Я ее забираю
Шрифт:
— Знаешь, что сделал отец, когда узнал, что я женился на Милане? — внезапно спросил Вандор.
— Понятия не имею, — отозвался я, не особенно желая знать подробности. С чем бы он ни пришёл в мой дом, прошлого это уже не изменит.
— Отдал её сукину сыну, с которым она встречалась до меня, — невесело усмехнулся Вандор. Взял со стола один стакан и пригубил виски. — А знаешь, кто этот сукин сын?
Моментальная догадка заставила меня напрячься. Вандор снова усмехнулся, и на этот раз усмешка его вышла совсем кривой. Ещё один глоток.
— Видишь, Загорский, — он протянул мне второй бокал. Коснулся его своим. — И это, чёрт возьми, мой отец.
— И всё же… — Я тоже отпил виски. — Именно это всю жизнь ты и делал.
Взгляд его был тяжёлым, мрачным. Ничего мне не ответив, Куратов подошёл к окну и встал напротив. Я думал о матери. О глубокой ране на её шее, о шраме, идущем почти от самой груди, о слезах и о маленькой Лизе, родившейся чуть раньше срока и такой поначалу слабой. О попытках матери скрыть усталость, о её бесконечной любви к нам и вере в то, что следующий день обязательно будет лучше дня прожитого. Об Александре Куратове, вышвырнувшем нас с Дэном за порог, когда мы пришли за ответами, о его сыне, выпустившем из пистолета пулю, что оставила дыру в груди моего никчёмного папаши…
— Так что насчёт Кондратьева? — залпом допив виски, спросил я. Горло обожгло, спирт согрел внутренности. Вандор обернулся ко мне, всё такой же мрачный и задумчивый. Я плеснул себе ещё. Заметив, что стакан его тоже пуст, протянул ему бутылку. — Вряд ли когда-нибудь мы сможем понять друг друга, Куратов, но ты прав. Этот сучёныш должен мне.
— Я знаю, что пуля, которую получил ты, предназначалась Марике, — немного помолчав, сказал он. — Спасибо.
Я не ответил. Вряд ли это был тот случай, когда благодарности имели хоть какую-то значимость. Кем бы ни была Марика, пусть даже сестрой самого дьявола, какая разница?! Вряд ли в тот момент, знай я правду, это что-нибудь изменило бы. Ничего, мать его, не изменило бы! Ни тогда, ни сейчас, ни когда-либо после. Но ему этого говорить я не стал. Просто кивнул и сделал очередной глоток виски. Её голос, её чёрные волосы, её бархатная кожа…
— Нет… Нет, мам… Я же говорю… — В кухню, прижимая к уху телефон, влетела Лиза. Бросила на меня короткий взгляд, затем посмотрела на Вандора.
Училась она в школе-интернате на пятидневке, но сегодня я её забрал. После той сцены, что она устроила, я невольно задумался о том, что и в самом деле видимся мы редко. Куда реже, чем могли бы. Да и мать вполне ясно разложила нам с Дэном, что братья из нас хреновые. Хреновые… Действительно хреновые, что уж. Не знаю, о чём она подумала, когда после уроков я, заехав за ней, предложил провести вдвоём вечер. Поначалу мне показалось, что сестрёнка пошлёт меня, но она неожиданно притихла. Глянула как-то недоверчиво, исподлобья и молча пристегнула ремень. Сейчас же я смотрел на неё и… Чёрт побери! Этот взгляд…
— Ты не говорил, что у тебя будут гости, — словно сквозь какой-то шум услышал я голос сестры.
Перевёл взгляд с неё на Куратова. Мы с сестрой носили одно и то же отчество, одну и ту же фамилию. Мать всегда говорила, что отец у нас один. Но… Теперь я понял — она врала.
— Кто это? — спросил Вандор, рассматривая Лизу.
Я невесело усмехнулся.
— Лиза, — только и ответил, медленно цедя коньяк, вкуса которого больше не чувствовал. Синие-синие глаза. Проклятая семейка, чтоб их всех! И моя, кажется, такая же проклятая! Лиза… Вандор всё так же рассматривал её и, кажется, думал о том же, о чём и я. Секунды таяли, перетекая в минуты.
— Что вы на меня так смотрите?! — не выдержав,
— Сколько тебе лет? — голос Куратова звучал сдавленно, глухо.
— Вам-то какая разница?! — раздражённо, чуть повысив голос, отозвалась она.
— Сколько тебе лет?! — повторил Вандор уже с нажимом.
— Шестнадцать! — выпалила сестра. Глянула на меня и так же стремительно, как появилась, вылетела из кухни.
Вандор перевёл на меня тяжёлый взгляд, я же только усмехнулся. Присел на край стола и посмотрел в сторону двери. Проклятая семейка…
27
Макс
Постепенно разбавленная тусклым, падающим из окна сумеречным светом темнота перестала казаться такой густой, и я в который раз осмотрел комнату. Бар у стены, диван в центре, напротив плазмы. Ничего, способного вызвать интерес.
Встав, я прошёлся по гостиной и, остановившись возле бара, пробежал взглядом по полкам. Несколько сортов коньяка, текила, бренди… Взял бутылку виски. Вернулся к дивану и, открыв, сделал небольшой глоток. Вкус у гадёныша был что надо. Привыкший к роскошной жизни и вседозволенности, что предоставляли деньги отца, он продолжал жить на широкую ногу и после того, как кормушка захлопнулась. Что стало тому причиной — начало ли политической карьеры Кондратьва-старшего, а вместе с тем его желание приструнить сына, или тот просто достал папашу своими выходками, я понятия не имел. К чему оно мне? Если уж на то пошло, голову мою занимали совсем другие мысли, и было их, чёрт подери, столько, что временами казалось, будто черепная коробка вот-вот разлетится на части.
Прошло ещё минут десять, прежде чем снаружи послышался шум. Прищурившись, я бросил взгляд в сторону широкого холла. Пальцами погладил рукоять лежащего на коленях пистолета. Ну что же, время платить по счетам…
— Ну здравствуй, Матвей, — стоило свету озарить комнату, я приподнял бутылку с виски и отсалютовал ею. — Или мне звать тебя Иваном?
До сих пор не видевший меня Кондратьев дёрнулся. Выражение недоумения на его лице моментально сменилось осознанием происходящего, взгляд метнулся к пистолету. Уголок моего рта дёрнулся в презрительной усмешке. Высокий, холёный, сейчас он выглядел жалко. Не успел я подняться, как он со всех ног бросился прочь.
— Далеко не уйдёшь, сучёныш, — процедил я, направляясь следом.
Дверь была распахнута, с улицы веяло вечерней прохладой, свежий, пропитанный ароматами листвы и деревьев воздух казался пьянящим. Быстрыми шагами преодолев отделяющее меня от двери расстояние, я заметил мелькнувший на фоне темнеющего вдалеке леса силуэт, и тут же глаза резанул свет фар. Я сощурился, вглядываясь в представшую мне картину. Увиденное, надо сказать, мне понравилось и вызвало очередную презрительную усмешку. Матвей пятился назад, готовый вот-вот дать дёру. Вот только деваться ему было некуда, и он это отлично знал.
— Далеко собрался? — спросил стоящий перед внедорожником Вандор. — Мне казалось, мы с тобой всё выяснили, но, видимо, нет.
— Мне нечего с тобой выяснять, — огрызнулся сучёныш.
Я неспешно спустился с лестницы. Мелкий гравий под ногами зашуршал, и Кондратьев резко развернулся. Взгляд его метнулся к Вандору, затем в сторону, и он-таки не выдержав, сорвался в темноту.
— Стоять! — рявкнул я. Вскинул пистолет и, почти не целясь, выпустил несколько пуль, взметнувших землю возле ног ублюдка. Тот визгливо, по-бабьи вскрикнул. Я сплюнул себе под ноги.