Я, Микеланджело Буонарроти…
Шрифт:
– Франческа…
Она обернулась, улыбнулась, сознавая свое господство над этим сильным мужчиной, и ответила:
– После.
В Сеттиньяно их уже ждали. Накрыли стол. Дом Томазо был украшен по горскому обычаю травами и редкими цветами, собранными ребятней этим утром. Все селяне прохаживались по улицам, надеясь первыми увидеть подеста Лодовико Буонарроти с супругой.
– Едут, едут! – послышались крики с улицы.
Шум, гам, толкотня. Барбара с Томазо схватили на руки обоих малышей и выбежали за порог. Лодовико и Франческа зашли в дом.
– У вас очень мило, – улыбнувшись Барбаре, заметила Франческа. – А… это мой Микеланджело?» – Она подошла к сыну. Ребенок спал на руках кормилицы. – Он выглядит довольным и спокойным. У вас есть все, что нужно?
– Да,
– Ну что ж, в доме чисто и прибрано. Я вижу, вы люди хорошие и надежные. Моему сыну у вас хорошо… А это что такое? – Мона Франческа ткнула пальцем в прялку для овечьей шерсти. Лодовико, не отрываясь, смотрел на жену. Она вела себя очень живо, держалась уверенно, приветливо беседовала с женой скарпеллино, задавала ей вопросы и сама с охотой отвечала на вопросы Барбары. Словом, вела себя, как подобает настоящей светской львице, а не замкнутой домоседке. Лодовико влюблялся в жену с новой силой. Страсть к ней усиливалась с каждой минутой. На сына он даже ни разу не взглянул.
Франческа беседовала с Барбарой, пока малыш Микеланджело спал у той на руках. Внезапно, то ли от звука незнакомого голоса, то ли от какого-то движения кормилицы, мальчик повернулся к окружающим, открыл глаза и посмотрел прямо на мать. Мона Франческа, которой в то мгновение показалось, будто в нее выстрелили, охнула от неожиданности. Ей почудилось, что она смотрит в свои собственные глаза: влажные, черные, блестящие. Ей стало не по себе, но взгляда от младенца она отвести не могла. Мать и сын долго смотрели друг на друга. Окружающие замерли в молчании.
Придя наконец в себя, Франческа жестом показала мужу, чтобы он собирался ехать. Кое-как попрощавшись, супруги уселись в карету, и Франческа резко, с какой-то тревогой в голосе крикнула:
– Трогай!
Больше ни она, ни Лодовико в Сеттиньяно не приезжали. Да и как же иначе, ведь через девять месяцев мадонна Франческа родила своему мужу еще одного сына, которого назвали семейным именем Буонаррото.
6. Отверженный
Для маленького Буонаррото взяли в дом кормилицу. Франческа согласилась с мужем, что этого мальчика следует оставить здесь, в родительском доме. Ей еще долго и во сне, и наяву грезились водопады, горная хижина, резкий, но волнующий запах горных трав и мальчик году с лишним от роду, мальчик с ее глазами, влажными, черными и выразительными. Она долго не могла отделаться от ощущения, что его взгляд прилип к ней. Это был ее сын. И он был ее сыном в гораздо большей степени, чем она того хотела. Такие мысли страшили жену подеста и еще сильнее отвращали ее от среднего сына. Она была уверена: мальчик видит ее насквозь, понимает ее, еще сам того не осознавая. И она не хотела этого. Для моны Франчески ее желания давно уже перестали быть частью ее жизни.
– Лодовико, я так рада, что маленького Буонаррото будут кормить дома, – ласково сказала молодая мать своему довольному мужу. – По крайней мере, он будет таким, как все.
Лодовико, счастливый от возни, которая неизбежно возникает в любом доме при появлении младенца, ласково улыбнулся:
– Ну, дорогая, наш маленький Микеланджело тоже как все, он тоже Буонарроти. Милая, я не понимаю, что ты так взъелась на мальчика?
Надобно отметить, что спустя почти год Лодовико приступал к жене с просьбами вернуть ребенка в отчий дом, но во время беременности Франчески эта тема была отодвинута в сторону. Лодовико болезненно переживал отсутствие среднего сына.
Ему надо было собрать всю семью вместе, под родным кровом. Отсутствие Микеланджело вносило диссонанс в его представление о семейных отношениях, и он понимал, что этот нерешенный вопрос вносит разлад во взаимоотношения с женой.
Франческа обожала своего старшего сына Леонардо. Это был единственный ребенок, которого она выкормила сама. Похожий на своего отца, с пока еще скрытым темпераментом, очень благовоспитанный, нежный, ласковый, он нравился ей во всем. К тому же он был молчалив, так же как и она сама. Перед сном маленький Леонардо прибегал к матери в комнату, и они сидели там какое-то время молча, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на огонь. Старший сын успокаивал бушевавшие внутри нее эмоции. Он убаюкивал ее боль. Глядя на него, мона Франческа заставляла замолчать временами прорывающуюся сквозь дебри ее противоречивых чувств совесть, как бы говоря ей, указывая на Леонардо: «Нет, я хорошая мать и у меня хороший сын». Главным умением Леонардо было не попадаться под горячую руку, к тому же он обладал весьма ценным даром – не раздражал людей.
Микеланджело действовал на окружающих в прямо противоположной манере. Франческа, будучи человеком крайне невротического склада, чьи эмоции обострены до предела, немедленно ощутила опасность, которую таила в себе личность Микеланджело. Его присутствие в доме казалось ей глобальной катастрофой. Обнажающий ее скрытые чувства, проникающий, как ей казалось, в самую душу взгляд Микеланджело страшил ее гораздо больше, чем угроза физического насилия.
На все мольбы мужа о возвращении сына домой она твердила: «Нет». Ее аргументы озадачивали и крайне беспокоили мессере Лодовико. Он чувствовал, что есть в его жене что-то, над чем он не властен. Она не принадлежала ему целиком. Но причину этого чувства он понять не мог. Ну, как прикажете понять ее слова: «Нет, Микеланджело не такой как все. Он другой». Какой это другой? Микеланджело один из Буонарроти. Все. Этого достаточно, чтобы обретаться под одной крышей с семьей. Раз он Буонарроти, раз он сын подеста Лодовико Буонарроти Симони, то должен вместе со своей семьей вести жизнь, согласно своему положению в обществе. Лодовико и Франческа говорили на разных языках всю жизнь. Не мне судить их отношения, но это были абсолютные противоположности. Как известно, для людей молодых и не особо вдумчивых именно полная противоположность и является предметом физического вожделения. Брак с таким человеком бывает бурным, но коротким и зачастую оставляет болезненный рубец на всю жизнь.
В конце концов мессере Лодовико подустал от непонятных речей своей жены. Решив в конце концов отнести их к очередным непонятным ему «женским штучкам», не посоветовавшись с ней, он направил гонцов во главе с Урсулой в Сеттиньяно, чтобы забрать малыша.
Барбара и Томазо с двумя сыновьями и маленькой дочкой ушли с утра в горы, чтобы, выбрав себе подходящую поляну, отдохнуть там на свежем воздухе, вдали от людей. Микеланджело теперь уже сам заползал на какой-нибудь нагретый солнцем камень и, блаженно озираясь, смотрел вокруг, пытаясь воспроизвести щебет птиц или треск цикад. Томазо неоднократно подмечал про себя это стремление мальчика подражать окружающему. Двухлетний Микеле обладал богатой палитрой эмоций, не свойственным обычно его сверстникам. Очень темпераментный, впечатлительный ребенок, он пытался оборганичить, то есть присвоить себе, примерить на себя ту природу, которая его окружала. Он испытывал постоянную потребность занимать свой мозг какими-то размышлениями.
Сидя на камне, Микеланджело следил за полетом ласточек.
Пара ласкающих друг друга на лету птиц действовала очень изобретательно, и это занимало деятельный ум ребенка. Наигравшись в воздухе, птицы исчезли. Получивший дозу впечатлений ребенок протянул ручки к кормилице и звуками и жестами попросил снять его с камня. Улегшись поудобнее на овечьей шкуре, мальчик закрыл глаза и замер.
– Я же тебе говорила, Томазо, он уже думает вовсю, – восхищенно заметила Барбара.
– Тс, – тихо ответил муж, указывая на ребенка, – он не такой как все. Он другой.
Томазо не был образованным человеком, но природа, домашняя обстановка, да и сама жизнь в целом наделили его умением тонко разбираться в людях и чувствовать то, что чувствуют они. Он угадывал внутренним чутьем сложную природу мальчика и заранее предвидел его судьбу.
Микеле меж тем повернулся к свету и открыл глаза.
– Тихо, не мешай ему, – снова прошептал Томазо жене.
Ребенок сел, начал шарить ручонками по траве, словно ища что-то. Вокруг валялись разные камешки – обломки горных пород. Сосредоточенно нахмурив лобик, не обращая внимания ни на кого, Микеле искал то, что ему нужно. Сложно сказать, какой системой он тогда руководствовался, но было видно, что принцип «бери что ни попадя» ему не подходит. Он тратил всего себя на долгий поиск подходящего варианта не только в творчестве, но и в обычной жизни, не стремясь к получению сиюминутного удовольствия.