Я - машина
Шрифт:
– Так что же это за способ? – спросил Вадим, тряхнув головой.
– Скоро все узнаете, – ответил Александр Петрович.
И оба парня почти сразу же повалились на диван крепко спящими.
***
Доктор притащил тела пациентов к себе в кабинет, здесь уже все было приготовлено. Две кушетки, укрытые белыми простынями, хирургические инструменты, кабеля, компьютер.
Александр Петрович с усилием свалил тело Вадима на одну кушетку, а тело Романа на другую. Окно было все так же плотно зашторено, горели лампы дневного света. На одной из ламп повредился стартер, и теперь она слегка жужжала, словно забавляясь игрой на нервах у растрепанного хозяина.
Александр Петрович глубоко вздохнул, натягивая резиновые перчатки и маску. Выбросил из головы все посторонние мысли. Но они все же настырно лезли в голову.
«Если завтра кто-то скажет, что я сошел с ума, он будет прав. Я действительно сошел с ума. Но не сейчас, а тогда, когда мои родители орали, что ненавидят друг друга. Но… Но если все удастся, если я все смогу изменить… Сколько людей тогда поймет, почему так важно слушать друг друга! Они смогут ощущать боль чужого человека как свою, и больше никогда никто никого не ударит и не обидит. Все будут счастливы. Может быть, даже я…»
Он старался не думать о странном поведении Лайки, об этом необъяснимом побочном эффекте. Откуда такая агрессия? Ведь если она получила часть разума Графа, то должна была скорее стать добродушной и ленивой… Хотя, может быть, она получила как раз ту часть, что была скрыта даже от самого Графа? Страшно подумать, что может случиться с людьми. Но Александр Петрович не намерен был отступать.
Он успокоился, его сердце стало биться спокойнее, а движения снова стали твердыми и скоординированными. Операция длилась шесть часов. За все это время Александр Петрович больше ни разу не подумал о людях, совести, преступлении и прочем подобном. Он весь ушел в работу. Единственное, о чем он жалел, это о том, что у него нет ассистента. Пара лишних рук ему бы не помешала.
***
Роман никогда не думал о том, что может чувствовать другой человек. Впрочем, он все же задумывался о боли физической, которую на его глазах испытывал кто-либо.
Он помнил, как в детстве, когда огромные тополя обнимали небосвод разлапистыми ветвями, а люди вокруг него казались огромными и важными, он увидел странную картину.
Это был яркий солнечный день. Жара стояла невыносимая, и в ту пору прямо на дороге возле его дома можно было увидеть настоящих майских жуков, которые так редко появляются в большом городе. Другие дети его возраста ездили на трехколесных велосипедах, давя этих жуков. И гибель живого существа, пусть даже такого ничтожного, как жук, вызывала у Романа глухой протест. С одной стороны, он понимал, что жалеть насекомое не стоит, с другой стороны, он всегда ставил себя на место слабых и беззащитных.
И в тот же день он увидел процессию, мрачно вышагивающую по улице в траурных одеждах. Впереди всех шла какая-то старушка с черно-белым портретом в руках. Хоронили мальчика, который выпал из окна восьмого этажа, играя со своими друзьями. Вспрыгнул на подоконник и облокотился на марлевую сетку, какие натягивают на окна, чтобы мошкара не летела в квартиру. Роман запомнил маленькую тонкую девочку, на которую взрослые повязали черную шаль. Кто-то сказал ему, что это сестра погибшего мальчика. И именно она запомнилась Роману ярче всех. Она была спокойной и в то же время бесконечно несчастной и испуганной. Она была олицетворением краткости жизни и неумолимости смерти. И пустоты. Роману иногда казалось, что все его воспоминания – это короткие вспышки, черно-белые картинки, за которыми скрывается пустота. И вдруг он увидел удивительный мир.
Это была великая любовь, непонятная для него, и недоступная для его обыденного мышления. Роман увидел себя со стороны. Это было удивительным открытием для него. Этот «он» совсем не походил на того «него», каким он привык видеть себя в зеркале. Похоже на то, как будто смотришь видеозапись.
Но отретушированную.
Он увидел прекрасного юношу, в котором не было изъяна, юного синеглазого бога, за которого стоило отдать жизнь. Его стоило любить всем сердцем, прощать все и все терпеть. Роман понял, что смотрит на себя самого чужими глазами. Глазами Вадима.
Он увидел некоторые моменты своей жизни, которые заставили его почувствовать стыд. Например, они однажды подрались. Роман был выше и сильнее Вадима и легко подмял его под себя, но Вадим не сопротивлялся. Он даже был счастлив в тот момент. Хотя Роман и дрался по-настоящему, Вадим никогда не бил в полную силу. Он проиграл не столько потому, что был физически слаб, а скорее потому, что не хотел причинять боль своему другу. Своему любимому человеку.
Когда проходят все чувства, и человек осознает, что в его жизни нет тепла, он уходит в себя, замыкается и исчезает для других людей. Это произошло с Вадимом, и Роман почувствовал все это как свои личные переживания. Он почувствовал всю тоску своего друга, и понял, отчего тот сходит с ума, пьет, и медленно загоняет себя в могилу. Его любовь не имеет смысла. Но почему же он никогда не говорил о своих чувствах?
Роман заплакал от досады и злости.
***
Вадим увидел иную картину. Он тоже увидел себя со стороны, и это было печальное зрелище. Он стоял перед своим другом жалкий, нервный и забитый. Как будто в кривом зеркале – неловкий, до безобразия неуклюжий. Но таким человеком легко управлять, делать с ним, что заблагорассудится. Стоит только намекнуть такому человеку, что ты интересуешься им, и вот он уже весь перед тобой обнаженный и беззащитный, трепетно ожидающий любого наказания за несовершенные проступки. Такого человека хотелось специально обидеть, хотелось сделать ему больно, ведь он с такой радостной покорностью принимал каждый удар судьбы. Делая ему больно, получаешь удовольствие. Поразительно, как он все это выдерживает. Может быть, ему самому это нравится?
А еще иногда этого человека хотелось обнять и пожалеть, но внутренние запреты не позволяли сделать этого. Как может мужчина обнимать мужчину – так? Ужас! Отвратительно! И хоть иногда, в своих снах, Роману хотелось это сделать, к черту такие сны. Всего лишь сны.
Но зачем же тогда он сам позвал этого слабого человека в свою жизнь? Им обоим просто было одиноко. Роман просто хотел немного развеяться. И вот… драма. Этот человек сошел с ума, он стал невыносимым. Он сдался и потерялся в своих снах. Но ведь он мог бы быть другим, если бы его просто любили. Но любить мужчину мужчине… это странно. А слышать от него признания в любви – противно.
Роман дарил Вадиму свою дружбу, как милостыню нищему. Это давало ощущение превосходства. Это было приятно.
Вадим заплакал от досады, поняв, что это жалкое ничтожество – он сам – не достойно уважения, а тем более любви.
***
С момента операции прошло два дня. Александр Петрович сидел за компьютером, и снимал показания с электродов, вживленных в мозг своих пациентов. Все это время он ничего не ел, только пил крепкий чай, и даже не замечал, как день сменяет ночь. Он спал не больше четырех часов в сутки. И даже во сне был окрылен своим открытием.