Я научу тебя любить
Шрифт:
И это понятно обоим. Потому что Корнея хмыкает, снова вырастает, смотрит в лицо.
— Я отпускаю руки, а ты их не распускаешь. Поняла?
Спрашивает, действительно разжимая пальцы. Следил, как Аня кивает, смотрит честно. Будто сама же верит, что сдержит слово.
И снова…
Мужская рука опускается на бедро, подбородок ложится на подушку, дразня кожу на Анином плече прикосновением, а теплое дыхание путается в волосах…
Сама Аня аккуратно — миллиметр за миллиметром — опускает руки… Мешкает мгновение прежде, чем положить их на тянувшуюся поперек
И снова он лежит с закрытыми глазами, а Аня смотрит в потолок. Слышит, как дышит он, и надеется, что сама дышит тише. Осознает… Улыбается, прикусывает уголок губ, еле заметно даже для себя передвигает пальцы чуть в сторону по его предплечью, чувствует, как он рефлекторно реагирует легким сжатием кожи на бедре. Снова улыбается… Затаивается… Двигает еще раз… Знает, что делает глупость… Но делает.
И чувствует, как желудок переворачивается, когда руки снова летят вверх, а Корней снова же нависает.
— Не поняла, да? — спрашивает будто бы спокойно. Когда видит, что с улыбкой Аня справиться не смогла, щурится… Смотрит несколько секунд в глаза, а потом отпускает руки, становится на колени, берет свою подушку, заставляет Аню приподнять бедра, подкладывает.
Хватается за резинку шорт, тянет вниз, но Аня все же успевает — хватается за нее же, сдерживает, смотрит уже не игриво — испуганно.
— Кончишь — уснешь быстро. И мне спать дашь. Руки убери.
Слышит отрывистое, чувствует, как к щекам моментально приливает жар… И хочется бросить шорты, тянуться к ним…
— Я не… Я действительно п-просто с-спать… — начала что-то лепетать, держать за резинку, как за последнюю надежду… Да только бессмысленно. Потому что Корней отцепил пальцы, стянул вместе с бельем, отбросил, развел в стороны колени, потянулся уже к майке.
— Вверх подними.
Хотела бы и тут воспротивиться, но тон был таким требовательным, что не смогла. Подняла, прогнулась в спине, чтобы легче было снять…
Почувствовала дрожь, когда Корней отбросил майку куда-то за пределы кровати, уперся основаниями ладоней возле ее лица, чуть склонился, глядя хищно.
— Мы обсуждали с тобой, Аня. Ты должна думать, а потом делать. Не думаешь ты — буду думать я. Так ясно?
Звучало более чем угрожающе, Ане стоило бы испугаться, взмолиться, сделать что-то… Чтобы засчиталось за шаг назад, но она просто кивнула. Потянулась руками к его шее, когда наклонился еще ниже, когда прижался к губам, когда протолкнул в ее рот язык, параллельно пуская в ход руку — по боку, сжав бедро, пройдясь по нему от внешней к внутренней стороне… Оторвался, с усмешкой посмотрел в глаза, когда она сама же раскрылась больше, заводясь за считанные секунды. Вот только он не спешил. Насладился разочарованным вздохом, когда она не почувствовала прикосновения там, где хотела… Взял ее руку в свою, приложил к своей груди…
Увидел, что сглотнула… Смотрела в глаза с легким испугом, пока вел вниз… Готова была выдернуть, но держалась… Послушно
— Сдохну раньше времени с тобой.
Совершенно не понимая, что значат эти его слова, потянулась к губам, разочаровалась дважды — когда он не ответил на поцелуй, и когда снял ее руку. А потом задрожала — почувствовав укус на подбородке, скольжение языком по шее, поцелуи на груди… Закрыла глаза, откинулась, охнула, позволяя… Мять и гладить. Прикусывать и зализывать.
А потом еще ниже по животу, по белой линии… Поздно поняла, дернулась…
Свела бы колени, не знай ее Корней достаточно хорошо, чтобы предварительно придержать.
Приподнялась на локтях, замахала головой, глядя испуганно…
— Нет, Корней. Нет. Я… Я не хочу… Мне стыдно. Я так не…
На него — хищного. Возбужденного. Злого. Безапелляционного.
— Тебя кто-то спрашивал? — не считающего нужным сейчас нежничать и убеждать. — Утром сходишь — заявление напишешь. А я задолбался.
Корней произнес, после чего, глядя в глаза — ее, полные стыда и отчаянья, склонялся, будто специально мучая, оттягивая момент, но она сдалась первой. Упала на подушку, закрыла лицо руками, шепнула в них: «божечки»… Будто прощаясь с жизнью, почувствовав первые касания губ — задрожала, а потом…
Снова выгибалась. Мяла простыни руками, подавалась навстречу, закусывала кожу на руке до боли, сдерживала стоны… И не сдерживала тоже. Шептала что-то сбивчивое. Умирала сначала со стыда, а потом от удовольствия — до судорожно сжатых пальчиков на ногах. До дуги в спине и широко распахнутых глаз.
До полного осознания: действительно бывает сильнее. Он не соврал.
И после очень хочется спать. Тут тоже сказал правду.
Уткнуться в его плечо лбом. Закрыть глаза. Знать, что щеки горят. Что его рука опять на бедре, но уже совершенно голом. Не мочь сдержать улыбку… И постоянное желание прижиматься ближе. Из благодарности. Из переизбытка чувств.
Корней снова лежал на животе. Аня — на спине под его рукой. Держала свою сверху, но даже не пыталась двигать. Просто… Чтобы не убрал.
Спать хотела неистово. Но прежде… Запрокинула голову, коснулась губами подбородка, шепнула:
— Спасибо… — Знала, что он хмыкает. Знала, что хочет сказать что-то язвительное, но держится. Не открывает глаз. Снова дышит ровно. Будто… Будто не хочет ее так сильно, что скулы сводит. Что сдохнет раньше времени… — Я тебе нужна, правда?
Аня задает вопрос, замирает… Слышит, что в нужную секунду Корней не выдыхает — чуть задерживается. Потом опускает голову так, чтобы встретиться взглядами. Смотрит долго. Знает, почему она спрашивает. И почему пришла ночью тоже знает. И почему сам не выгнал.