Я на одну минутку. Да как можно не выполнить приказ! Да я ведь человек военный!» А я приказываю не ходить. Удерживаю, а у самого, кроме бешенства, появилось еще и любопытство. Думаю, ну хорошо, сегодня я ее не пущу, а завтра меня здесь не будет. Решил проверить, какие служебные дела у полковников с чужими женами. Надя оделась. Поцеловала и на ходу шепнула: «Не беспокойся, я сейчас». Она за порог, а я за считаные секунды в полном боевом. Выскакиваю на улицу, а сам думаю – куда же я пойду, как я узнаю, где этот полковник живет. Думаю – все, упустил. Даже пот выступил. Но бегу, не останавливаюсь. Смотрю, моя Надя заходит в подъезд. Я за ней. А сам держусь в тени, чтобы не заметила. Крадусь по ее следам. Неплотно прикрытая дверь. Свет пробивается. Остановился. Прислушиваюсь. Надиного голоса не слышно. Она, видно, уже доложила о явке по приказу. А мужской голос: «Ты что так долго шла? Раздевайся!» И тут меня как обухом огрели. Не помню, как выхватил из кобуры пистолет
– А дальше? Как у тебя сложились отношения с женой? – спросил я.
– Подулся сначала, а потом сделал вид, что я поверил, что у нее с ним ничего раньше не было, как она меня уверяла. Да я, собственно говоря, ничего и не видел. А потом я подумал, что мы, мужики, даже когда живем вместе, одной семьей, и то не можем быть уверены в верности жены, а в условиях войны, когда жена живет далеко от тебя, да еще она живет среди мужчин, да еще в подчинении этих мужчин, тут и говорить нечего. Тут надо сразу решить – или развестись, или сделать вид, что ты не только ничего не знаешь, но и мысли такой не допускаешь. Я избрал последнее, – закончил Владимир.
Но недолго длилась работа и в штабе. Не прошло и месяца, как служба круто переменилась. Заканчивался рабочий день, опечатывались шкафы и сейфы, когда хлопнула дверь и на пороге выросла фигура капитана Федько. Это бывший начальник штаба 1-го дивизиона – мой непосредственный начальник от Вислы до Одера. О нем я уже писал. На Одере он как-то незаметно исчез. И вот теперь он стоял возле меня. Приветствие, и сразу же приказ: «Быстро собирайся. Сейчас едем. Все свое имущество забирай. Документы оформлены. Куда и зачем? Поговорим в дороге. Машина ждет». Забегаю домой. Забираю имущество – шинель и полевую сумку, и в машину. В машине Федько рассказывает, что он работает в Советской военной администрации в Германии старшим офицером-экономистом военной комендатуры города Нордхаузен, что он набирает кадры в свой отдел. Выбор пал на меня, и он договорился о моем откомандировании в штаб артиллерии корпуса, осталось только забрать аттестаты и другие документы.
Проехали Зондерхаузен. Следующий маленький городок (если мне не изменяет память – Гройбен). Штаб 9-го гвардейского корпуса. Заходим в штаб артиллерии корпуса. Рабочий день давно уже кончился, но дежурный докладывает, что помощник начальника штаба подполковник Чистяков на месте. Заходим. Поднимается со стула и выходит мне навстречу бывший наш начальник штаба дивизиона, капитан, затем командир 2-го дивизиона, уже майор, и теперь перед нами подполковник Чистяков.
Меня он сразу узнал и тут же заявил капитану Федько что «такие специалисты нам самим нужны». Федько уезжает ни с чем. А меня Чистяков ведет в квартиру, где он живет, и вселяет в свободную комнату с двуспальной кроватью. Утром представляет меня начальнику штаба артиллерии корпуса, полковнику, дают мне стол и оставляют работать в штабе.
Проходит долгих три дня. Целый день сижу без работы. Один в комнате. Скука беспросветная. Дома опять один. Подполковник каждый вечер, начистившись, уезжает на вечеринки. Возвращался далеко за полночь. На пятый день я обратился к Чистякову с настойчивой просьбой отправить меня в полк. Тот просьбу внимательно выслушал, а затем долго доказывал преимущества службы в штабе корпуса. И в переводе отказал. А после работы вручил мне записку для начальника военторга, пятилитровую флягу и деньги и отправил за вином. «Ты пока привыкай к новой обстановке, пей вино», – сказал подполковник. На следующий вечер, уезжая, привел ко мне хозяйку квартиры. Молодая, красивая и очень скромная женщина, видно, вдова или жена пленного солдата, немка. «Чтобы тебе не было скучно пить одному, вот тебе женщина! Пейте вдвоем!» – отрубил мой начальник и ушел. Разговора у нас с немкой не получилось. Немецкий язык я знал настолько слабо, что даже то, что знал, стеснялся произносить, ну а она русский, естественно, не знала совсем. Немного выпив, мы разошлись по своим комнатам. И тут я принял окончательное решение – убежать.
Утром, пока подполковник отсыпался после бурно проведенной ночи, я отправился на вокзал. Не встретившись, к счастью, с патрулем (а город был наводнен патрулями), сел в вагон проходящего поезда и в 12 часов дня докладывал начальнику штаба полка о своем прибытии для прохождения службы. Должность моя была еще свободной. Работаю. Встречаюсь со старыми друзьями. Все стало на свои места. Даже замечание никто не сделал за самовольный побег.
Нордхаузен