Я научу тебя любить
Шрифт:
Но поздно. Потому что Корней смотрит в глаза, щекочет кожу дыханием, задавая вопрос в ладонь:
— Какой «такой»?
— Шутишь… Добрый. Теплый. Мой…
Молчит несколько секунд… Хмыкает…
— Это просто тактика. Мне нужен доступ к телу, так его получить проще… И быстрее…
Корней произносит, уворачивается от ее руки сам, тянется снова к лицу, целует улыбающиеся губы. Дает увернуться уже Ане, дает шепнуть: «дурак»… Даже испугаться собственному ответу дает.
Ойкнуть, посмотреть
— То есть не дурак? — Корней изо всех сил сдерживал улыбку, старался оставаться серьезным, спрашивая…
Но стало еще сложнее, когда Аня замотала головой из стороны в сторону, будто бы горячно. Чтобы не сомневался. Ни секунды. Ни мгновения.
— А ко мне придешь сегодня? — задал еще один вопрос, видел, что Аня застыла… Глаза стали чуть больше… Понятно было, что всерьез раздумывает… Настолько серьезно, что он не сдержался — губы сами начали расплываться… Но она поздно заметила этот намек на улыбку. Сначала снова замотала головой… Давая повод мужчине произнести:
— Жалко. Я надеялся, хоть чувство вины сработает…
А когда услышала замечание, покраснела. Не сдержавшись — стукнула Корнея по плечу, повторила свое: «дурак», уже куда более серьезное, попыталась вывернуться… Обидеться, наверное, что разводит ее, как девочку, но Корней не дал.
Придержал, к лицу потянулся, снова губы раскрыл, целуя так, чтобы она забыла о злости. Запуталась пальцами в его волосах и головой в своих мыслях.
И когда, вновь оторвавшись, он произнес:
— Но я же не замыкаюсь, ты помнишь, да?
Закивала, чтобы уже самой тянуться за новой встречей губ.
Очередная рабочая неделя прошла еще быстрее, чем предыдущие. И уж точно быстрее, чем выходные. Во всяком случае, для Корнея. Для которого время с вечера пятницы до вечера воскресенья внезапно… Тянулось. А потом снова понеслось. На контрасте. Почему тянулось — он знал. Из-за девочки.
И неслось из-за нее же.
Но только отчасти. Ведь уже в эту субботу предстояло уехать. Ненадолго. На три дня. Но поездка все равно требовала подготовки.
Аня восприняла новость о том, что в следующие выходные уже он оставит ее одну, спокойно. Кивнула, обняла, прижалась, сказала, что будет скучать… И точно не ждала ответного признания. Только улыбнулась немного грустно, когда он свел все к шутке о чьей-то чрезмерной сентиментальности. Он всегда сводил. Так было проще. Ему точно. А она, кажется, привыкла. И уж точно не надеялась на то, что он резко станет большим словесным романтиком. Это была неожиданная для Корнея, но очень приятная новая Анина грань. Женская мудрость не по годам.
В ней вообще сочеталось все довольно эклектично… Но гармонично. Наивность — тоже нетипичная для двадцатилетней. Терпеливость — как у совсем взрослой, а не молоденькой, порывистой.
Детские представления о мире. Взрослые знания о прощении.
Совсем по-младенчески раскрытое сердце. И зрелая стойкость в восприятии ударов по нему же.
И с сексом так же — смешался самый обычный подростковый девичий страх и взрослая гипер-ответственность. Вот и получилось…
Что пока ничего не получилось.
С каждым днем и ей самой, и Корнею останавливаться в нужный момент становилось все сложнее. Как оказалось — с темпераментом-то у Ани все хорошо. Даже странно, что так долго продержалась. Хотя и понятно, почему. Распаляется быстро. Отвечает откровенно и искренне. Только пугается. Сильно. Будто тумблер переключается в голове.
Вот — лежит на диване, тянется к губам, сама тащит полы рубашки вверх, а потом уже утыкается основаниями ладоней в грудь, толкает вполне ощутимо, пытается вывернуться, сбежать, спрятаться.
На вопрос: «что не так?», толком ответить не может — просто мотает головой, шепчет «прости», оправляет одежду…
И себя замучила. И его. Но себя больше все же. И все чаще заставляла Корнея думать, что рано или поздно все закончится тем, что он таки перестанет играть в благородного хозяина своего слова, который должен думать за двоих. Возьмет на себя то, на что сама Аня никак не решится. Побудет злодеем. Но они хотя бы дальше шагнут. А не еще на день, неделю, месяц задержатся в глупом пубертате. Но и злиться на нее за этот «глупый пубертат» не мог.
Потому что выбор. И потому что немножечко. Именно ее.
Да и настаивать до поездки в Вену не собирался. Успеется. А пока…
Сделал несколько поворотов головой из стороны в сторону, разминая шею, дальше — плечами, следом — пальцы, вернулся к ноутбуку. На часах — начало восьмого вечера. Аня уехала домой сама. Не стала ждать, да он и не настаивал — не знал, насколько задержится сегодня. Надеялся попасть в квартиру хотя бы к десяти, чтобы собраться на утренний рейс с вечера.
Снова попытался вникнуть в смысл открытого документа, но снова отвлекся.
На сей раз не на мысли — на входящий. На экране мобильного загорелось «Ярослав Самарский».
— Алло, — Корней взял трубку, снова откинулся, прикрыл глаза, сжимая переносицу с силой пальцами. Потому что еще и, как на зло, поднывала голова…
— Алло, Корней… Ты еще в офисе? — голос Самарского показался немного непривычным. Будто более отрывистым, чем обычно. Еще не раздраженным, но…
— Да. Есть кое-какая неотложка. Занимаюсь.
— А завтра?
— Утром улетаю. В Вену.