Я - машина
Шрифт:
Я зажмурил глаза и попытался вспомнить эту игру. Маленькие человечки бегают под твоим управлением и воюют друг с другом. Это была полноценная и очень популярная стратегия, в которой все действия проходили в реальном времени. Но эта игра шла на компьютере с минимальными требованиями: скорость процессора – 133 Mg и память – 64 Mb. Как можно уместить ее в компьютере с мощностью процессора в 3.5 Мg и памятью объемом в 128 Kb? Тут ведь скорость процессора меньше в пятьдесят раз, а объем памяти меньше в пятьсот раз!
Но именно эту игру делал для своего «Спектрума» Артем. Делал ее совсем один.
– Что будешь делать, когда игра будет готова? – спросил я его.
– Не знаю, – вздохнул он, и снова отхлебнул пива, – Наверное, выкину в Интернет и все.
– И все? – спросил я его.
Он пожал плечами.
Еще несколько глотков, и наши стаканы опустели. Я махнул бармену, и вскоре стаканы опять были полными. Артему снова досталось крепкое, наверное, градусов восемь. На половине второго стакана его уже начало слегка покачивать из стороны в сторону, а язык, наконец, развязался.
– Знаешь, – сказал он. – Ведь кроме этого куска железа у меня ничего нет в жизни. Я потому и мучаюсь с ним. Он для меня как вечный упрек.
– Ты про Spectrum?
Артем кивнул.
– Он – мой упрек в моей слабости за то, что я не исполнил свои мечты.
– А что это за мечты?
– Ну… это странные мечты, их сложно понять. Проще описать боль от того, что ты понимаешь в один прекрасный день, что им не суждено сбыться. Это странная боль, она состоит на 50 % из ностальгии, а на 50 % из каких-то личных комплексов, которые не могут тебе позволить переключиться на что-то новое. В один прекрасный момент ты понимаешь – нужно бросить к черту это старье и это дурацкое, никому не нужное хобби! Но просыпаешься посреди ночи и понимаешь, что не можешь бросить его, потому что если его не станет, то останется одна пустота. И ничто уже не сможет ее заполнить. Он ведь, как ребенок, зовет меня, и я люблю его, как живое существо. В девяносто пятом я делал по три игры в месяц. Я все делал сам – и музыку, и графику, и код. У меня был стимул, потому что была «Сцена», были люди, заинтересованные в моем продукте. Мне казалось, прекрати я делать игры – и «Сцена» умрет. А она все равно умерла, даже когда я продолжал делать игры. Правда, уже по одной в месяц. Теперь я знаю, Spectrum мертв.
– Звучит как приговор, – покачал я головой.
– Так и есть, это приговор для меня. Я перечитываю старые журналы, я играю в старые игры, я даже музыку слушаю только «чиповую», старую. Кто помнит тех музыкантов? Где все эти забытые имена – Ksa, Voxon, Ironman?
– Stalker, – поддакнул я.
– Он был программистом, – покачал головой Артем. – А я пока про музыкантов говорю.
– А почему ты не можешь переключиться на что-то другое? – вдруг спросил я.
– Ну…
Он задумался.
– Ну… я верный, понимаешь?
На этот раз задумался я.
– Я верный своим идеям. Бывает, что даже свитер жалко выкинуть старый, а тут компьютер, с которым связана добрая половина моей жизни! Посмотри на это новое поколение. Они тащатся от трехмерной графики, им ощущения нужны острые, у них совсем не работает фантазия. Мы загружали текстовую игру, и это было целая вселенная для нас, интерактивная книга! Все остальное делала фантазия. Мы думали о том, где, как и что подключить, как что спаять, но этого уже нет. Теперь и думать-то особо не надо. Для людей даже жизнь как plug&play.
Я кивнул головой в знак согласия.
– А людей тебе тоже сложно выкинуть? – снова спросил я.
Артем недобро посмотрел в мою сторону.
Наступило пауза. Мы допивали пиво.
Я позвал официанта, расплатился с ним. Когда мы поднялись, я заметил, что Артема слегка пошатывает, он же не привык к выпивке, как я.
Мы вышли с ним на улицу, я решил проводить его до дома, на что Артем ответил отказом.
– Я хочу побыть один, – сказал он.
Я покачал головой в знак протеста.
– Я просто доведу тебя до дома, ты много выпил. Всякое может случиться...
– Я выпил всего два бокала пива.
– Посмотри, ты еле на ногах стоишь. Я тебя напоил, значит, я за тебя в ответе.
Он тяжело вздохнул, и мы направились в сторону его дома. Можно было доехать на трамвае, минут за пять, пешком же идти получалось около получаса. Мы пошли пешком.
На небе взошла полная луна, ее временами скрывали тучи. Становилось зябко.
Минут десять мы шагали молча. Каждый думал о чем-то своем. Артем внезапно споткнулся и чуть не упал. Я хватил его за руку и потянул на себя. От этой заминки он пришел в себя, огляделся вокруг.
В стороне высилось недостроенное здание, которое начали возводить еще во времена СССР, но успешно забросили. Мусорные баки, балки, груды кирпичей создавали печальный пейзаж. Вышки далеких кранов торчали за деревьями.
– Знаешь, – как-то необычно тихо сказал Артем, – Я не могу смотреть на строительные краны, на летящие самолеты.
– Почему? – спросил я тем временем, деловито отряхивая его куртку – видать, обтерся нечаянно об какую-то стену по дороге.
– Мне становится страшно тоскливо и одиноко. Еще меня «глючит».
– Это как?
– Это похоже на эпилепсию. Увижу самолет в небе, так напряжение возрастает настолько, что непроизвольно сжимаются все мышцы. Мне становится ужасно больно. А иногда напротив, так хорошо, что я готов кричать от счастья. Тысячу миров проносятся в голове, а потом – бац! И я снова возвращаюсь в наш мир, и мне тоскливо от того, что существует тысячи миров, но ни в одном нет места для меня.